Евсения Медведева - Табу

– Нет, посмотри на себя! Одни кости! Кушать нужно нормально, желательно дома и по времени. Считай, что сейчас именно оно – время!

– Ба, я думала, у нас отец тиран, а ты, оказывается, не лучше?

– Не забывай, что твоего отца-тирана воспитывала я, – бабушка бросила в меня салфеткой и подмигнула, выставляя супницу в центр стола.

– Что за шум? – отец энергично вошел в столовую, не отрывая взгляда от экрана своего телефона. Он быстро чмокнул меня в макушку и остановился у огромного дубового буфета, где пряталась его выдающаяся алкогольная коллекция. Несмотря на свои пятьдесят с небольшим, папик был еще совсем даже ничего. Крепкое подтянутое тело, уверенная походка, модная стрижка, чуть отросшая щетина с нескрываемой сединой смягчала его острый взгляд. Будучи любителем хороших шмоток, отец не боялся примерять то, к чему долго привыкала даже молодежь. Бежевые брюки контрастировали с ярко-синим бархатным пиджаком и светлой рубашкой с воротником-стоечкой.

– Ничего, дискутируем на тему воспитания, – послушно разложила на коленях салфетку, не сводя с бабушки просящего взгляда. Но вредная старушка, проигнорировав меня, принялась разливать суп с противоположного края стола так медленно, что мой желудок стал болезненно сжиматься. И, не выдержав подобной пытки, отправила в рот пару блинов, разбрасывая икринки по белоснежной скатерти.

– И как?

– Да никак, мнения разошлись, – еле сдерживала смех, наблюдая за гневным оцепенением старушки. – Школы жизни разные.

– Боже, Ося, какая у тебя-то школа? – прошептал отец и осушил бокал виски, не замедлив обновить большую, даже для него, порцию. – Не смеши меня, еще про тяготы и лишения расскажи.

– О! Семейство! – бодрый голос брата за моей спиной чуть улучшил настроение… – Привет, Ксю!

– Приве-е-е-т, – прижалась к его небритой щеке. Я вскочила, бросившись ему на шею. Не думала, что, проведя неделю в другом городе, буду скучать по этому великовозрастному сорванцу.

– Что? Опять таскала еду? – Васька плюхнулся на соседний стул, закурив свою любимую ароматизированную сигарету.

– Как догадался?

– Бабушка уж очень сердито на тебя смотрит, – брат ткнул меня в бок пальцем и, обхватив за шею, прижал к себе. Знакомый и такой родной аромат окутал меня, позволив немного расслабиться. Васька не изменял себе, явившись на ужин в рваных черных джинсах и вытянутой футболке в мелкую дырочку от постоянно падающих сигаретных угольков.

– Боже, какие нежности, – матушка вплыла в столовую, как обычно, при полном параде. Порой кажется, что даже королева Англии не столь щепетильна в данном вопросе. Но они стоили друг друга, им было необходимо ощущать себя идеально, даже находясь дома.

– Матушка, ВЫ прелестны…

– Замолчи, подлиза, – высокая брюнетка наклонилась к сыну, прижавшись к его небритой щеке, а меня слегка потрепала по волосам. – Оксана? Как дела?

– Зашибись, матушка, – хохотнула я, наблюдая, как довольно брутальный на вид братец покраснел от неожиданного проявления нежности от матери.

Несмотря на то, что братом и сестрой мы друг другу приходимся только на словах, связь между нами налажена, что надо, причем с самого детства. Наши родители поженились, имея за спинами уже по одному ребенку. Конечно, я первое время воротила нос, делая вид, что эта семейка нищебродов никогда не станет для меня ровней, но Васька таки пробил во мне брешь, когда пообещал взять меня с собой в запретный соседний двор, где его друг украл у отца ключи от гаража, в котором стоял ржавенький Урал с коляской. Так и живем… Один раз прокатилась в старой, воняющей тухлой рыбой, коляске мотоцикла – всю жизнь терплю его выходки и мирюсь с его нервной матерью.

– Дети, у папы есть новость, – матушка нервно заерзала на стуле, не скрывая при этом волнения.

– По просьбам трудящихся мы переезжаем! – воскликнул отец. На его лице замерло ожидающее выражение, будто он и правда ждал воодушевленного оживления за столом, фейерверка и поочередных обнимашек от сына и дочери.

– Соль передай, – ткнула я в бок Васю, застывшего с открытым ртом. – Чего замер? Никогда не слышал бреда престарелых дяденек?

– Слышал, но не думал, что когда-нибудь услышу это дома, – Васька закрыл рот, передал мне солонку, не сводя с замершего отца взгляда.

– И все? Ось? Ты ж сама мне плешь проедала, что это несправедливо, что Янка живет в центре цивилизации, а ты прозябаешь тут.

– Па, это было миллион лет назад, – набив рот всем и сразу, я старалась как можно скорее налопаться и тихо слинять из сумасшедшего родного дома. Я даже глаз не поднимала, не желая забивать голову этими проблемами.

– Костя, не обращай на них внимания. Пусть остаются здесь, – выждав довольно долгую молчаливую паузу, выплюнула матушка. Она скривила губы и стала быстро постукивать по столу длинными ногтями.

– Я ослышался, что ли? Оксана?

– Пап, мне уже не пятнадцать, я больше не грежу большим городом. Привыкла, осела, остепенилась, – наколов на вилку кругляш помидора и толстый пласт сыра, взмахнула ей, как шпагой. – Ты же об этом мечтал?

– Что вы завелись-то? – Васька отодвинул тарелку и, погладив живот, потянулся. – Куда нужно ехать? Зачем? Нам и тут хорошо. Каждый нашел свое дело, менять уже совсем ничего не хочется…

Он говорил так медленно, лениво, что даже мне захотелось спать. Вася достал сигарету, но прикурить ему не удалось, потому что от крика папочки золотая зажигалка улетела прямо в супницу в центре стола:

– Вы сильно расстроитесь, если я скажу, что это НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ?

Солнце настойчиво пробивалось в задернутые льняные жалюзи, пытаясь разбудить меня непозволительно рано – до обеда. Грубая, полупрозрачная ткань рисовала причудливые полоски по глянцу белоснежного потолка. Соседи давно проснулись: дети бросились гонять по еще сонным квартирам, взрослые зажужжали всевозможными электроприборами, загудели старыми кранами и певучими водосточными трубами, вдыхая жизнь в старый дом в центре города.

Ворочалась, накрывалась одеялом, пытаясь спрятаться от яркого солнца, и вновь провалиться в объятия сна, но момент был упущен, несмотря на то, что заснула я только под утро. Голос отца – да что я вру, – ор, крик, вой отца до сих пор вибрировал у меня в ушах.

Нет, я, конечно, видела его в подобном состоянии, но это всегда было следствием, и практически никогда не касалось ни меня, ни Васьки. Но разве мы вчера дали повод? Нет, я, конечно, не являюсь папиной дочкой, и выпорхнула из родительского гнезда еще в восемнадцать, собственно, даже не успев в нем основательно поселиться, но даже мне стало не по себе, глядя в налитые кровью глаза отца.

Естественно, я мечтала переехать отсюда, сбежав от набившей оскомину реальности, куда-то далеко, где тебя не знает каждый встречный, где ты можешь самостоятельно решить, какое впечатление произвести при первом знакомстве, где иллюзия предрешённости с грохотом разбивается о надежды. Но ведь это все юношеские, я бы даже сказала опасно-неустойчивые, романтические мечты. У меня есть работа, есть друзья, да и жизнь вполне устаканилась, перестав мотылять меня из крайности в крайность. Какой смысл все менять?