Стася Андриевская - «Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

– Ну-с, больной, приступим…

Вскрыла бинт, вату и сходу взялась было вспарывать старую, промокшую от крови повязку.

– Тю-тю-тю… – Денис поспешно отстранился. – Ты чего творишь? Военной подготовки у вас в школе не было что ли?

Я растерялась.

– Нет. Только ОБЖ.

– И что, не проходили перевязку?

– Не помню уже…

– Ясно. Тогда учись, боец: если не собираешься оперировать на месте или хотя бы зашивать – останавливай кровотечение поверх старой повязки. Ясно?

Морщился, терпел и без конца понукал: «Туже. Туже!» А когда я наконец закончила, велел всё прибрать, и пошёл в коридор – к телефону.

Когда вернулся, мне в глаза бросилась его бледность. Хотя, может он и сразу такой был, просто не до того нам было? Ещё я увидела длинную пластырную повязку на другой руке и выползающий из—под ворота майки жуткий кровоподтёк по центру груди. На его фоне золотой крест смотрелся безмятежным солнышком на грозовом небе. Денис сунул руки в карманы брюк, встал посреди комнаты.

– Ну вот, скоро медика привезут… А что Медведь-то сказал, куда рванул?

Я в который раз пожала плечами.

– Чует, видать, косолапый, что жареным запахло, – усмехнулся Денис. – Твою мать, догадался, кого втянуть! И ты тоже, – он говорил, но на меня не смотрел, разглядывая стены, пол, потолок, – чем думала, когда соглашалась?

– Да я особо и не думала.

– Во-во… Вот это-то меня и пугает. И в горящую избу войдёшь и коня на скаку остановишь, да?

– Если будет нужно.

Он наконец глянул на меня, и от этого взгляда всё внутри сразу связалось тёплым тугим узлом.

– А если бы с тобой что-то случилось? – Говорил спокойно, но чувство было такое, что проводит профилактическую беседу с дитём.

…А мне так хотелось прижаться к нему, хотя бы просто прикоснуться!

– А если бы тебя остановили, нашли оружие, вызвали ментов? Я уж не говорю о том, что ты могла бы попасть к Филиппковским.

– А если бы я не согласилась? Об этом ты не задумывался?

Он усмехнулся.

– Мне туда-сюда и полтос. И даже если бы всё повернулось совсем уж хреново – я уже нормально пожил. А ты… – вздохнул, мотнул головой. – Давай договоримся, что больше ты в такие дела не суёшься, лады? Во всяком случае, я точно не готов расплачиваться тобой. Вообще никак. Ни единой слезой.

Щёки мои пылали, сердце зашкаливало от страха и даже стыда, но слова жгли изнутри, и невозможно было их удержать:

– А я… я не готова потерять тебя! Поэтому, если будет нужно, то и конь и горящая изба. И не запретишь, понял?

Он как-то вдруг оказался рядом, скользнул ладонью по щеке, зарылся пальцами в волосы. Впервые с момента знакомства мы смотрели друг другу в глаза вот так – долго, изучающе. Не знаю, что он видел в моих, а я в его – каждую зеленоватую прожилку, каждую крапинку чайного цвета по краю стальной радужки. А ещё, глубокую усталость, прикрытую непробиваемым упрямством. И… растерянность? Вот тебе и Батя-Стройбат! Человек из плоти и крови, который вот прямо сейчас разрывается на части… Между чем и чем? Он прижал меня к себе крепко-крепко, потёрся щекой об макушку.

– Я и правда дурак, и ты даже не представляешь какой… Просто катастрофический. Но если тогда, осенью, да и потом, под новый год это было теоретически, то уж после того, как собрал о тебе информацию… Надо было просто оставить тебя в покое тогда и всё. Но я не просто дурак – настоящая скотина. И ты была права, когда отшила. Как второй шанс нам обоим. И если бы только всё осталось так, как сложилось… А теперь даже не знаю, как быть. Двадцать шесть лет, Милах. Двадцать шесть! Ты-то понятно – оперишься и улетишь… А вот что мне тогда делать? – Зарылся лицом в волосы, усмехнулся. – Лебединая песня какая-то. Угораздило же.

Я обвила его руками, вдохнула тёплый, лишающий воли аромат его кожи. Едва заметно мотнула головой:

– Не улечу.

– Улети-и-ишь. Никакая клетка не удержит, даже золотая. Не того ты полёта птица, чтобы на золото размениваться, а больше я тебе ничего дать не могу. Перезрел и засох уже для такого. Да и если бы только это…

– Не улечу, правда. Ты только сам не прогоняй больше.

Сказала и замерла в страхе. Щекотливая тема. И, как ни крути, не исчерпанная. Денис отстранил меня немного, посмотрел в глаза. И в его взгляде больше не было растерянности.

– Убью за тебя, запомни. Порву голыми руками, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Поэтому, – помолчал, сощурился, – поэтому впредь думай куда суёшься. – Отвёл взгляд, но тут же поднял его снова. – А за тот раз прости. Психанул, так, что только через пару дней отошёл. И потом только понял, что ты для меня, когда услышал, как плачешь…

Из коридора вдруг раздался грохот – такой, словно кто-то ломал входную железную дверь. Денис замер на мгновенье и тут же потащил меня за собой.

– Спроси кто.

Оказалось Медведь. Просто Денис, когда пришёл, закрылся не на ключ, а на засов.

Встретились они довольно сдержано, я бы даже сказала сухо. Потапыч прятал взгляд, Денис напротив, сверлил его своим. Я понимала, конечно, что мешаю им поговорить по-мужски, но упорно делал вид, что не замечаю этого. Не хотелось, чтобы они разругались из-за меня.

– Разошёлся, что ли? – спросил Медведь, увидев аптечку. – Что-то серьёзное?

– Херня. Милаха подмотала, а скоро уже пацаны должны медика привезти. Как обстановка?

– Как в окопе. У тебя как? Срослось?

– Да, слава Богу! – Денис перекрестился. – Разобрались. Составили письмо, как ответят, оформим землю в дар и подрядимся на строительство через головную контору. Иначе, шакалы не отстанут. Жирный, кстати, клянётся, что у него была информация о моём отказе от притязаний, что просто отдавал объект следующему по очереди.

– Угу. Отказался и забыл стребовать обратно бабло? Красава! Надеюсь, ты его выебал? – Поспешно прижал пальцы к губам, оглянулся на меня: – Пардон, мадам… – и тут же снова к Денису: – И что, кто же там оказался следующий по очереди? Филипповские?

– На первый взгляд нет – вообще залётный какой-то. Но чую, что подсадной. Боярская покопает ещё.

Медведь кинул на меня осторожный взгляд, качнул головой.

– Под неё бы под саму покопать.

– Разберусь. Уж тут методы воздействия не меняются.

– Знаю я твои методы, – качнув головой, вздохнул Потапыч. – А бомба два раза в одну воронку не падает, не забывай.

И они, почему-то, одновременно глянули на меня. Повисло неловкое молчание. Я поняла, не дура.

– Может, вам пельменей сварить?

– Отлично! Да, да, конечно! – в один голос откликнулись мужики, и мы все вместе сделали вид, что так и надо.

Не успела ещё вода закипеть, как снова кто-то пришёл. Мужские голоса, суета… Я прислушивалась к происходящему и при этом меня не оставляло чувство, что я что-то упускаю. Что-то очень важное. Так бывает, когда соберешься что-то сказать и забудешь что именно. Или наоборот, слушаешь кого-то, а потом разговор прерывается, и остаются острые вопросы, а какие именно – не помнится.