Юлия Флёри - Шахматы. Чёрная королева

– Добрый вечер. – Отсалютовала бокалом, сделала очередной глоток, склонила голову набок и смущённо поджала губы.

Алёна готова была во всеуслышание заявить, что Марта флиртовала и заигрывала, но что-то непривычно терпкое, какое-то понимание, предчувствие не позволяло так думать и убедиться в версии окончательно. А ещё за ней хотелось наблюдать и впитывать, проводить сквозь себя весь спектр неиссякаемых эмоций, потому девушка благоразумно притихла, примеряя роль стороннего наблюдателя. В конце концов, ведь именно для этого она сюда пришла и, кто знает, чем закончится этот непредсказуемый хоровод.

Мужчина тоже смотрел на Марту, тоже улыбался, а потом подался вперёд, устроил на столе широко расставленные локти и прищурился, будто хочет вызнать всё то, что Марта пытается скрыть.

– Признаться, удивлён увидеть тебя здесь. – Выдавил он из себя в итоге и сдавленно рассмеялся собственным словам. – Люди говорят, последнее время жизнь отшельника прельщала тебя куда больше.

Договорив последний звук, мужчина спешно отшатнулся, откинулся на спинку стула, благоразумно увеличивая расстояние, а Марта только и успела, что приоткрыть губы, выдавая изумление. Потом невинно повела плечиком и едва заметно качнула головой.

– Врут, как видишь. Вот она я. – Умело стрельнула глазами.

– Врут. – Согласился мужчина. Напряжённо втянул в себя воздух и с тем же напряжением, прицениваясь, выпятил вперёд губы. – Как дела? В себя пришла? – Примирительно выдохнул он и наградил взглядом исподлобья, на который Марта будто случайно продемонстрировала кончик языка, мелькнувший меж неплотно стиснутых зубов. Игриво и вызывающе.

– Неужели выгляжу так плохо, что эти вопросы всё же пришлось задать?

– Выглядишь ты как раз-таки хорошо. Саше бы понравилось. Жаль, что не видит…

– Какая неумелая попытка выдавить из меня скупую слезу. – На вроде искренние слова резанула Марта жёстким тоном и, словно провоцируя, беззвучно рассмеялась.

– Ну и змея… За что только мужики тебя любят?..

– Может, за то, что красивая?

– Да нет… Тут другое. – Неприятно усмехнулся незнакомец. – За то, что никому не принадлежишь! – Жёстко ткнул он твёрдым пальцем в поверхность стола и нахмурился.

Мужчина в негодовании качнул головой, будто пеняя самому себе за проявленную до этого и неоценённую мягкость, как вдруг зацепился взглядом за Алёну и опомнился, подобрался, припомнив о нежеланных свидетелях. Смотрел долго и испытующе. Вроде даже собирался что-то сказать, как вдруг его окликнули грубым тоном.

– Гарист! – Прозвучало невдалеке и Алёна вздрогнула, распознав на слух устрашающее в криминальном мире прозвище.

Разглядев подобную реакцию, мужчина скривил уголок рта и прищурился на один глаз, вмиг сметая с лица все мягкие черты и интеллигентные мотивы. Сквозь приоткрытую челюсть можно было разглядеть вялые шевеления языка – это он пытался уловить, распробовать её страх. Всё исчезло, как и не было, когда Марта коснулась мужской ладони. Он и сам тогда дёрнулся, остро глянул на неё, но послушался того приказа, что прочёл в глазах.

– Приятного вечера. – Резко встал он, скрипнув ножками стула по паркету, и, не бросив на Алёну более ни единого взгляда, направился к другому столику в противоположном конце зала.

Он ушёл, а Марта осталась. И Алёна с ней. С Мартой… И только сейчас, в этот самый момент задумалась над тем, а кто же она?.. Эта самая Марта… И какую роль может сыграть во всей этой истории?

Пусть и редкие, но значимые фразы, брошенные её знакомыми, невзначай рисовали отнюдь нелицеприятную картину. Эльзин… Скользкий и хитрый, он уже много лет во всех кругах значился, как заместитель Бортновского. Старик Решетов – этого можно смело списать со счетов, Алёна уверена, он будет знаком с каждым, кто в той или иной степени интересуется ювелирными украшениями и драгоценными камнями, а Марта не раз в устной форме успела похвалиться коллекцией. Что же касается последнего… Гарист. Именно Гарист был правой рукой ныне покойного Самохина. Алёна знала это наверняка. И его последняя фраза… «Саше бы понравилось»… Она посмотрела на Марту и поёжилась под её прямым, уверенным взглядом. Самохин Александр Владимирович. Саша?..

Вдруг Алёна перед собой увидела уже не Марту. Воспоминания рисовали совсем другую картинку, несли в другое место. Громкие похороны… У некоторых и свадьбы не такие шумные, как эта прощальная церемония. Алёну, как журналиста, близко не подпускали, но отсутствие за её спиной фотографа сыграло значимую роль, и охрана массово бросилась совсем в другую сторону, оставляя молоденькую корреспондентку без должного внимания. Подойти ближе было по-прежнему нельзя, но вот разглядеть и запомнить… Ровно в ту же минуту развернулось, пожалуй, самое яркое, событие похорон, выставляя на суд общественности непозволительные эмоции.

Одна общая серо-чёрная масса людей. Один общий на всех скорбящий вид. И понимание того, что эта скорбь не более чем игра. Кто-то толкает стандартную на все подобные случаи речь. Уже через несколько минут все эти люди разойдутся и забудут о том, что был такой… В какой-то момент Алёна даже успела посочувствовать этому Самохину. Живёшь вот так, живёшь, а рядом с тобой нет ничего настоящего. Ни людей, ни эмоций. Сплошная фальшь. А потом тебя некому попомнить добрым словом. И только подобная мысль мелькнула в голове, как произошло что-то странное. В толпе наметилось какое-то непонятное шевеление, прошлась волна возмущения. Жадное до скандалов полчище стервятников-журналистов принялось агрессивно толкаться, щёлкать затворами фотоаппаратов, кто-то тянул руку с микрофонами, чтобы запечатлеть всё то, что ускользнёт от чувствительного слуха, а Алёна смотрела. Просто смотрела на то, как одинокая женская фигура в красном шёлке мелькнула перед толпой.

Всё выглядело так, будто она, эта женщина, только узнала о произошедшем, будто всё ещё не могла поверить. И вот этот ужас на лице, первые слёзы и едва слышные проклятия, которые становятся всё громче. Жесты, порывистые движения всё ярче. А потом она просто срывается и несётся к гробу, точно сумасшедшая. Так странно… Алёне показалось, что женщина несколько раз ударила покойника Самохина по лицу. Показалось, будто обвинила в том, что он посмел уйти вот так… Она не слышала, да за общим гулом уже и не могла слышать её слов, криков, но та бешеная по своей силе энергетика, что исходила от незнакомки… Алёна почувствовала её и едва ли ошибалась.

Это представление заняло доли секунд, не более того, и вот женщину кто-то уводит в сторону, желая успокоить, привести в чувства. Разглядеть её тогда так и не удалось, а жаль… Алёна хотела бы посмотреть в эти глаза, увидеть то, что другие пожелали надёжно спрятать. Не для себя как журналиста, а для себя, как для человека. К слову, в прессе о произошедшем так ничего и не сказали. Сухо и скупо: «Был, вершил, ушёл из жизни». Тогда ещё её заинтересовало, сколько стоило журналистское молчание?