Ольга Дашкова - Обрыв

Замираю, сердце пропускает удар. Слежу за его движениями, целует, кладет себе на бедро, накрывая своей горячей ладонью. Едем в тишине, иногда шуршат дворники, расчищая лобовое стекло от налипшего снега. Егор просил меня не думать, я не буду, не сейчас, когда так хорошо.

Ресторан на самом деле большой, просторный, все в современном стиле, два этажа стекла, зеркал, натурального камня, словно воздушных лестниц и огромных окон с видом на набережную в вечерних огнях.

Егор снова тянет меня за руку к столику на втором этаже. Некоторые гости с ним здороваются, кому-то он отвечает, на кого-то не обращает внимания. Скидывает пальто, снимает с меня. Подзывает официанта, заказывает, видимо, все подряд, даже не глядя в предложенное меню, не спрашивая, что хочу я.

– Мне надо отойти, где тут дамская комната?

Официант указывает направление, поднимаюсь, иду вдоль стены, справа перила второго этажа и несколько столиков, слева зеркальная стена с встроенными светильниками. Ресторанный зал гудит голосами и легкой живой музыкой. И тут я понимаю, что мне начинает закладывать уши, сердце нарушает ритм, сбавляю шаг, смотрю вперед, пытаюсь понять, что стало причиной моего состояния.

Хаотично шарю по залу, цепляюсь за фигуру, что идет прямо мне навстречу. Мужчина, темный костюм, черная рубашка, зачесанные назад светлые волосы, одна рука в карманах брюк, другая держит телефон, он с кем-то разговаривает. Губы плотно сжаты, скулы заострены, он наверняка чем-то недоволен.

Я забываю, как дышать, ладони потеют, замираю на месте. Вокруг снуют официанты с огромными подносами, звеня посудой. Я не могу оторвать взгляд от мужчины, он стал еще шире в плечах, мощный, с походкой хищника. Это уже не гиена, а акула, безжалостная, опасная, кровожадная. Это мой муж – Толя Бес, это он шел уверенной походкой дикого хищника мне навстречу.

Понимаю, что надо уходить с дороги, но смотрю на причину своего страха, пронзающего, животного, парализующего. Кто-то толкает меня в плечо, просит отойти с дороги. Очнулась, словно от гипноза, вижу, как официанты открывают двери, видимо на кухню, срываюсь туда, несусь по коридорам, гонимая страхом. Замираю за каким-то поворотом многочисленных коридоров, прислоняюсь к стене, пытаюсь унять дыхание и сердце. Руки холодные, меня потряхивает, хватаюсь за горло.

Не знаю, сколько так стою, совершенно выпала из времени. Кто-то касается моего плеча, вздрагиваю, отшатываюсь, пытаюсь убрать руки, которые меня трогают. Нахожусь в состоянии, близком к истерике. Я думала, это прошло, что такие приступы остались далеко в прошлом, но нет, снова накрыло до боли в сердце и нехватки воздуха.

– Вера, посмотри на меня! Что опять случилось? – узнаю голос Егора.

Он прижимает меня к себе, перестаю сопротивляться, утыкаюсь лицом в его грудь. Я не плачу, но слезы сами текут по щекам, пропитывая рубашку. Меня так резко отпускает истерика, нет сил сопротивляться слезам. Они текут и текут, Егор гладит меня по голове.

– Ну что ты, все, тише, тише, маленькая. Все хорошо. Тебя нельзя отпускать одну даже в туалет. С тобой что-то всегда случается.

– Я хочу уйти отсюда, давай уйдем. Прошу тебя, пожалуйста.

– Конечно, уйдем, как скажешь. Пойдем, заберем вещи и еду на вынос, ты голодная с утра, – Егор тянет меня в сторону зала, сопротивляюсь, слезы снова льются из глаз.

– Нет, нет, я не пойду туда, я подожду тебя здесь, пожалуйста.

Он очень странно смотрит на меня, не задавая лишних вопросов, но я знаю, что они последуют дальше и надо что-то придумывать, снова врать. Противно. Мерзко.

– Хорошо, выйдем через черный ход. Подожди меня здесь, хорошо? Я быстро. Вера, ты понимаешь?

– Да, я понимаю, я не умалишенная, не надо так говорить, – смотрю на него, вытирая слезы, беру себя в руки. – Все хорошо, иди, я жду здесь.

Егор уходит, я сползаю по стене вниз, на пол, обнимая себя за плечи. Воспоминания накрывают не хуже истерики, во всех красках и подробностях.

Вера

– Какая же ты дрянь! Последняя конченая сука!

Толя орал так, что звенела посуда и закладывало уши. В стену напротив меня летело все, что попадалось ему под руку. Пол был усыпан осколками стекла, обломками пластика от разбитых телефонов, настольной лампы. Там же была моя косметика, духи вперемешку с разбитыми бутылками алкоголя.

– Сука паскудная, я готов задушить тебя голыми руками, но я этого не сделаю. Ты обманывала меня все эти годы, водила за нос и держала за лоха.

– Толя, ты слишком все усложняешь, – я сидела на полу в груде осколков когда-то хороших вашей и качественного алкоголя.

– Заткнись, бля..ь Я даже не начал еще усложнять!

Толя не был пьян или под кайфом, он был совершенно трезв, поэтому максимально зол. Это было страшнее, лучше бы он выпил.

– Перестань орать, тебе слышит весь двор, с кучей охраны.

– Мне поебать на охрану, а вот с тобой, моя птичка, мы будем разбираться долго, и я буду орать столько, сколько нужно. А потом, будешь орать ты, подо мной! Ты моя жена! Жена, которая наебывала меня почти три года и лечила о том, что дети – это дар небес. Оказывается, дары неба зависят от одной маленькой сучки, которая просто их не хотела.

Да, Толя хотел детей. Наследника престола, как он говорил. Когда, после года нашего брака, он заикнулся о детях, мне стало страшно. Я не была уж совсем набитой дурой и понимала, к чему приводит незащищённый секс. И еще, я боялась, как бы Анатолий не принес в дом букет венерических заболеваний.

Я просто сделала выводы, сама, имея представление о своем муже, уверенная в его неразборчивых связях. Но я ошибалась. Меня заверили, что шлюхи – это грязь, после того, как я оказалась девственницей, его не тянет больше ни на кого.

–Ты так умело меня обманывала, прикидываясь милой, беззащитной девочкой.

Толя подходит ближе, под подошвой туфель противно скрипит стекло. Словно скребет по нервам. Рывком поднимает с пола, с силой вдавливает в свою каменную грудь.

– Я не трону тебя, моя птичка, – от его горячего дыхания по телу озноб и дрожь. – Ты же знаешь, ты моя сладкая птичка, моя куколка. Но если ты, тварь, еще, хоть раз меня обманешь, я закопаю тебя живьем во дворе дома и посажу там розы.

Сильные руки сжимаются на шее, я смотрю в глаза своего мужа, а там нет ничего. Только холод. Он пробирает до костей и выбивает дыхание из легких. По щекам текут слезы, кислорода не хватает, инстинктивно цепляюсь за его руку, пытаюсь оторвать от себя.

– Я вижу, ты поняла меня.

Мерзкая улыбка, хватка на шее слабеет, его губы впиваются в мои болезненным поцелуем. Кусает, пожирает, сминая до крови, насилуя рот языком. Это так мерзко, так противно и унизительно, слезы продолжают бежать потоками, слезы боли и обиды.