Тори Майрон - В ритме сердца

От одной лишь картинки об этом мне до одури хочется вмазать себе по лицу, чтобы наконец очнуться из возбуждённого дурмана.

Никс даже не представляет, о чём я сейчас думаю, но по тому, как тёмная буря в её синих глазах постепенно стихает, меняя оттенок до цвета морской волны, она чисто интуитивно ощущает – со мной что-то не так.

– Остин, неважно, что у тебя случилось. Если не хочешь, можешь не говорить, но я уверена – всё будет хорошо, – в один миг стирая всю злость в своём голосе, с искренним сочувствием проговаривает она, вынуждая меня застыть на месте.

Как бы мне хотелось пробиться сквозь её несокрушимую стену и с головой окунуться в омут неизвестных мне эмоций. Сейчас они могли бы стать для меня спасательным кругом, брошенным в штормовые воды моих острых неадекватных ощущений.

Но их нет! Ни одной, чёрт подери! И мне придётся самому пытаться выплыть из этой манящей трясины, в которой я повяз сейчас по самые яйца.

– Но если вдруг захочешь поговорить, то не забывай, что я всегда рядом. Я с тобой. – Она поднимает руку к моему лицу.

От прикосновений её прохладных пальцев неожиданно по коже пробегает блаженное тепло: согревает безграничной нежностью душу, усмиряет очередной приступ раздражения и приглушает горечь сожаления о том, что, вероятней всего, между мной и Ларой всё уже кончено. И только жажда проникнуть в Никс никуда не исчезает, а лишь наоборот, пробуждает животный инстинкт – без раздумий о последствиях удовлетворить физическую потребность, просто чтобы не сдохнуть от похоти.

Цинично ли это – страдать от душевных переживаний к одной девушке, в то время как на грани возбуждённое тело сгорает от желания к другой?

Возможно!

Но я всего лишь обычный мужчина. И сейчас – в своё оправдание хочу добавить – крайне неудовлетворённый мужчина, которого Вселенная словно нарочно решила ещё больше подразнить, доводя до пределов самообладания, и проверить мою стойкость на прочность.

Между нами считаные сантиметры, а Никс продолжает поглощать меня своим глубоким взглядом, заставляя разглядеть в синеве её глаз что-то до сих пор невиданное, что окончательно лишает меня здравомыслия.

Она порывается меня обнять, но я не могу позволить ей этого сделать. Стоит ей плотно прижаться к моему наэлектризованному телу – и знаю точно – меня не остановят ни её сопротивления, ни бабушка, которая в любой момент может выйти из ванной.

Я крепко сжимаю руки на её тонкой талии, отчаянно борясь с искушением содрать с неё эту жалкую майку, что мешает мне рассмотреть полностью всё, что она так тщательно скрывает под своими обычными бесформенными слоями одежды.

Не знаю как, но я удерживаю себя и её тело на расстоянии своих вытянутых рук. Остатками разума понимаю – мне нужно срочно бежать, но адское вожделение ни в какую не позволяет мне выпустить Никс из мёртвой хватки.

Это точно зверски мучительная пытка, разрывающая меня пополам. Не в силах больше смотреть в столь родное лицо и терпеть на себе её томный, незнакомый мне взгляд, я то ли рычу, то ли скулю и просто склоняю голову на её плечо.

Закрываю глаза и жадно вдыхаю воздух, которого мне с каждой секундой всё больше не хватает. Пытаюсь подумать о чём-то крайне неприятном, остужающем мой пыл или отвлечься на назойливый звук телевизора, но все безрезультатно. Слышу лишь бойкий стук пульса в висках и словно теряю сознание, вдыхая запах своей майки, насквозь пропитанной её свежим женским ароматом.

– Остин… – Она не говорит, а почти что болезненно стонет и проводит рукой по моим волосам, сжимая их в районе затылка.

Бля*ь. Ну что же она делает? Нихрена мне не помогает.

– Остин! – пытается громче достучаться до меня, точно так же, как ещё недавно делала Лара.

– Заткнись! – с надрывом хрипло выдыхаю, не узнавая своего голоса.

Одну девушку сегодня я уже отпустил и совсем не уверен, что мне хватит сил сделать это ещё раз.

Скажет ещё хоть слово – и я не сдержусь – прижмусь губами к пульсирующей жилке на её шее, что находится в опасной близости от меня, и разорву к чертям нежную кожу, упиваясь вкусом её крови.

Нет слов! Сука… Что со мной происходит? Я просто схожу с ума от пожирающего меня заживо желания взять её прямо здесь и сейчас.

– Ты меня раздавишь, – жалобно стонет она, напоминая, что я слишком сильно сжимаю её талию, но я больше не слышу её слов.

Не хочу. Пошло всё на *уй!

– Ну что, сладкие мои, пироги уже готовы? – Восторженный голос Мэгги в коридоре, словно гулкий звон колокола, разбивается в моей голове, возвращая в реальность, и останавливает меня за долю секунды до того, как я собираюсь сделать решающий шаг и спрыгнуть с крутого обрыва.

Мы с Никс одновременно вздрагиваем и резко отстраняемся друг от друга, когда Мэгги в приподнятом настроении и с банным полотенцем на голове входит в душную кухню, из которой, как мне кажется, высосали весь кислород.

Я пребываю в таком страшном возбуждённом потрясении, что в голове впервые в жизни нет вообще ни одной мысли. Ничего. Я даже не думаю о том, что только что собирался сделать.

Тотальная пустота, но в то же время невообразимый хаос.

– Я в душ, – быстро сообщаю я и вылетаю из кухни, даже не узнав ответа, готовы ли там их хреновы пироги.

Кто готов – так это я. Уже давно, и если я сейчас же не разряжусь, то снесу под ноль не только кухню и квартиру, но и весь грёбаный Энглвуд.

В детстве у нас троих была своя добрая традиция. Каждый субботний вечер мы проводили вместе у меня дома. Бабушка запекала своё фирменное мясное рагу, а на десерт – ягодный пирог, стойкий аромат которого потом ещё пару дней витал в квартире. Никс, без остановки танцуя под музыку, помогала ей с готовкой и накрывала на стол, а я занимался выбором настольных игр и брал в прокате фильмы ужасов, во время которых мы с бабушкой неудержимо смеялись с того, как истошно визжит Никс на каждом страшном моменте.

Ничего сверхоригинального: простой, но невероятно вкусный ужин, стандартные, всем известные игры, фильмы без особо захватывающего сюжета, но почему-то именно эти вечера субботы я до сих пор вспоминаю с тёплым трепетом в душе.

И на первый взгляд в эту самую минуту кажется, будто всё точно так же, как было тогда: мы снова вместе, за окном царит та же вечерняя тьма, мы в той же скромной квартире, в тесной кухне, на столе тот же ягодный пирог, и даже запах родного дома со смесью сладкой выпечки заставляет поверить, что время ничего не изменило.

Но это не так.

Оно изменило нас.

Сидя за столом и ожидая, пока Мэгги разложит по тарелкам горячий пирог и заварит чай, я украдкой наблюдаю за девушкой, чьи изменения произошли настолько тихо и незаметно, будто в тайне от других, что сейчас, чётко оценивая их масштаб, меня неизбежно повергает в шок, с головой топит в смятении и парализует недоумение – как можно было раньше не заметить столь кардинальных перемен той, что всегда была прямо перед моим носом?