Мария Ордынцева - Последний день

На крыльце подъезда показался отец. Не спеша он подошел к сыну и присел рядом на лавку. Закурил. Помолчал, не зная, как подступиться с разговором. Потом спросил:

– Ну что, сынок, соскучился по дому-то?

– Конечно, пап, – кивнул Матвей, глядя вперед, где неподалеку тусовалась какая-то компания из мальчишек и девчонок лет пятнадцати. Тоже местных: Матвей кое-кого из них узнал. Те пили джин-тоник, смеялись заразительно – обычный способ провести время на гражданке. Здесь вообще время имело другую ценность, и потому его не берегли.

– Это хорошо, что ты вернулся, – продолжал отец. – Мать-то ночей не спала, дни считала до твоего приезда. Как там, на войне-то?

– Нормально, – пожал плечами Матвей. – Война как война.

– Понятно, – вздохнул отец, не зная, что еще сказать. – Ты дома побудь хоть немного, дай матери нарадоваться. А потом уж работу будем искать.

– Побуду, – уверил Матвей, думая о другом. Отвык он от мирной жизни, разучился жить по прежним правилам. Это раньше знал его весь район и для всех он был первый друг. Кто вспомнит его сейчас?

Знакомый резкий вой раздался за спиной, и небо над головой вспыхнуло зеленым светом. Что-то громко хлопнуло пару раз, и раздался довольный смех пьяных подростков за углом.

– Ты что, сынок? – услышал Матвей голос отца и понял, что лежит на земле, закрыв руками голову.

Поднявшись с асфальта, он стал отряхиваться:

– Ничего, пап. Привычка…

Он просто забыл. Он был дома.

Восстановить старые связи оказалось нетрудно. Матвея помнили и прежние друзья, и, что тоже немаловажно, подруги. Особенно соседка Алька и бывшие одноклассницы Светка и Ольга. Самое приятное было то, что все три, оставив по боку теперешнюю личную жизнь, с радостью возобновили свои отношения с Паниным. По очереди Матвей зависал у них вместе с Серегой Рюхиным, время летело незаметно. Потом пришли боевые, и Панин, взяв примерно половину этих денег, уехал в Тулу к бывшим сослуживцам. Следующие две недели он помнил довольно приблизительно. Денег не считал, практически жил во всех кабаках города поочередно. Там же, в Туле, его лишили водительских прав за то, что он посмел ездить наперегонки с сотрудниками ГАИ. Особо не расстроившись, Матвей продолжил ездить уже без прав на отцовской «семерке». Наконец, придя в себя в каком-то второсортном ресторане, названия которого он так и не узнал, Панин решил ехать домой, пока еще оставались деньги. Но тут, на его беду, за ним, почуяв неладное, приехал отец. Вдвоем они выпили бутылочку на посошок – и все началось по новой, только уже вместе с отцом. Один только раз тот осторожно сказал сыну:

– Матвей, может, поберег бы деньги? Купил бы что-нибудь серьезное, пригодятся еще деньги-то.

– Пап, – сказал ему Матвей, – эти деньги заработаны кровью. Счастья они не принесут.

– Как знаешь, – вздохнул отец.

Матвей вернулся домой без денег, но с легким сердцем. Узнав, что деньги закончились в борьбе с зеленым змием, мать ничего не сказала, только покачала головой. И все пошло по-прежнему.

Жить Матвей остался у родителей. Хотел было снять квартиру, но потом рассудил, что ему вобщем-то наплевать, где жить. Есть отдельная комната, куда родители без стука не заходят. Значит, личной жизни ничто не помешает. А больше и не нужно.

Поиски работы тоже долго не продлились. Хороший автомеханик, неподалеку от дома Панин отыскал заброшенный сарай, кое-как отремонтировал на оставшиеся деньги, повесил вывеску и стал чинить машины. Сначала знакомым, а потом и всем желающим. Дела шли неплохо, по крайней мере, всегда было на что выпить и девчонок угостить. Особо напрягаться было не нужно, потому что к делу подключились еще пара знакомых мужиков из его дома.

Вобщем-то, можно было жить. И Панин жил, не заботясь о завтрашнем дне. Дискотеки, кабаки, девчонки. Что еще нужно было человеку для счастья? Только по ночам он иногда просыпался от собственного крика, пугая этим очередную подружку, ночующую у него. Война все еще жила в глубине его сердца, хотя он уже не шугался петард, хлопающих рядом с ним, и не ловил себя на мысли, что ищет глазами где-нибудь поблизости стоящий БТР. Навыки рукопашного боя ему тоже периодически пригождались.

Подрезал его однажды какой-то урод на трассе, чуть весь капот не смял. Хорошо, успел Панин вовремя затормозить. Урод тем временем уже подбегал к Матвею, матерясь и грозя включить счетчик. Машинка-то у него была не ахти какая – всего лишь «девятина», но угрозы скоро сменились приложением рук. Панин терпел, пока урод не взгромоздился на него верхом. А затем что-то щелкнуло внутри. Сам даже не успев понять, как, Матвей вскочил на ноги в один прыжок. Урод упал, растерявшись, но тут же поднялся – и не вовремя. Матвей нанес всего один удар – в ухо. Брызнула кровь. От дикой боли урод завопил и забегал кругами вокруг своей машины, не понимая, что с ним произошло. Матвей решил не ждать продолжения, сел в свою машину и уехал восвояси, матеря себя за то, что не рассчитал удар: у мужика наверняка лопнула барабанная перепонка.

С тех пор Панин стал бояться применять силу, чтобы не убить кого-нибудь ненароком. В тюрьму ему не хотелось, тем более что среди его бывших сослуживцев уже подобные инцеденты произошли. Поэтому пару раз еще случалось ему быть битым какими-то недорослями, с которыми он мог бы справиться на раз.

Одиноким волком Матвей проходил недолго. Сидел он с друзьями во дворе родного дома, за жизнь говорил, пивко потягивал. Зять тут же был, Андрюха. И увидел идущую в соседний подъезд незнакомую девчонку. Ничего такая, симпатичная, худенькая, волосы каштановые до пояса, глазки голубые. На вид лет семнадцать-восемнадцать.

– Кто такая? – кивнул он на нее.

Зять проследил за его взглядом и сообщил:

– Да Настюха, к подруге идет, наверное. Только на нее можешь особо губы не раскатывать.

– Почему? – поинтересовался Матвей.

– Она никому не дает, отшивает всех. Девочка она еще, – пояснил Андрюха.

Панин дождался, когда Настя выйдет из подъезда, – часа три, наверное, ждал. И напросился проводить. Проводил. Ничего девчонка была, веселая такая. И смотрела заинтересованно. Матвей на прощание пообещал ей зайти на днях.

На обратном пути его встретил зять:

– Ну как?

– Нормально, брат, – рассказал Матвей. – Встречаться будем.

– Подожди, терпение лопнет – сам бросишь, – предсказал зять.

– Посмотрим, – неопределенно ответил Панин.

К имени Настя еще с Чечни Матвей питал особые чувства. Была у них снайперша Настасья, очень хорошая женщина. И к Матвею всегда хорошо относилась. Все норовила накормить повкуснее. Иногда Панин подшучивал над ней, тогда Настасья превращалась из кошки в тигрицу, и Матвей быстренько прятался где-нибудь в сортире, чтобы не достала. И всегда говорил потом товарищам: