Татьяна Бочарова - Соло для влюбленных. Певица

Лариса, встряхивая мокрыми после душа волосами, зашла на кухню. Неубранная с вечера еда, оставшаяся от их с Милой посиделок, засохла на тарелках и имела весьма непрезентабельный вид. Лариса бодро составила посуду в мойку и повернула кран. Вода потекла микроскопической струйкой. Лариса в досаде крутанула кран до предела, и тут ей в лицо неожиданно брызнул неуправляемый водяной поток. Она испуганно закрыла вентиль, вспомнив, что уже неделю собирается пригласить сантехника. Очевидно, по возвращении из театра надо будет все же сделать это. Как бы ни было ей страшно и муторно после вчерашнего, жизнь-то продолжается. И посуду мыть надо, ничего не поделаешь.

Лариса вздохнула, сложила тарелки стопкой, поставила на них сверху рюмки и унесла все это хозяйство в ванную. Там под струей воды она смыла с фарфора пищевые остатки, затем перетерла посуду полотенцем и вернула на место, в горку.

Далее с полки рядом был извлечен фен и им высушены волосы. Ярко-красный топик и ослепительно белая юбка – то, что идеально подходит для сегодняшнего дня. Никаких полутонов, никаких мрачных или робких оттенков! Лариса секунду подумала, затем распаковала новый косметический набор, купленный давно, но все ждавший своего срока. Долго гримировалась, тщательно, по нескольку раз проводя линии у глаз и по краям губ, пока не увидела в зеркале идеально гладкое, персикового оттенка лицо с большими, выразительными глазами.

Лицо было ослепительно красивым, но мертвым. Косметика ничего не смогла поделать. Лариса махнула рукой, спрятала набор в ящик трюмо и вышла во двор.

С каждым шагом к машине ей становилось все страшней, и она изо всех сил сопротивлялась этому страху, старалась не подчиниться ему, не допустить, чтобы он проник внутрь ее, сковал, поработил.

Щелкнула клавиша магнитолы. Оглушительно и весело грянул какой-то сингл. Лариса поставила громкость на полную мощь, стараясь отвлечься от каких бы то ни было мыслей.

Машина неслась по малолюдным улицам, из полуоткрытого окошка дул свежий ветерок.

Остановиться? Повернуть назад? Плевать и на репетицию, и на спектакль, лишь бы не видеть Глеба, не встретиться взглядом с его глазами, не прочесть в них тень страшного, неумолимого. Того, что слышала вчера по телефону.

Правая нога Лариса скользнула на тормоз и, не нажав его, замерла. Потом переместилась обратно на газ. Нет! Пути обратно уже нет. Пусть все будет, как будет. Она завернула налево, затем направо и затормозила у дверей театра.

На ступеньках стоял Артем и глядел на подъезжающую «ауди».

Ларисе вдруг показалось, что она не видела его целую вечность, хотя не далее чем позавчера они почти полдня провели на сцене вместе. Просто весь последний месяц Лариса почти не замечала окружающее, а сейчас внезапно опомнилась, с удивлением вглядываясь в знакомые, но немного забытые лица.

Артем подождал, пока она закроет машину и подойдет поближе.

– Привет.

Привет, – это было первое слово, которое Лариса произнесла вслух с того самого момента, как вчера схватила телефонную трубку. Голос оказался севшим и надтреснутым. Артем слегка нахмурился, но ничего не сказал. Вместе они вошли в фойе, молча поднялись на второй этаж.

Перед входом в зал страх надвинулся на Ларису с новой, удвоенной силой. Стоящий рядом Артем показался ей вдруг единственным спасением. Ларисе отчаянно захотелось, чтобы он заговорил с ней, спросил, что с ее голосом, или хотя бы поинтересовался, все ли у нее в порядке. Раньше он делал это довольно часто.

Теперь Артем молчал и уже собирался толкнуть вперед тяжелую дверь. Сейчас они войдут в зал, разойдутся по своим местам за кулисами. И Лариса останется наедине с преследующим ее кошмаром.

Она безнадежно опустила голову.

Артем вдруг остановился на пороге зала, потянул назад полуоткрытую дверь.

– Лара.

Лариса вздрогнула. В обычно спокойных, серых глазах Артема на мгновение вспыхнула тревога, будто он услышал Ларисин безмолвный, отчаянный крик о помощи.

– Лара… ты… – он замялся, точно ожидая, что она заговорит первой, скажет ему все то, что он прочел в ее взгляде.

Но на Ларису точно столбняк нашел. Не находилось слов, не было сил начать, вымолвить хотя бы звук. Если бы он спросил! Почему он замолчал, почему!

– Ты… – голос Артема неуловимо изменился, точно он принял нужное решение. – Ты будешь петь каденцию в нашем дуэте? Я имею в виду вторую картину.

Лариса почувствовала, как тает ее последняя надежда. Надежда на понимание и спасение. Что ж. Так даже лучше. Она бросилась в свою страсть, как в омут, с головой, ни с кем не посоветовавшись, никого не спросив. И отвечать за все будет одна.

– Буду, – твердо проговорила она, слыша вновь обретенные чистоту и звучность голоса.

Эту каденцию, небольшой, колоратурный вокализ в окончании дуэта, Лариса придумала сама, еще в самом начале репетиций Верди, и рискнула показать свое сочинение Лепехову. Тот остался очень доволен и убедил ее исполнить на премьере дуэт в своей редакции. Сначала Лариса смущалась, но потом освоилась и стала петь каденцию на каждой репетиции. В последнюю неделю у Ларисы в вокализе что-то разладилось, перестали браться верхние ноты, и она стала подумывать, чтобы пропеть дуэт с Артемом в том виде, какой он имел изначально. Однако окончательного решения Лариса так и не приняла. До этой самой минуты.

– Точно буду, – повторила она и, не дожидаясь, пока Артем откроет перед ней дверь, толкнула ее сама и вошла в зал.

Ничего не случилось. Не сверкнула молния, не грянул гром, она не упала замертво. Глеб стоял прямо перед ней у самой сцены и улыбался, приветливо и лучезарно. Улыбался ей. И смотрел прямо на нее, не сводя ласковых, темных глаз.

Ошибка? Выдумка? Бред? Но тогда кто? Кто?!

Лариса не спеша подошла, положила руку на обитый бархатом бортик сцены.

– Отлично выглядишь! – Глеб едва заметно скользнул взглядом вокруг и снова перевел его на Ларису. – На все сто! Тебе идет красный цвет.

Я его терпеть не могу, – холодно проговорила Лариса, стараясь неуловимо проследить за тем, кого пытался поймать глазами Глеб в набитом артистами и музыкантами зале. Но сделать это было невозможно. Кругом сновал народ, каждый был занят своим делом, никто не обращал на них ни малейшего внимания.

– Послушай, – Глеб понизил голос, – мне очень стыдно за вчерашнее. Ей-богу, это правда!

«За какое вчерашнее?» – едва не вырвалось у Ларисы, но она продолжала молчать, спокойно и выжидающе глядя на Глеба.

– Я знаю, я вел себя, как последняя свинья, – он обнял ее за плечи. Сначала осторожно, потом, не встретив сопротивления, уверенней. – Пожалуйста, прости. Давай все забудем. Просто ты явилась без предупреждения, наговорила всяких сверхъестественных вещей… Ну сама подумай, похож я на убийцу ребенка? – Он жизнерадостно улыбнулся. У Ларисы по спине прошел холодок.