Галина Милоградская - Любить нельзя. Расстаться

Её губы сухие, обветренные, как и его. Привкус крови мешается со слюной, рука на затылке сжимается неожиданно крепко. Никита целует, не думая, зная – это его последний шанс, другого может уже не быть. Целует нежно, сминая её губы своими, сплетаясь языком. С трудом оторвавшись, прислоняется лбом ко лбу и шепчет:

– Я тебя люблю.

Воспоминание горчило, как настойка на степных травах. Печальная улыбка на губах Светы отразилась в его душе, взгляд опустился на нервно стиснутые руки. Кольцо она так и не сняла. Собственная рука показалась голой, большой палец постоянно скользил по безымянному, натыкаясь на непривычную пустоту. Никита беззвучно вздохнул и отвернулся, прислушиваясь к Генке.

Самое счастливое воспоминание. Сергей задумчиво улыбнулся: у него оно тоже было, похороненное в коробке с тем, о чём лучше не вспоминать. Он поднял глаза на Инну – просто потому что не мог не. И запнулся, подавился воздухом, проваливаясь в пристальный взгляд. Помнила, конечно, она помнила. Как потерялись в походе, как прятались от грозы в заброшенном домике, как он пытался залечить её ссадины, а вместо этого…

У Инны натренированная спина, неглубокая впадина позвоночника, талия, только с виду хрупкая, крепкие плечи. За нарочитой слабостью и яркой внешностью – гибкое тело спортсменки. Кожа светлая, почти белая. Не особо задумываясь, что делает, Сергей перекидывает свалявшийся золотой хвост через плечо, обнажая спину полностью. Инна застывает, почти не дыша: происходящее всё меньше напоминает заботу и всё больше – ласку.

Его дыхание едва задевает шею, от жара, исходящего от тела, кожа зудит колкими мурашками. Инна чувствует, как натягивается струна глубоко внутри, под диафрагмой. Это странно и одновременно приятно, волнующе. Она наблюдает за его рукой: длинные пальцы слева от бедра опускаются в миску, полощут платок, перебирая, и вода становится коричнево-бордовой. По-прежнему не говоря ни слова, он возвращается к спине. Ведёт по левой лопатке, вниз, иногда соскальзывая к животу. Снова и снова обводит рёбра под грудью. Испуганно поднимается вверх, к плечам, боясь, что переборщил. Смывает пыль, пот, кровь с плеч и предплечий. С сожалением поднимается, и Инне тут же становится холодно. Она не оборачивается, не двигается, почти не дышит, когда он возвращается со свежей водой. Вновь гладит уже чистую спину и нерешительно застывает у резинки лифчика. Задевает ту кончиками подрагивающих пальцев, обводит контур.

Сергей теряется от нахлынувших эмоций. Нереальное, сюрреалистическое настоящее. Томление, сжавшееся в животе. Слипшиеся лёгкие, не дающие вдохнуть нормально, полной грудью. От её запаха его ведёт: верхняя нота – дождь. Свежесть, смешанная со слабым запахом крови. Средняя – пот, персики и миндаль. И нижняя, последняя, глубокая, от которой начисто срывает крышу – сладковатый мускус и, неожиданно, магнолия. Цветок с восковой бледностью. Упругий с виду, нежный на ощупь.

Он всё ещё держит всё под контролем. Или ему это просто кажется. Гладит шею, слегка сжимая мокрый платок, отчего успевшие нагреться капли текут по груди вниз, теряются в ложбинке. Сергей невольно следит за каплями взглядом, сглатывает. Одна рука на шее, вторая неосознанно продолжает водить по тугой резинке на спине самыми кончиками пальцев. И вдруг Инна громко выдыхает. Тело моментально деревенеет, Сергей готов отпрянуть при первом же слове. Пока ещё можно неловко пошутить. Списать всё на стресс. На то, что слишком крепко приложило головой. Он готов отпрянуть, но не делает этого, застыл. Только сердце стучит так громко, гулко, ломая рёбра изнутри.

Рука Инны ныряет за спину. Сергей ждёт – сейчас отведёт его пальцы, сожмёт крепко, разразится ругательствами, выставит идиотом. Готов. Вместо этого, она касается крючков лифчика и дёргает их, пытаясь расстегнуть. Он мягко накрывает её пальцы своими, помогает. Резинка расходится с тихим щелчком металла о металл. Звук наждаком проходится по нервам. Инна ведёт плечами, и лямки сползают к локтям. Ещё движение – лифчик летит в сторону. Она опирается о его колени ладонями, прижимаясь к груди. Откидывает голову на его плечо и закрывает глаза.

После были мечты о том, как расскажут отцам, которые мечтали их поженить, и тихий усталый смех, когда пытались представить реакцию Димки. Почему они тогда остановились, почему не пошли дальше? Сейчас сложно было найти окончательную причину. Слишком много тогда было всего, только успевай реагировать. Горло сжалось, под водолазкой запекло. Криво улыбнувшись, Сергей встал, вышел, на ходу доставая сигареты. Отошёл от входа, прикурил, глубоко затягиваясь. Хлопнула дверь за спиной, и надежда зажглась так ярко, что ослепила на миг. Это оказался Никита. Молча, он встал рядом, засунув руки в карманы.

– Вижу, твоё воспоминание тоже перестало быть счастливым, – устало произнёс он, глядя прямо перед собой.

– Нет, – Сергей снова усмехнулся, сизый дым хлынул из ноздрей, – оно всё ещё счастливое. Только… Жаль, что это в прошлом.

– Жаль, – эхом откликнулся Никита. Они ещё немного постояли, думая каждый о своём, потом Никита улыбнулся. – Удачи тебе с новым начальником.

Сергей закатил глаза и покачал головой – как раз в этот момент Лёша что-то громко закричал, и его крик подхватили остальные. Кажется, непредсказуемости и суеты в его работе прибавится в разы…

Когда они вернулись, количество бутылок увеличилось, а глаза заблестели ярче. Никита сел, стараясь не задеть Свету. Подобрался, почувствовав жар, исходящий от её разгорячённого тела, и потянулся к бутылке. Завтра ему, в отличие от многих собравшихся здесь, идти никуда не надо.

– Никита Сергеевич, спасибо за службу, – пробасил кто-то за спиной. Никита удивлённо обернулся, глядя на одного из сотрудников, которого он смутно помнил в лицо.

– Спасибо за службу, Никита Сергеевич, вы отлично справились! – крикнул кто-то из-за соседнего столика.

– Никита Сергеевич, спасибо!

– Спасибо!

Голосов становилось всё больше, и вскоре каждый, кто сидел в зале, искренне благодарил Никиту. Кто-то начал вспоминать, что было сделано за эти годы. Кто-то – как Никита лично помог. И все как один сходились во мнении, что провожают на заслуженный отдых великолепного специалиста. Никита слегка растерялся – никогда не считал, что заслуживает благодарность в таких количествах. Он просто делал то, что велит долг, порой делал вопреки желанию, порой злился на свою работу. Но оказалось, что люди действительно видели то, как он меняет город, видели и ценили это. Когда поток благодарностей иссяк, Никита посмотрел на Свету: неестественно прямая спина, полыхающие щёки и странно блестевший взгляд. Желание обнять её, просто прижать к себе, позволяя взять себя в руки, стало таким осязаемым, что пришлось вновь потянуться к бутылке, только бы не касаться её, не выставлять себя дураком в очередной раз. Слова, жестокие в своей беспощадности, звучали в голове каждый раз, стоило Свете заговорить.