Мэри Бакстер - Сладкое возмездие

– Что такое, девочка моя? На тебе лица нет.

– Мне придется поехать домой, – ответила Кейт с дрожью в голосе. – Мама… получила травму.

– Боже! Что случилось?

– Она обварилась кипятком. Ошпарила руку.

– Ужасно.

– Придется мне…

Роберта перебила ее:

– Боюсь, мне не удастся тебя отговорить, как бы я ни старалась.

Кейт расправила плечи, пытаясь взять себя в руки.

– Да, вы правы, миссис Стрикленд.

Кейт решилась еще раз посмотреть в лицо подруге. Энджи сжала губы в жесткую прямую линию.

– Энджи, пойми, дело даже не в том, что мне позвонили из дому. Сколько можно сидеть у вас на шее? Вы с мамой и так сделали для меня достаточно – более чем достаточно. Когда я пришла в вашу семью перед… рождением ребенка… – Эти слова всякий раз причиняли ей боль. – Я думала, что это ненадолго.

– Но ведь тебе некуда было деваться, верно?

– Да, верно.

– Как я понимаю, тебе и сейчас некуда идти.

– Энджи, прошу тебя, дай мне договорить.

Энджи пожала плечами и демонстративно уставилась на дорогу.

– Сейчас я нужна маме, а отец… мама говорит, он меня не прогонит.

– Подумать только, какое великодушие!

Неподдельное возмущение Энджи вызвало у Кейт слабую улыбку.

– С его стороны – пожалуй, да.

Энджи фыркнула. В другое время Кейт рассмеялась бы, но в последние дни она отвыкла даже улыбаться.

С большой неохотой возвращалась она в Фор-Корнерс, но другого выхода не было. Роберта настаивала, чтобы она съездила домой лишь на пару дней, проведала Мейвис, а потом вернулась бы к ним в Нью-Браунфелс и там окончила школу. Но самолюбие не позволило Кейт согласиться на это. Она и так слишком долго злоупотребляла их добротой и до крайности осложнила им жизнь. Надо было с этим кончать. Всему есть предел.

Кроме всего прочего, жизнь под одной крышей сказалась на их отношениях с Энджи. После рождения ребенка напряжение не исчезло, скорее наоборот. Иногда Кейт казалось, что Энджи избегает оставаться с ней вдвоем.

Но самое главное, что заставляло ее вернуться в Фор-Корнерс, – это Томас. Она решила выяснить раз и навсегда, какое место он отводит ей в своей жизни; она должна была поговорить с преподобным Дженнингсом, чтобы убедиться, что он довел дело до конца, как обещал.

При первой же встрече с Томасом она намеревалась поставить вопрос ребром. Когда будут выяснены все недоразумения, жизнь вернется в прежнее русло – в этом она не сомневалась.

– Эй, ты меня слышишь? – позвала Энджи, когда у дороги мелькнул указатель «Фор-Корнерс».

Кейт стряхнула с себя задумчивость:

– Будь добра, сверни здесь направо.

Энджи метнула в ее сторону уничтожающий взгляд:

– С какой стати? К вашей ферме ехать по другой дороге.

– Знаю. Но мне надо зайти к Томасу.

– Кейт, ты в своем уме?

Лицо Кейт застыло.

– Энджи, прошу тебя, не начинай все сначала. Я и так знаю твое отношение к Томасу.

– Да он просто крыса. Странно, что ты сама этого не видишь.

– Он отец моего ребенка.

– Да уж, отец, нечего сказать: сначала гнал тебя на аборт, а потом еле дождался, чтобы сбыть ребенка с плеч долой.

– Прекрати, Энджи, – прошептала Кейт, чуть не плача.

Энджи, держа руль одной рукой, сжала холодные пальцы Кейт.

– Не сердись. Это все мой дурацкий язык, ты же знаешь.

Кейт попыталась улыбнуться.

– Да, уж я-то знаю!

– Значит, мир и дружба?

– Ладно. Не в первый раз…

– Вообще-то я хорошая.

– Энджи, я буду ужасно скучать.

– Я тоже.

Они помолчали, погрузившись в задумчивость. Наконец Энджи затормозила перед домом Дженнингсов.

– Приехали. – Энджи заглушила двигатель, повернулась лицом к Кейт и пристально посмотрела ей в глаза. – Что дальше?

Кейт облизала пересохшие губы.

– Подожди меня. Я на одну минутку.

– Кое-кто уже стоит у порога.

Кейт охнула и не сразу смогла открыть дверцу. Выбравшись из машины, она направилась по дорожке к дому. Томас встретил ее на полпути. От Кейт не укрылись стиснутые зубы и недобрый блеск в глазах. У нее упало сердце.

– Что тебе здесь надо? – спросил он без обиняков.

Она выдержала его взгляд.

– Мне надо с тобой поговорить.

Томаса прошиб холодный пот. Он воровато стрельнул глазами в сторону дома.

– Отойдем, а то предки увидят. – Он схватил ее за рукав, чтобы спрятаться за огромным дубом.

– Говори, – потребовал он, откидывая волосы со лба.

Мужество покинуло Кейт. Она думала, что разговор будет совсем не таким.

– Я вернулась домой. Насовсем. Хотела тебе сообщить.

– Ну, сообщила. Что дальше?

Кейт взяла себя в руки.

– Я хочу узнать о судьбе ребенка. – Ей не терпелось услышать все до мельчайших подробностей.

– Папа сделал, как обещал.

– Не сомневаюсь, но мне нужно знать, что это за люди.

Томас отвел глаза:

– Люди как люди.

– Это обеспеченная семья?

– Откуда мне знать? Отец не вдавался в детали.

– Тогда лучше мне спросить у него самого.

– Еще чего! – вспылил Томас. – И не вздумай подъезжать к нему за моей спиной. Тогда между нами все будет кончено.

– Томас, как у тебя язык поворачивается? Ведь мы дали жизнь крошечному, беззащитному существу.

Томас побледнел:

– Чтоб больше я об этом не слышал, понятно?

– Однако от этого никуда не деться, правда? – мягко сказала Кейт и дотронулась до его руки.

– Пусть так, но больше никогда об этом не заговаривай. – Он взял ее за руку и заговорил своим вкрадчивым, завораживающим тоном: – Пора возвращаться к нормальной жизни. Надо подумать о будущем.

– А как же…

– Считай, что ребенка больше нет. Придется с этим смириться. – Он посмотрел на часы: – О, уже поздно. Мне пора идти. Я тебе на днях позвоню. – Томас наклонился и чмокнул ее в щеку.

Кейт с болью смотрела ему вслед. Она больше никогда не увидит своего ребенка. Томас примирился с этим; теперь ее черед. Ей, конечно, будет несравнимо тяжелее.

Кейт хотелось убежать, скрыться, побыть одной, но ее ждала Энджи. Не ровен час, подруга пойдет ее разыскивать.

Кейт собралась с силами и понуро побрела назад к машине.

Дома жизнь потекла как прежде. В первый день мать спросила Кейт о ребенке. Кейт рассказала ей, как было дело, но обе они испытывали неловкость от этого разговора, и Кейт зареклась впредь возвращаться к тем страшным испытаниям. Эммитт ни о чем не спрашивал, и Кейт знала причину: он снова начал пить. Он довел мать до полного душевного изнеможения. Единственное, что утешало, – у Мейвис потихоньку заживала рука.

Кейт не могла поверить, что отец согласился принять ее назад. То ли под маской внешней жестокости в нем пробудилось сострадание, то ли мать впервые в жизни настояла на своем. Кейт склонялась к последнему, но не задавала лишних вопросов. Матери понадобилась ее помощь – чего же еще?