Ирина Быстрова - Всему свое время

Петя ужасно не хотел, чтоб я ехала в Москву. Оттого что там Ирка. Он не любит ее. Говорит, она плохо на меня влияет. Мне даже пришлось попросить Ирку, чтоб письма она писала мне «до востребования». От греха подальше.

Бывает же так, мы не виделись с Иркой сто лет, а встретились – и будто не было разлуки. Все-таки старые друзья – вещь великая. Вот только жаль, что с каждым годом их становится все меньше и меньше. Честно сказать, у меня и раньше с ними не густо было, а сейчас вообще осталась одна только Ирка, которой можно поверять свои мысли без опаски. С ней я не боюсь, что она кому-нибудь об этом разболтает и будут потом какие-то совершенно незнакомые люди перемывать мне кости. А бывает и так, что самой тебе перескажут твою собственную жизненную историю, уже прошедшую не через одни руки, обросшую подробностями, которых на самом деле и не было, но которые придают истории привкус анекдота. И предложат посмеяться вместе со всеми над незадачливостью героини, или повозмущаться ее неприспособленностью к современному миру, или посочувствовать ей (это реже). И ты не знаешь, то ли действительно тебе смеяться над собой, потому что узнаешь себя с первого мгновения, то ли возмущаться, то ли сочувствовать. Сочувствовать обычно хочется чаще всего. А еще поплакать оттого, что никому ты, собственно, не нужен со своими бедами и чаяниями, кроме как себе самому. И возможно, родителям. Моих-то уже нет в живых, а с сестрой у нас никогда не получалось найти общий язык.

Вот Ирка – дело другое. Она мне за всех родственников, вместе взятых. Что странно, потому что Ирка никогда не церемонилась со мной, всегда говорила то, что думает. Даже пыталась расстроить свадьбу. Интересно, если бы ей удалось тогда, как могла бы сложиться моя жизнь? Вообще, не очень люблю давать волю своему воображению на этот счет, потому что в голову лезет всякая чепуха.

А Ирка со временем перестала донимать меня своими шпильками. Еще немного подкалывала в письмах, но в какой-то момент как отрезало. И сколько я потом ни жаловалась ей на свою жизнь, она никогда не позволяла себе больше ничего ехидного или неприятного в ответ. А может, просто ей стало некогда?

Теперь она большая шишка в своем банке. И вообще, как ловко она все устроила, чтоб зацепиться в Москве! Нашла где-то возможность прописаться и уже от этого стала плясать. Работала сначала куда возьмут, потом обросла связями и попала в банк. Говорит, чтоб взять кредит на квартиру. В результате работает в этом банке уже восьмой год. Начальник отдела. Не помню только какого. Ее недавно назначили. Надо бы спросить в первом же письме, а то неудобно. Для нее это так много значит. Я имею в виду работу, карьеру. Мне сложно даже представить, что человек может быть так помешан на своей работе. Хотя Петя тоже день и ночь пропадает в офисе, но ведь он мужчина, а для женщины это все-таки нетипично, что бы там Ирка мне ни говорила.

Жаль, что личная жизнь у нее не складывается. Замуж выйти никак не получается. Она, конечно, утверждает, что не очень-то и рвется, но кто бы ей поверил. Обычные отговорки любой незамужней женщины старше тридцати. Всем без исключения хочется замуж, но кто-то попадает в «дамки» довольно быстро, а кто-то ковыряется, перебирает, ищет своего единственного. Только не задумываются никогда, что, чем старше становишься, тем сложнее найти себе пару. И не потому, что одиноких мужчин в возрасте за тридцать меньше, чем неженатых парней. Собственные-то претензии растут, распухают, и наступает момент, когда ни один из окружающих мужчин тебя не устраивает.

Думаю, с Иркой случилось как раз именно это. Конечно, как ей теперь подобрать пару, когда она зарабатывает кошмарную кучу денег, имеет шикарную квартиру, ездит куда захочет и кроме как вкалывать с утра до вечера успевает еще массу вещей? Если разве поискать себе иностранца? Я так и сказала ей. Она глянула на меня как на тяжелобольную и ответила, что, если найдет себе родственную душу и почувствует, что готова связать с ним свою судьбу, ей безразлично, кто он будет по национальности, а выходить замуж за границу, лишь бы просто выйти замуж, она не желает.

– Почему? – спросила я.

– Потому что это для меня утрата собственной независимости. Брак «из расчета». Быть на его территории, на его содержании, мне начнут указывать, что я могу, чего не могу.

– Ну и что? Зато будешь жить в приличной стране, у тебя будет близкий человек, ты перестанешь чувствовать себя одинокой.

– Я и не чувствую себя одинокой, – отмахнулась она и перевела разговор в другую плоскость.

Заговаривает мне зубы, чтоб я не начала ей сочувствовать и чтоб самой не раскиснуть. Как же не одинока, если у нее только какие-то «гостевые» варианты? Встречается раз-два в неделю с очередным кавалером, нет общего хозяйства, а просто развлекаются. Она говорит, что это устраивает ее во всех отношениях – никаких обязательств, претензий друг к другу, только эмоциональная привязанность. Что, мол, ни один штамп в паспорте еще никого не спасал от угасания чувств и от измены. Может, и так, но все равно, штамп дисциплинирует, привязывает, создает ту основу, на которой только и может существовать семья. Иначе каждый будет думать, что ему позволительно все.

Жаль, что она так рассуждает. Мне кажется, тем самым Ирка обедняет свою жизнь. Семья должна быть. Это не нами придумано, и не нам изменять это.

Семнадцать лет… Боже мой! Время летит так быстро, что просто волосы дыбом. Мы с Машкой расстались юными особами, а встретились уже умудренными годами матронами. Сколько всего произошло… Впрочем, жизненные тяготы Машкиной внешности почти не нанесли урона. Волосы ей, правда, так и не удалось отрастить, но во всем остальном она мало отличалась от прежней Маруси. Та же роскошная фигура, слегка располневшая, но не утратившая крутизны изгибов, те же ореховые глаза, наивно глядящие на мир, застенчивая улыбка. Чуть медлительнее, чем прежде, она реагировала на мои вопросы, но это вот как раз меня не удивляло. За годы жизни в столице – а мне все-таки удалось зацепиться в Москве после института – передо мной промелькнули десятки провинциалов: родственников, друзей, знакомых моих друзей и незнакомых командированных людей, – всех их объединяло неумение быстро подстроиться под стремительный ритм столицы. Насмотревшись на них, я даже иногда завидовала размеренности провинциального бытия и в минуты неизбежных и модных нынче депрессий подумывала: а не сбежать ли мне куда-нибудь в глушь для поправки здоровья?!

– А где же Петя? – спросила я, когда мы с Машкой, покинув Внуково, мчались в такси ко мне домой.

– Ему пришлось уехать по делам фирмы в Украину, – важно ответила Машка.