Любовь Попова - Вкус подчинения

Стучусь и, когда слышу приглашение, открываю. Пытаюсь в небольшой толпе найти взглядом заведующего. И я нашла, вот только…

Рядом с седовласым Романычем, расслабленно откинувшись в кресле, сидит он. Опять улыбается, смеется, повергая меня в пучину странной, безумной неопределенности.

Кто он? Почему он может только одним смехом вызвать жгучее желание слышать его снова? И снова.

– Солодова? – Алексей Романович поднимается, слегка подшофе. – Что-то случилось? Ты проходи, присаживайся.

– Нет, нет, – мягко улыбаюсь ему и извиняюще остальным. Я тут явно не к месту. Врачи с медперсоналом общаются постольку-поскольку. Есть некая служебная иерархия, и никто не выходит за границы дозволенного.

– Мы тут с девочками хотели Вас поздравить, да все как-то не собрались.

Протягиваю ему большую коробку с черепом-баром, и он, открывая ее, довольно хохочет. Смешно щелкает зубами.

И я даже на миг забываю всю безысходность своей жизни.

Порой, чтобы совсем не чувствовать себя мертвецом, нужна мелочь. Смех прекрасно подходит.

Все смеются, одобрительно улыбаются. Кроме него.

Давид Маркович не участвует в общем веселье, он внимательно рассматривает меня.

Поджилки трясутся, пока он, словно в музее, оглядывает мое тело. Легкое волнение накатывает волнами, застревая в горле, и сонная хмарь с меня мгновенно слетает.

Я стараюсь избежать тоста, но, чтобы не обидеть заведующего, выпиваю четверть бокала шампанского.

И пока я глотаю хмельной напиток, чувствую, как Давид Маркович внимательно следит за моим горлом. За тем, как капелька стекает вниз по подбородку и дальше. А может быть, мне все кажется?

Облизываю сладкие губы, чувствуя приятное покалывание в груди, и смело смотрю в ответ. Слишком смело. Не кажется.

Почему он так смотрит, почему из всех медсестер и присутствующих красивых врачей зацепил взглядом именно меня?

Совокупление взглядов разрывает звонок его телефона. Он тут же поднимается и уходит из ординаторской, приложив последнюю модель айфона к уху.

Надо не забывать, кто он и сколько он тратит на шлюх, чтобы удовлетворить свои низменные, порочные желания.

В голове шумит от пары капель шампанского. А тело наливается тяжелой негой. Надо пойти поспать, пока не рухнула прямо здесь.

Вот будет им веселье – тащить мою пьяную тушку.

– Спасибо и поздравляю, – прощаюсь я со всеми и замираю у двери, чтобы еще раз взглянуть на пустующее место.

Надо его дождаться. Нельзя оставаться с ним наедине, пусть даже в переполненной персоналом больнице.

По спине никак не прекращают отбивать чечетку мурашки, и я понимаю, что стоять здесь вечно нельзя.

Хватит трястись.

Открываю дверь. Выглядываю. Коридор пуст. Только тусклый свет мигающей лампы окрашивает пространство в теплые, оранжевые тона. А кварцевые создают приятное успокаивающее жужжание.

Один этаж, и смогу попасть в постель. Положить голову на подушку и погрузиться в сон без сновидений.

Я очень надеюсь, что он будет таким.

Прохожу на лестничный пролет и замираю.

Давид. Маркович. Боже. Стоит разговаривает по телефону, активно жестикулируя. Язык мне неизвестный. Не английский точно.

Все его крупное тело напряжено, а в голосе слышатся суровые нотки. Все внутренние инстинкты кричат: «опасность, бежать, спрятаться».

Он явно зол, и меньше всего на свете я хочу, чтобы эта злость вылилась на меня.

Пячусь назад, но вдруг оступаюсь и с вскриком падаю на мягкое место. Черт! Вот только почему-то падение оно не смягчило.

Сажусь, тру ноющий копчик и уже хочу подняться, как вижу перед собой широкую ладонь с теми самыми пальцами-убийцами.

Сглатываю и, облизнув в раз пересохшие губы, подсознанием понимаю, что он следит за каждым движением. Медленно веду взгляд вверх по обвитой венами руке, плечу, чуть расстегнутому вороту, где видно темную поросль и, наконец, останавливаю взгляд на тяжелом подбородке.

Его лицо в тени, и выражение нечитаемо, но я чувствую, что он смотрит прямо на меня, вернее, на коленки, которые показались из-под задравшегося халата.

Я стыдливо поджимаю губы, ощущая, как к щекам прилил жар, и одергиваю подол.

А Давид Маркович все ждет. Рука все так же перед моим лицом. Молчит.

Нужно подняться самой. Я могу. Но я очень хочу понять, что же это за человек.

Почему сейчас он протягивает руку помощи, смеется в компании врачей, а в другое время истязает женщин и платит им за это баснословные деньги? Может быть, я ошибаюсь? Может, он нормальный?

Кто вы? Давид Маркович.

Рука вдруг сжимается в кулак, а он резко садится передо мной на корточки, и теперь я вижу его лицо лучше в лунном свете, что любопытно заглядывает в окно.

– Кто я…

Он услышал? Я сказала это вслух?

– Тот, от которого такой Мышке, как ты, лучше держаться подальше и не дразнить смелыми взглядами.

Смелыми?

– Я и не собиралась, – бурчу и отворачиваюсь, не в силах больше ощущать это давление взгляда, словно рукой нагибающего меня в коленно-локтевую.

– Охотно верю, – продолжает он на меня смотреть, ничуть не расстроенный, что я отвернулась. – Порой подсознание творит с нами страшные вещи.

Или ты творишь страшные вещи?

– С моим подсознанием все в порядке.

– Тогда почему ты все еще здесь, а не бежишь в свою норку от хищного кота?

Очень хороший вопрос, ведь все чувства кричат: беги, ведь больше всего я боюсь, что он начнет свои развратные игры прямо здесь.

Я боюсь?

– А вы почему не идете веселиться и сидите тут с серой мышью?

– Мышкой, – поправляет он. – Потому что я со своим подсознанием в ладах и четко осознаю свои желания.

– И? – возвращаю взгляд в его плен, и сердце почти останавливается, когда вижу, сколько там этого самого желания. Обжигающего. Пробирающегося под кожу. Задевающего струны души. Чего может хотеть миллионер?

Чуть не ляпнула «садист».

– Прямо сейчас – съесть одну маленькую, трясущуюся Мышку, – без утайки говорит он.

Давид Маркович вдруг обхватывает мое запястье стальными пальцами, и я шумно выдыхаю.

Пытаюсь вырвать руку, но с его силой бороться бесполезно. От его прикосновения на коже почти ожог. Но и он ничто по сравнению с тем, когда он мои пальцы насильно заставляет обернуть зачехленный брюками огромный член.

Он и правда кажется почти дубиной. Каким твердым и большим он был.

«Хватит!» – кричу мысленно и отдергиваю руку. Сама не понимая, что делаю, даю ему пощечину.

Вся сжимаюсь в страхе, что мне прилетит в ответ, но Давид Маркович только ухмыляется, даже не дернувшись.

Что это за человек?!

– Мышка не хочет быть съеденной, – почти рычу, когда понимаю, что мстить он не намерен, и все-таки встаю сама. И теперь недолго, но смотрю на этого извращенца сверху вниз.