Эва Коэн - Наше лето

– Стерва, – будто невзначай, наклоняясь, шипит мне в ухо.

– Приятного просмотра, сосед, – говорю нарочито громко, придвигаясь к своему спутнику непозволительно близко, непрошенно внедряясь в его интимное пространство.

Глава 9 – Перемена настроения

– Анют, что-то ты невеселая, – бабушка присаживается на соседний стул от меня, передавая мне в руки горячее какао.

– С чего ты взяла? – лишенная всяких эмоций, привычным механическим действием добавляю к любимому напитку горсть маленьких зефирок под ее пристальным взглядом.

– Ты, думаешь, я не замечаю, что тебе только в тягость общением с Владимиром?

– Мне, кажется, что у меня совершенно нет выбора. Будто за меня уже все решено. Остаётся лишь одно – оказаться в нужное время и в нужном месте, – тяжело вздыхаю.

– Деточка… – чуть слышно продолжает: – я поговорю с твоим отцом. Он не должен на тебя давить, когда ты так уязвима и полностью зависишь от него, лишая собственного мнения.

– Он тебя послушает? – недоверчиво хмыкаю, откинувшись на спинку стула.

– Если, что он вобрал в свою голову – не выдолбишь… – с грустью в голосе признается она. – Этот парень тебе совсем не нравится?

– Все в нем ладно да складно, но есть одно «но»…

– Что такое, милая?

– Это невозможно объяснить, это нужно прочувствовать, – заслышав тяжелые шаги отца на лестнице, мгновенно подбираюсь. Наш вчерашний разговор перед сном закончился скандалом, а все начиналось вполне радушно, если не брать в расчет мое стойкое нежелание изображать из себя ту, кем я априори не являюсь. Мой папа терпеть не может, когда ему не подчиняются. Для него значимо лишь одно – безоговорочное подчинение. Именно так он привык относиться к своим подчиненным, возможно, и я для него таковой являюсь.

– Доченька, – как ни в чем не бывало, приветствует меня он. – Через час будь готова – нас ждут.

– Кто ждёт?

– А я вчера, что ли не сказал?

– Видимо, ты забыл вставить эту супер важную информацию между «как ты смеешь» и «не тебе решать», – чувствую, как мои колючки снова прорываются наружу, раня кожу своим очередным неповиновением его просьбе.

– Ань, есть такие визиты, что отменить никак нельзя, – ещё сдерживается, ещё не приказывает, показывая, что у меня остаётся мнимое пространство для своей свободы слова изъявления. Это ложь – я знаю.

– Как скажешь.

– Перемены настроения тебе к лицу, – выйдя из кухни, он направляется снова наверх. Подняв свой взгляд на кухонное окно, смотрю на яркое летнее солнышко, что уже прогоняет утреннюю прохладу, испаряя мелкие капельки росы на траве.

– Буду минут через сорок, – говорю бабушке, подрываясь к входной двери, на ходу одевая кроссовки.

– Анюта, – бабушка подрывается ко мне навстречу.

– Мне сказали быть готовой через час, – чересчур громко хлопаю дверью.

Наскоро подобрав велосипед с каменной дорожки, выхожу за ограду. Никто, разве не видит, что у меня душа горит, разлагаясь на уродливые фрагменты? В родном доме у меня нет ни единого союзника, кто может защитить меня, выслушать и принять мое собственное мнение. Мама… И-то бросила, когда я в ней так нуждалась. Шмыгнув носом, кручу педали в сторону речки. Сейчас там никого нет, кроме комаров и назойливых мушек.

Сев на берег, выплескиваю наружу всю свою боль, ввиде слез. Меня разрывают рыдания. Они меня душат своей безысходностью. Здесь я могу вволю побыть настоящей, клятвенно пообещав самой себе найти способы противостоять отцу. Я же вырасту – он не сможет влиять на меня и дальше. Если только не выдаст меня замуж – передаст из рук в руки, так сказать.

Всполох светлой ткани сбоку…

Содрогаясь мелкой дрожью, вытираю ладонями лицо, мысленно умоляя Всевышнего, чтобы это оказалось лишь моим воображением. Я же не плачу. Я же оторва. Я же заноза в заднице.

– Теперь понятно, почему уровень воды в реке поднялся, – Дима присаживается со мной рядом, задевая локтем. – По кому слезы льешь?

– Оставь меня одну, – закрывая лицо руками, чувствую, как жалко сейчас выгляжу.

– Я купаться пришел, и это не твоя огороженная крепость, – совладав с собой, приоткрываю один глаз.

– Сейчас уйду, – бормочу себе под нос, вставая.

– Я не прошу тебя уйти, – на землю летят его шорты. – Может, наоборот, присоединишься? – опустив глаза вниз, ощущаю болезненный укол в самое сердце. С чего я решила, что его интересуют мои переживания? Для этого нет никаких оснований. Снова ложь.

– Да пошел ты… Пошли вы все… – слезы снова брызгают струйками, скатываясь по щекам. Под встревоженным взглядом Димы сажусь на велосипед, уезжая прочь.

– Ань! – рявкает он, отчего я только набираю скорость, желая ничего не чувствовать, обрастая снова коркой льда.

Видимость дороги пропадает с очередным приступом собственного самобичевания, сопровождаемое слезным потоком из глаз, и осознанием безвольного продолжения своего существования. Не успеваю повернуть в нужном месте, как наезжаю на поваленное дерево, которое здесь лежит уже как года три. Перелетаю через руль, ударяясь всем телом об землю. Сжавшись в комочек, тихо поскуливаю от боли, не в силах перевернуться на бок.

Овладевающая животным страхом, зажмуриваю изо всех сил глаза. Рядом со мной раздается треск веток и шуршание приближающегося существа. Хоть бы пронесло… Хоть бы пронесло… Я же должного сопротивления не смогу оказать. Никчемная. Раздавленная. И покалеченная. Как же мне себя жалко! Громко всхлипываю.

– Малыш, тише… – сильно запыхаясь, Дима оглаживает мои разбитые в мясо колени и локти.

– А не малыш, – смотрю на него из полуопущенных ресниц. – Я просто неуклюжая.

– Давай помогу, – подхватывает меня под ягодицы, заставляя обвить его шею руками.

– От тебя пахнет… – не удерживаюсь, чтобы не уколоть его.

– Так-то я тебя спас, получается, снова от самой себя, – смеется, сильнее прижимая к своему оголенному торсу. Мне даже на миг показалось, что я дотронулась его кожи губами, почувствовав солоноватый вкус на кончике своего языка.

– Иногда мне кажется, что хуже уже быть не может, – морщусь от боли, когда он усаживает меня на то самое поваленное дерево, вольготно устраиваясь между моих разведенных ног.

Дима

– Иногда мне кажется, что хуже уже быть не может, – милое личико искажается в гримасе боли, когда я ее насилу усаживаю на поваленное дерево. Как его можно было не заметить?! – У тебя бывало такое?

– Бывало всякое, – с досадой в голосе признаюсь, смотря в заплаканные бездонные глаза.

– Расскажи мне, как ты пережил утрату родительской любви? – наотмашь бьёт меня своим вопросом. Мне приходиться приложить немало усилий, чтобы выдержать ее пытливый взгляд.