Даниил Мантуров - Василек 2

– Я замужем, – провернулась она к Максу. «Как все не вовремя», – подумала она.

– Это не проблема, его не будет целый год, а у нас ребенок. Он должен жить с отцом. Позволь мне наверстать упущенное. Сама судьба дает нам второй шанс.

– Тебе пора, – только сейчас она поняла, что весь прошедший год боялась этого разговора.

Он уже не тот идеальный мальчишка, по которому она плакала, уткнувшись в подушку. Перед ней стоял чужой мужчина, заявлявший свои права на ее жизнь.

– Подумай, Зоя. В этот раз я точно не отступлю.

– Мы с тобой чужие люди. Так получилось, что у нас есть сын, трусость и обида. Маловато для семьи.

– Вы ссоритесь? – спросил, залетевший попить Сева.

– Нет, дорогой, папа уговаривает маму жить вместе.

– Ты переедешь к нам? – загорелись глаза Севки.

– Это невозможно. У папы есть свой дом и он уже уходит, а нам надо готовиться к садику. – присела Зоя рядом с Севой. – К тому же Василек обидится.

– Василек мне никто, он твой муж, – оттолкнул Сева Зою и убежал в свою комнату.

– Тебе пора, – повторила Зоя еще раз. – Если ты продолжишь настраивать Севу против нас, я запрещу вам видеться. Официально ты ему никто, не забывай об этом.

– Я не забыл. – встал Макс из-за стола. – Надеялся до этого не дойдет, но я подаю в суд на установление отцовства.

Зоя онемела. Макс действительно выжидал удобного случая и нанес удар тогда, когда она осталась абсолютно одна.

Макс больше не проронил ни слова. Молча обулся и хлопнул дверью. К такому повороту событий Зоя явно была не готова.

Макс был недоволен всем: своей личной жизнью, работой, Зоей, но больше всего собой. «В одну реку не войти дважды», – повторял он себе, но желание стать лучшей версией себя, сидело как заноза, причиняя ужасную боль.

Искупление и самопрощение – это все, что он мог вынести из бесконечных и бессмысленных хождений в поисках себя: психологи, коучи, батюшка из местной церкви. Все перемешалось в вязкую, противную кашу. Она, состоящая, из ошибок прошлого и настоящих обид, держала его мертвой хваткой, мешая двигаться дальше.

Самое отвратительное в этой ситуации было то, что прекрасно осознавал собственное положение, но слова психологинии, твердившей о том, то гештальд должен быть завершен, локомотивом тянул его вглубь круто заваренных проблем. Он давно уже не общался с этой дамой, задавленной собственным разочарованием, но данная ей установка продолжала работать, сжигая лучшее, что он произвести.

Он продолжал ходить на консультации к коучу, надеясь все же увидеть тот самый свет, на дне тарелки.

– Он выманивает из тебя деньги, – твердила подруга детства, Танька из соседнего подъезда.

– Даже если так, мне становиться легче. Я вижу свои проблемы со стороны, – отмахивался он, понимая, что действительно стал зависимым от этого низенького круглого мужичка с высоким голосом. Он крутился вокруг Макса, напевая песню о светлом будущем и это давало определенный заряд жить, нет, существовать дальше.

И сейчас он был зол. Зачем ляпнул про суд? Хотел отомстить за собственную трусость, закрыть гештальд, доказать что -то себе или ей?

Толкнув со злости подъездную дверь, он оторопел, ударив женщину, пытавшуюся протиснуться между двумя дверьми узкого тамбура. От неожиданности она ахнула и уронила пакет, из которого тут же посыпались продукты.

Он принялся поднимать и извиняться, наполовину открытая дверь мешала как ему, так и ей и он все же сделал шаг назад, позволяя войти на лестничную площадку.

– Давайте донесу, – предложил он, стараясь сгладить последствия своего импульсивного поступка, – вам на какой этаж?

– Я не знаю! – растерянно сказала она, пытаясь рассмотреть надпись на смятом клочке бумаги. – Понимаете, я волонтер и это мое первое дело.

– Для бодрой студентки вы староваты, – ляпнул он и стал корить себя за собственную глупость.

– Для студентки действительно старовата, – засмеялась она. – Наша организация решила помочь. Понимаете, репутация, имидж и все такое. Вот нас и отправили раздавать презенты с логотипом.

Сзади волонтера уже начала образовываться пробка из желающих попасть в подъезд.

– Граждане, не подскажете, квартира сорок семь – это какой этаж? Мы волонтерскую помощь оказываем? – удивился он сам своему поступку.

– Третий и не могли бы вы побыстрее, я с ребенком, а на улице дождь.

Макс прижался к стене, пропуская женщину с ребенком и накрыл собою волонтера. Запах ее волос ее темных волос, смесь теплого молока и домашнего печенья, окунул его в детство.

– Теперь вы решили меня задавить, если дверью прихлопнуть не удалось! – засмеялась она и подняв голову, посмотрела ему в глаза.

– Я..– толчок сзади, придавил его еще сильнее.

– Совсем обнаглели, – услышал он ворчание сзади, – вроде уже не пионеры по подъездам обжиматься.

– Мы волонтеры, продукты несем для бабушки, – сказала из-за спины Макса женщина. – В сорок седьмую квартиру.

– Волонтеры- шмалонтеры, развелось тут… В сорок седьмую? Так давайте. Что там у вас? – Вернулась грузная дама.

– Марья Ильинична?

– Она самая. Пакет давай!

–Погодите- погодите, – встрял Макс. – Документы покажите.

Бабка сплюнула и гордо развернувшись поплыла вверх по лестнице бубня себе под нос, что опять этой Машке, прошмандовке, достался лакомый кусок.

– Спасибо, я Лина – давясь от смеха, сказала жертва Максовской импульсивности.

– Макс, – так же смеясь ответил он. Взял пакет и пошел вверх по лестнице.

Мария Ильинична оказалась сухонькой старушкой, строго настрого приказавшей пить чай. Она жаловалась на собственную судьбу, оставившую ее одиноко доживать свой век и Верку снизу, никак не прощающей ей легкую интрижку с давно почившем мужем.

Только на улице Макс и Лида смогли вдоволь насмеяться, вспоминая сегодняшний вечер и интриги между старушками.

– Вы на машине? – спросил Макс.

– Нет, на такси сюда добралась. Пойду остановку искать.

– Так давайте я вас довезу.

– Давайте, – махнула рукой Лина. – Должна же я получить компенсацию за шишку на лбу. Под челкой действительно виднелся красный отек от чего Макс засмущался и опустил в пол глаза.

Полина поставила телефон на беззвучный режим и спрятала его в сумочку. Она смотрела на проплывающие за окном деревья, озерца, деревеньки и сердце щемило от боли расставания и надежды на новую жизнь. В купе царила тишина, изредка нарушаемая клацаньем телефонов. Еле слышное покачивание поезда напоминало о детстве, когда мир казался удивительным и прекрасным.

Казалось усталость последних лет стекала под массивные железные колеса и пропитывала шпалы своим тяжелым запахом.

Наконец-то Полина смогла остаться одна и на душе стало легко. Вырвавшись из круга ежедневных дел, она смогла посмотреть на себя со стороны от чего тут же стало грустно и даже немного противно. Целый год она боится потерять Бориса и изрядно вымотала себя ревностью.