Иман Кальби - Она моя…

Эта идея пришла ко мне спонтанно. На одном мероприятии, совершенно тупом, честно говоря. В очередной раз в поисках тем я поперлась на концерт в Дом Оперы. Я даже не помню, что это было… Какие- то дети устроили показательное выступление в честь отбывающих на фронт военных – дико политизировано и примитивизировано, как это обычно бывает со всем, что связано с официальной пропагандой и детской самодеятельностью.

Там, в фойе, я и увидела Его. Даже не увидела, нет. Помню, как сердце ушло в пятки, когда к прозрачным дверям ярко залитого солнцем зала подъехали три шикарные машины и из центральной двери легкой походкой выпорхнул Он. Высокий, уверенный в себе, расслабленный, невыносимо красивый – темно- пепельные густые непослушные волосы, светлая кожа, легкая щетина, голубые глаза. Он был в джинсах, расстегнутой небрежно на шее темной рубашке и пиджаке в стиле кэжуал. Такой, непринужденный красавец, смотревший на всех одновременно и добродушно, и снисходительно, потому что понимал с детства – равных нет и не было. Не от кого ждать конкуренции. Его охранники вмиг собрали вокруг него невидимый щит недоступности, хотя он со всеми был максимально приветлив.

В тот день я в числе еще сотни других гостей этого нелепого мероприятия смотрела на его истинную звезду. Именно на него пришли поглазеть все эти люди, как бы умилительно маленькие детишки ни пели патриотические песенки о Сирии, на Него – самого популярного и желанного мужчину в сирийском правящем классе, неофициальное лицо режима, одного из самых влиятельных его теневых руководителей, самых амбициозных и перспективных. Тридцатилетний красавец, он не сходил ни с местных, ни с западных таблоидов. СМИ его любили и ненавидели, потому что именно он с легкостью ими дирижировал, как хотел, являясь негласным руководителем сирийской пропаганды, одним из авторов и хранителей его идеологии. И при этом ни одного интервью, ни одного слова прессе. И если и был в Сирии человек, более обожаемый или ненавидимый, чем Президент, то это был его неофициальный родной племянник Васель Увейдат. Я смотрела на него и понимала – вот Он нужен мне для интервью. Смогу его получить – выиграю джек пот.

Меня он даже не заметил, конечно. Быстро проследовал с организатором этого глупого торжества в зал. Да и чего я ждала? Знаете, когда видишь таких мужчин, невольно хочется, чтобы они пробежали по тебе хотя бы легкой, небрежной улыбкой. О таком обычно помнят годами. Это то, что тешит женское эго. Ради чего мы красимся, одеваемся и прихорашиваемся, кто бы что ни заливал, что делается это исключительно для себя.

Влада задумалась, машинально поправила волосы, словно прихорашиваясь, словно действительно воспоминания переносили ее в тот день и в тот зал.

– Не то, чтобы я была в себе не уверена. Но мою привлекательность нельзя назвать шокирующей, зачаровывающей… Я достаточно объективна и критична сама к себе.

Доктор не стала ее перебивать, задумалась над ее утверждением. Вроде бы, действительно, Влада относилась скорее к тому типажу женщин, которые влюбляли в себя при более близком знакомстве. Тогда, когда открывался их шарм, очарование, внутренняя харизма и природная сексуальность, заложенная в генетическом коде… Но вот можно ли было так влюбиться в нее с первого взгляда, да еще на отдалении? Смотря на бледную, осунувшуюся от депрессии девушку, поверить в это было трудно. Но умудренная опытом доктор как женщина все- таки понимала, во Владе было главное – порода. Даже в этом дурацком больничном халате, без макияжа, с собранными волосами, она все равно приковывала к себе внимание. Стройная, даже худощавая. В то же время, очень женственная. Томные светло- карие глаза, на солнце светящиеся янтарем, пухлые губы, очень редкого медового оттенка натуральные волосы…

Влада тоже молчала, вспоминая ту себя. В последние недели она редко смотрелась в зеркало. Не хотела, боялась, незачем. В ее восприятии она была все еще в том образе себя самой. Она мало красилась… Пудра. Бесцветный блеск для губ… Исключением были глаза. Она всегда их подводила черным. Так ей еще в 17 лет посоветовала тетка. Бэлла Константиновна знала толк в красоте. В своих шестьдесят она могла дать фору многим сорокалетним. Она сказала, что это еще больше подчеркивает «янтарь» ее глаз. В Москве ее макияж «смоки айс» часто относили к увлечению восточной культурой, но познакомившись с арабским миром в реальности, она поняла, что ее мейк ап был несоизмеримо более легким, чем у арабок. Те обычно мазали глаза несколькими слоями сурьмы, обрамляя их обильным количеством теней и туши. Со временем она даже пришла к выводу, что ее макияж скорее не метод привлечь внимание, а способ защитить себя… Эта мысль посетила Владу после того, как она прочитала, что на древнем Востоке, в частности, в Месопотамии или Египте, все мужчины и женщины для защиты от злых духов и сглаза обводили свои глаза черным цветом…Но Владу от злых духов такой прием так и не защитил…

– Влада, Вы уже минут десять просто молчите. Все нормально? – Анна Петровна вернула ее к реальности.

– Все таки я очень устала и хочу уйти, – она приподнялась на лежанке и потерла глаза.

Влада злилась на саму себя. С ее стороны было ошибкой что- то рассказывать назойливой докторше. На что она надеялась? На облегчение? На понимание? Не получила ни того, ни другого. Уже в своей палате, лежа на кровати и смотря в окно на падающие с белого неба первые снежные хлопья, она вспоминала дальше. Эти воспоминания были только ее. Ими она не будет делиться, ни за что. Она закрыла глаза, словно желая вернуться обратно туда, в тот день.

Васель Увейдат. «Золотой внук», – шептали ему в спину. Его называли фамилией матери Увейдат только потому, что он родился вне брака. На самом деле он был истинным Васелем Али. При том, почти точная копия своего отца Хусейна Али – старшего сына первого президента Сирии Захида Али. Хусейн трагически погиб в авиакатастрофе более двадцати лет назад. Любой работающий в Сирии иностранец знал, что старший сын Захида был реальным преемником главы государства, и воспитывался именно для этого. Все к этому шло, если бы не трагическая случайность, когда управляемый им спортивный винтовой самолет разбился и унес жизнь молодого мужчины в самом расцвете лет… Хусейн во всем должен был быть номер один – лучший водитель, лучший пловец, лучший наездник, лучший пилот… Нельзя быть лучшим во всем… Это вызывает зависть богов…

Горе было неописуемым у всей страны… Официально наследников неженатый сын не оставил, так как был «слишком молодым». Но неофициально все знали – молодым для старости, но не для того, чтобы делать детей. Тот факт, что он был холост, не помешал ему завести роман с одной местной красоткой. Да что там одной, у него их были сотни. Та самая просто оказалась умнее…Или наоборот, глупее… Хусейн скончался в возрасте 32 лет, тогда, когда Васелю было уже целых 11 лет. Как сплетничали в Дамаске, сразу после того, как девушка из семьи Увейдат забеременела, мать Хусейна, жена Захида Али Мадлен, заставила всю их семью переехать на Кипр. За неделю им купили шикарную виллу в районе Айя Напы, а на счет в одном из оффшорных банков Кипра бросили солидную сумму денег. Мальчик рос вдали от родины, пока не произошла трагедия с его отцом. Поговаривали, что убитый горем Захид Али за день состарился на десять лет, впал в глубочайшую депрессию, отказался от воды и еды. Мудрая жена, годами сносившая его самодурство и загулы, знала, что делать, нужно было дать убитому горем отцу хотя бы «частичку» сына. Мальчика вернули на родину. С тех пор Васель Увейдат рос под крылом президентской семьи, как ее неотъемлемая часть, но в то же время, под фамилией матери. Мудрая бабушка и тут все предусмотрела – мальчик должен был радовать глаза дедушке, но не покушаться на трон – это место было завещано перейти ее среднему сыну Басему Али, родному брату погибшего Хусейна, как это в итоге и произошло. Еще один ее сын – самый младший, самый неуправляемый и дерзкий из детей Авад, разница в возрасте у которого с Васелем была всего семь лет, так и не нашел общего языка с новоявленным родственником. Но опять же, об этом только ходили слухи. Формально, перед камерами, на семейных фото и государственных приемах, семья являла идиллическую картину.