Айжана Мырсан - Ева, жена Адама. Часть 1

– Да, простите, просто этот заказ был не приоритетным, поэтому нам пришлось отказаться от ваших услуг, – говорит на том конце провода непонятно кто.

– Но мы же договаривались, – я закатываю глаза, не в состоянии смириться с этим ужасом.

– К сожалению, мы вынуждены Вам отказать. В случае необходимости, мы с Вами свяжемся, – говорит сухой голос, какого-то страшного, как мне кажется, придурка.

– Даже и не думайте со мной связываться, вы – негодяи! – кричу я в трубку и, не слушая, что он там лопочет в ответ, сбрасываю звонок, а следом, кидаю в стенку телефон.

Дура, ну какая же я дура. Плетусь к стенке, по пути собирая куски разлетевшегося аппарата и всхлипываю. Боже, я так надеялась на эту работу, я уже расписала все до копейки и теперь, когда эти сволочи мне отказали, не понятно почему, я не знаю, как буду платить за квартиру в следующем месяце. Ко всему прочему, я еще и телефон разбила…

Стою и бьюсь головой об стенку, в надежде, что сделаю в ней дыру и оттуда посыплются золотые монеты, оставленные там древним старцем-скрягой, не пожелавшим отдать свое сокровище ненасытным детям и родственникам. Ну почему со мной никогда не происходят такие вещи? Почему я не могу найти клад, или старую рваную картину Рембрандта, или на крайний случай китайскую чашку, эпохи династии Мин, которую оценят в несколько миллионов фунтов стерлингов.

Проклиная все на свете, я иду к единственному моему другу, который всегда рад встрече со мной – к холодильнику. На мой 35 – летний день рождения, сестра подарила мне умные часы, предназначенные для подсчета шагов и калорий, которые ты сжег за день. Она, видимо, полагала, что это сподвигнет меня к занятиям в спортзале. Наивная, все-таки, у меня сестра.… Так, в дни моего домашнего заточения, перед сном я заглянула в приложение и поняла, что я новый тип ленивца. За целый день я нашагала только 35 шагов. Это я два раза вставала в туалет, и три раза набегала на холодильник. Все это я вспоминаю, пока не оказываюсь с ложкой в руках и контейнером полным старой, засохшей бурды из магазинчика на первом этаже моего дома. Ради интереса, я иду из кухни в спальню, считаю шаги, потом из спальни в туалет, а потом до гостиной. Итого, моя квартира по периметру равняется 78 шагам. Не знаю, зачем мне сейчас эта информация, но подсчет отвлекает от мыслей о моих горестях.

Ненавижу, есть в кровати, – ладно, вру, я все время это делаю, но сейчас не до сожалений, у меня сильный стресс. Я бессовестно заваливаюсь на скрипучую двуспальную кровать и, заливаясь, слезами набиваю рот. Сколько я так валяюсь, не знаю, потому что единственные часы в моем доме, были в телефоне, и теперь я, не осознавая своего счастья, вопреки знаменитой цитате Грибоедова, даже не могу узнать сколько времени. Может, попробовать установить солнечные часы, как мы делали в детстве? Втыкаешь палочку в песок, и смотришь, куда упала тень. Поразмыслив, отказываюсь от этой идеи, потому что где я сейчас найду песок, да и солнце давно село.

Будит меня, громкий лай соседской собаки.

«Ненавижу эту тварь», – бурчу я. Она воет как испорченная сирена, причем делает это с таким удовольствием, словно стоит на сцене в бальном платье, а аккомпанирует ей сам Шопен. Мелкая шавка, надо бы подсыпать ей снотворного, пусть поспит, а если повезет, и я чуть переборщу, то возможно попадет в рай для собак.

Только в перерыве собачьего концерта, я могу расслышать стук в дверь. Поднимаюсь, и оглядываю себя, вроде все в норме, несмотря на то, что я вырубилась с ложкой во рту, посредине печальных грез о своих собственных похоронах, и горьких слезах всех родных над моим бездыханным телом. Ползу к двери, в глазок вижу недовольную мину сестры, она нетерпеливо постукивает носком своих лакированных туфель на высоченном каблуке.

– Ты с ума сошла? – как фурия она врывается в мою берлогу, на ходу стягивая бежевый плащ в клеточку от известного бренда, – мы со вчерашнего дня не можем до тебя дозвониться. Мама от переживаний чуть инфаркт не получила! Что у тебя с телефоном? – Мари оглядывает обломки бывшего аппарата, которые валяются на журнальном столике, в гостиной.

– Его утащила крыса, которая забежала ко мне вчера, я побежала за ней, но не догнала и запустила в нее книгу. Слушай, сейчас такие наглые крысы пошли. Они совсем совесть потеряли, уже ни с чем не считаются. Представляешь, она на меня еще и обиделась, и привела свою подружку, и эти две наглые морды, разбили мой телефон. Вот, – говорю я, плюхнувшись на старый диван, доставшийся мне от старой хозяйки, который она, видимо, пропитывала ацетоном, судя по запаху. Правда не знаю, зачем ей это понадобилось, разве что подрабатывала маникюршей?

Мари, прищурившись, смотрит на меня, пока я с комфортом утопаю в подушках старого вонючего дивана, сморщив носик, вздыхает, словно готовясь к сражению, а потом усаживается рядом. Берет меня за руку и с видом гостя у постели умирающего, говорит:

– Ева, что у тебя происходит?

Я снова начинаю сказ о крысах, но она меня перебивает и с нетерпением и злостью, отбрасывает мою руку в сторону.

– Только не надо мне рассказывать о крысах, птицах и драконах, или в прошлый раз это был жираф? Ты можешь хоть раз быть со мной откровенной? Я же хочу тебе помочь.

Вот оно, ее любимая фраза и этот взгляд, полный жалости и сострадания.

– А кто у тебя просит помощи? Я разве хоть раз заикнулась об этом? – говорю я с вызовом.

– Ну, вот опять ты начинаешь свою песню! – Мари закатывает глаза, нервно поднимается с дивана и принимается ходить по комнате.

– Слушай, Мари, шла бы ты со своей благотворительностью в дом престарелых! Здесь тебе ничего не светит. Ты только хочешь потешить свое самолюбие, пытаясь унизить меня и продемонстрировать свою щедрость и доброту. Отстань от меня, – говорю я, выливая на нее всю мою накопившуюся агрессию. Понимаю, конечно, что нельзя срывать гнев на родных, но она меня сейчас, честно бесит.

От такого заявления глаза Мари становятся как два блюдца и она, в самых оскорбленных чувствах, направляется в сторону двери, но вдруг резко останавливается и снова плюхается на диван, причем не как завсегдатая леди, а как старая развалина.

– У тебя есть выпить? – вдруг спрашивает она, спустя несколько долгих минут, медленно тянущихся, под звуки лающей сирены. Такие собаки не имеют право на существование, они плохо влияют на окружающую среду, – думаю я.

– Да, есть остатки дешевого виски, – бормочу я, и сестра тут же подскакивает и направляется на кухню.

– Захвати оливки, они в холодильнике, – кричу я ей вслед.

– Перебьешься, – бубнит она тихо, но я все равно слышу. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза, никогда еще она не сделала так, как я прошу.

– Оливки калорийны. А тебе неплохо было бы и самой об этом подумать, – говорит она с укоризной, вручая мне стакан с желтой жидкостью.