Светлана Воропаева - Целительница: другая

– Ты отказался от машины?

– Здесь – да. Уровень комфорта несопоставим с количеством проблем и затрат. Мне же не нужно ездить во Францию за продуктами, – усмехнулся Алексей.

– О чём ты? – не поняла Вика.

– Это местное развлечение: поехать в выходные за покупками во французские супермаркеты, где цены ниже. Я не заморачиваюсь.

– Ты дружишь с местными?

– Больше с такими же приезжими, как и я. Их много. И русских много. Кстати, взял на завтрашний вечер билеты на концерт какого-то крутого русского пианиста.

– Пианиста? – не поверила Пятницкая.

– Это же тусовка. Почувствуй себя героиней старого романа, когда люди ходили в театры, чтобы себя показать и на других посмотреть.

– Странная аллегория. В романе, который сразу припоминается под стук колёс, всё заканчивается плохо для героини.

– Брось, эти поезда почти бесшумные.

– И всё же…

– Вика, я тебя не тороплю и готов ждать. Оставь ненужные волнения.

– Спасибо.

– Я хочу, чтобы ты расслабилась и насладилась красивым городом в хорошей компании.

Вика улыбнулась: Алексей не мог не ввернуть что-то восхваляющее его самого. Интересно, почему ей это всегда бросалось в глаза? Восторгая, раздражая, маня и утомляя одновременно. Она пристально посмотрела на Смолина, тот улыбнулся в ответ, только вот она вовсе не ловила его улыбку, она зацепилась за свой немой вопрос: что ей импонирует в его уверенности в себе? Быть может, то, что в ней самой этого нет? Сколько бы она ни копировала чужие умения и навыки, самоуверенности так и не прибавилось. Умер Виктор, завершилась её карьера в банке, дар исчез, она осталась без ориентиров и опор, без слов одобрения и даже критики – какая уж тут уверенность в себе? Как же непосильна свобода, когда ты ничего из себя не представляешь, когда даже не можешь родить цель для продолжения пути…

Поезд остановился, и это спасло Пятницкую от ещё более глубокого погружения в тёмные мысли.

Вика сидела в кресле, поджав под себя ноги, и смотрела в окно. Панораму заволокло туманом.

– Раньше ты бы надела одну мою футболку, без моих штанов… – Алексей подал ей бокал с красным вином и сел на диван, стоящий впритык к креслу.

– Ты обещал красивый вид из окна. И не торопить.

– Погода считывает твоё настроение, – усмехнулся Смолин. – Ладно. Конечно, обещал. Я съезжу завтра на работу на пару часов и вернусь. Могу оставить вторые ключи, вдруг тебе захочется прогуляться. Хотя еда, вино – всё есть дома.

Пятницкая кивнула и спросила:

– Ты не помнишь, почему я пошла учиться на финансового менеджера?

– Помню. Ты разве нет?

– Нет.

– Так на спор же. Ты всегда завидовала, что я круче тебя, а ведь мы тогда с тобой ещё даже не встречались.

– А-а-а, Смолин! – всплеснула руками Вика. – Какой ты!..

– Да, так и было, – продолжил он, не реагируя на её эмоциональный всплеск. – Ты вдруг пришла, начала расспрашивать про учёбу, про возможные перспективы после и про зарплату, если ты выберешь профессию, как у меня. Что-то мямлила про тяжёлый труд врачей и ординатуру, что родители не очень-то и рады… Ну я и сказал, что ты просто не потянешь экономику, что это не твоё. Вот ты и зарубилась: подала документы не в мед, а в вышку. И мало того что поступила, так ещё и с красным дипломом окончила.

– Угу, – хмыкнула Вика, понимая, что истинные причины нужно искать в её взаимоотношениях с родителями, а скорее с мамой. Смолин – так, пешка в игре.

Было больно. Она резко опустошила бокал вина и потребовала у Алексея добавки. Тот не стал возражать.

– Я до сих пор помню твою увесистую раскраску-атлас по анатомии. Как ты старательно раскрашивала кровеносную систему и строение глаза.

– Точно! Меня это завораживало. Я ведь и сейчас помню, что человеческий скелет состоит из 206 костей. Из них 85 – парных костей и 36 – непарных. У детей больше костей, а потом…

– Остановись, – запротестовал Смолин. – Я тебя понял. Теперь вдвойне странно, что ты не помнишь, как поступала.

– Да, это стёрлось из памяти.

– Ну нашу-то встречу забыть невозможно. Как ты вылила на меня кофе, а?! – театрально возмутился Алексей.

– Потому что ты – надутый индюк! Был и остаёшься. Нечего было лезть без очереди в кинозал, не замечая никого вокруг. Сам напоролся на мою руку со стаканчиком кофе.

– А потом?!

– А потом ты так орал, что мне ничего не оставалось, как вылить остатки тебе под ноги. Я свои кеды тогда тоже забрызгала.

– Я тебе подарил новые! – стрельнул глазами Алексей.

– Помню, Лёш. Стелла Маккартни. В то время я и представить не могла, что кеды могут стоить восемь тысяч.

– Я тоже перед тобой красовался. Доходы выросли позднее. Хорошее было время.

– Бы-ы-ыло-о… – протянула Виктория.

– Неужели ты ни о чём не жалеешь?

– Я человек, Лёш, конечно, мне есть о чём пожалеть. И всё же это было.

– Ну, кеды покупать тебе не буду, ты и так в кроссовках. Давай купим тебе завтра платье и туфли, чтобы было в чём идти на концерт.

– Давай, если тебе так хочется.

– Удивляешь меня всё больше и больше! Сейчас ты бы не вылила на меня кофе.

– Хочешь проверить? – хитро улыбнулась Вика.

– Нет.

Из-за тумана было темно, совсем без разницы – открыты глаза или нет. Жаль, что даже это не помогало уснуть. Смолин спал в соседней комнате на диване, а Вике казалось, что она слышит его дыхание. Не одна. Она не одна. Так странно. Очень яркие ощущения. Усталость от прежних мук уступила место надежде: всё может снова стать хорошо, надо только дать этому случиться. Совсем рядом, всего лишь за стенкой, спит мужчина, которого она когда-то любила. Значит, было за что?!

«Кто сказал, что чувства невозможно возродить?! Бесспорно, он не Виктор. Витя… Нет тебя больше, Витя. Пора это признать. Пора принять, что раз тебя нет нигде и я не могу общаться хотя бы с твоим духом, то такова воля Бога – развести нас и в жизни, и после неё. А Лёша? Он раз за разом невзначай появляется на моём пути. Посмотри, Витя, ведь я доплакалась до седых волос, что же ты меня не отпускаешь? Или я тебя? Надо признать, что тебя нет. Признать это. Позволить себе снова полюбить. Пусть не сразу. Стоит хотя бы тело пожалеть, не видевшее ласки столько лет. Два с половиной года прошло. Больше, чем мы были женаты. Пора разрешить себе забыть тебя».

Дыхание застряло на мгновение и вышло с большой задержкой и хрипом. Хотелось откашляться, хотя горло было в порядке. Но боль не поддавалась на уговоры, она оставалась в сердце и колола острым лезвием.

«Не сегодня. Пусть Лёшка так и лежит на диване. Сегодня пора спать. А ты? Как же ты, Господи, ко мне жесток!»

«Вниз под горочку, не заблудишься!»

Лёша был прав. В Лозанне сложно было не найти Женевское озеро. Леман, как называют его местные.