Елена Левашова - Мама для чужого сына

– Хорошо, подожду.

Светло-серая дверь приветливо поддается моим рукам. Глеб убегает, а я смущенно застываю на входе, любопытно оглядывая просторную комнату. Ярко-желтый пластиковый стол, обитые серой тканью стулья, стоящие по кругу, плазменная панель во всю стену. Делаю шаг и сразу же получаю ощутимый тычок между лопаток.

– Чего застыла, квашня? Проходи, давай!

– Ой, извините, – оборачиваюсь, завидев странную девушку за спиной. – Проходите.

– Да ты не обижайся, – улыбается она. – Просто день такой сегодня… Зараза, с утра не клеится.

Девчонка снимает с головы черную трикотажную шапочку, освобождая пышную малиновую шевелюру. Знаете цвет разбавленной в воде марганцовки? Вот такие у нее волосы. Опускаю взгляд, замечая в ее руках огромный черный чемодан.

– Ты кто, крошка? – девушка устало сдувает со лба прядь и стягивает с плеч черное длинное пальто.

– Я Лика, выиграла конкурс ведущих.

– А я Поночка.

– Как? Прости, я не расслышала…

– Ульяна Панова, но все зовут меня Поночкой. Веду рубрику «Утро-сити» на радио. Ну, будем знакомы. – Она протягивает мне ладонь с коротким черными ногтями и обилием массивных серебряных колец, а я неуверенно ее пожимаю. – Да отомри ты, Лика! Тебе, кстати, квартира не нужна? Меня сегодня соседка выгнала.

– Нужна. – Оживляюсь я. – А почему выгнала?

– Я потоп устроила. Вернее, не я… – Уля неловко прикусывает покрытую бордовой помадой губу. – Трубы старые, вот и лопнули. А на кого можно повесить потоп? Конечно, на квартирантку! – Поночка всплескивает руками и плюхается на стул. – Я аккуратная, не курю. Мужиков, правда, вожу изредка.

– Только мне нужна квартира недалеко отсюда, – тараторю, присаживаясь напротив Ули.

– Заметано, тогда гоу за мной! У меня и тачка имеется – старое корыто, но все же… – Уля мечтательно закатывает глаза.

– Я жду Идею Георгиевну. Глеб попросил.

– О-о-о! Пойду-ка я отсюда. Даздраперме лучше на глаза не попадаться, а то… начнутся нравоучения. Короче, Личка, вот мой номер – освободишься, звони. Поедем на встречу с риэлтором вдвоем.

Ульяна протягивает мне визитку. Шумно вздыхает, одевается и тянет рукоять чемодана за собой. Звук колесиков по мраморному полу отдается эхом от высоких стен коридора. А потом к нему примешиваются торопливые шаги и голоса. Похоже, комиссия решила почтить меня вниманием. От волнения подскакиваю с места и приосаниваюсь, как солдат на параде.

– Анжелика, – первой заходит Идея Георгиевна. Подтянутая, одетая в стильный брючный костюм – она вызывает во мне трепет. – Вы мне понравились. – Сухо бросает женщина, поджимая губы. – Завтра Глеб Андреевич введет вас в курс дела. Рубрика выходит два раза в неделю по вечерам.

– Спасибо вам, – киваю я, складывая пальцы в замок. – А какую рубрику я буду вести?

– Пока никакую, милочка, – Идея издает короткий смешок. – Вам нужно работать с голосом, убирать зажимы, делать дыхательную гимнастику, речевые упражнения. Опять же, с надключичным и гортанным дыханием нужно что-то делать. Пока с вами будет Ксения Ивановна заниматься. – Из-за спины «Даздрапермы» выглядывает та самая брюнетка в очках из комиссии.

– Спасибо вам, Идея Георгиевна. Я вам очень благодарна, – неуверенно бормочу я.

– Пока не за что. В прямом эфире будете говорить пару предложений. Ксюша вам поможет поставить голос, управлять им… Поете вы прекрасно, – смягчившись, добавляет она.

– А кто мой соведущий? Вернее, с кем я…

– Глеб Сомов. – Довольно произносит Идея.

«Кучеряшка» счастливо улыбается. Вот так, Личка, в один момент жизнь подбрасывает такие сюрпризы, что диву даёшься! Я теперь не только официально работаю – но еще и с двумя красавчиками сразу!

– Идем, Лика, я провожу тебя в отдел кадров. – Глеб взмахивает рукой. Отрываюсь с места, неуклюже ступая по серому ковролину.

Идея с Ксенией прощаются и вальяжно, как речные баржи, уплывают по лабиринтам коридоров. Пока я прихожу в себя от свалившихся на голову событий, Глеб что-то бесперебойно говорит… С трудом улавливаю что – думаю об учебе, Мэйсоне, Джордане, Ольшанском, папе… Но одна фраза Глеба все же врывается в затуманенное мыслями сознание:

– Анжелика, а что ты делаешь вечером?

Лика.

– А вечером я, похоже, переезжаю, – смущаюсь от пронзительного голубого взгляда, устремлённого на меня. – Вы бы… ты бы… хотели позаниматься?

– Можно на ты, Лика. – Улыбается он. – Я бы хотел ближе познакомиться с таинственной певицей, случайно залетевшей к нам на огонёк. Но теперь, вижу, что не получится.

– Почему? – слова даются так тяжело, будто горло сжимают тиски.

– Сама же сказала, что переезжаешь. Помощь нужна? Я на колесах.

– Не знаю. Как-то это… неудобно. Мы с Улей договорились созвониться. Она меня ждёт, наверное?

– Будете с Поночкой вместе жить? – Глеб слегка щурится и довольно потирает ладони. – Здорово! Она классная девчонка. Давай так – запиши мой номер и, если понадобится помощь, звони.

Послушно выполняю просьбу Глеба и, набросив на плечи пальто, вылетаю на улицу. Мне нужен кофе – горячий и терпкий, обжигающий, с ароматной пенкой сливок на поверхности. Отчего-то при мысли о кофе, я вспоминаю Джо… И то, как идеально смотрелись его смуглые руки на моих молочных бедрах.

– Мы идеально подходим друг другу, да, Энджи? Посмотри, как моя кожа оттеняет твою. Мы, как…как молоко и кофе. Иди ко мне…

– Ага, еще скажи, как рассвет и закат, лед и пламя. – фыркнула я, жеманно закатывая глаза.

– Иди ко мне, Эндж. Детка… Я хочу тебя… Снова хочу.

Он обнимал меня, прижимал к гладкой, мускулистой груди, а я шептала в бездну:

– Ты ненасытный, Джо…

Господи, когда же это кончится? Воспоминания, сожаление, опоздавшее прозрение… А, может, мне не стоит забывать? Напротив – хранить в памяти то, что осталось от нас – слова, обрывки песен, фотки из галереи, улыбки? Хранить то, чего никогда не вернуть… Глотаю горячий капучино, сидя на лавочке в сквере, и покручиваю в руках телефон. Ах, Джо, зачем же я приперлась к тебе в офис? Устроилась няней к малышу Мэю? Это же, как танцы на стеклах – сладкая боль. Наркотик, приносящий муки, но и без него никак не жить… Открываю галерею и смотрю на фото Мэйсона, сделанные украдкой: пухлые щечки, глаза-вишенки. Ты будешь таким же красавчиком, как твой дядюшка, Мэй. Скучаю, хотя прошло всего-то ничего с нашего расставания. Сминаю бумажный стаканчик и отбрасываю его в урну. Пора жить дальше, Личка – работать ведущей, петь, встречаться с мужчинами, учится снова любить… А, может, надо было согласиться на предложение Глеба? А, почему нет? Парень симпатичный, но… А нет никаких «но»!

Вынимаю смартфон и ищу статью, опубликованную совсем недавно популярным репортером «Московского бомонда» Ильей Озеровым: