Хэлла Флокс - Маруська

– Вы же знаете, я не хочу, чтобы такие особы, – из-за плеча женщины меня окатили волной неприязни, – работали на меня. Уволить!

– Но, девочка хороший работник, – последняя попытка защитницы была прервана одним лишь взглядом. И то ли он испугал Ирину Николаевну, то ли что-то переклинило в её голове, но дальше последовала полнейшая чушь. – Она сирота.

А вот этого уже не могла стерпеть я.

– Ирина Николаевна, а не заговариваетесь ли вы? – вскочила со стула и встала перед женщиной. Не хватало ещё, чтоб моих родителей хоронили раньше времени! – Вы прекрасно знаете, что как отец, так и мать мои живы и между нами с вами, к нескрываемому моему счастью, нет родственных связей!

Главбух, явно не ожидая от меня подобного ответа, стояла и хлопала глазами. Я никогда не повышала голос на работе, была кроткой и послушной, но таких речей теперь не стану.

И вообще, что здесь происходит? Почему меня увольняют? Какие такие особы, не устраивают хозяина? Что во мне не так?

Вопросов было много и у меня была даже возможность задать их, но надо ли мне это? Я и так знаю, что работник из меня прекрасный, а если у шефа какие-то тараканы, то знакомиться с ними я не собираюсь.

Снова подойдя к своему столу, взяла чистый лист и ни на секунду не задумываясь, написала заявление на увольнение. Собрала немногочисленные личные вещи, что уместились в широкой сумке и взяв листок, подошла к Тимофею Вольдемаровичу.

– Подпишите, – с этими словами, протянула листок. Мужчина не торопился брать его, как стоял со сложенными в карманы брюк руками, так и остался стоять. Только оглядывал меня уже другим взглядом – пытливым.

– И что? Даже не спросишь и из-за чего тебя увольняют? – изогнув чёрную бровь, поинтересовался он.

– Не вижу смысла. Я второй год работаю на вас – думаю, если бы вы интересовались заслугами своих подчинённых, то не об этом мы сейчас с вами разговаривали. И так как знаю, что справлялась со своими обязанностями более чем на отлично, очевидно, я не пришлась усладой для ваших глаз. Других причин не вижу. Так что, подписывайте и я уже пойду. Не горю желанием задерживаться здесь, – спокойно произнеся свой монолог, снова протянула заявление, но опять напрасно.

Что-то злое, едкое, гадкое, промелькнуло в мужских глазах, и меня окатили новой волной неприязни. Кажется, я задела его за живое, и что-то подсказывает, ответ не заставит себя долго ждать.

– Вы правы, – злой прищур задержался в области шикарных бёдер, потом переместился на живот, что я старательно втягивала, – женщины, с такими габаритами не подходят нашей фирме.

Я чуть не задохнулась от услышанного. И в этот момент во мне проснулись гены семейства Чортовых, которые не прощают подобного хамства.

Оглядела с ног до головы этого Македонского. Да, Тимофей Вольдемарович мужчина очень выдающийся. Выше меня на голову, широкие плечи и куча мышц под дорогущим костюмом. Взгляд вообще сражает наповал – так и хочется плюхнуться в ноги и умолять не казнить. С таким связываться себе дороже. Но я уже не смогу уйти и не оставить о себе память…

– Так вы подпишите? – игнорируя внутреннюю дрожь, снова спросила я. Оставлю её напоследок, когда не буду считаться работником этой мерзкой фирмы.

– Подпишу, – высокомерно ответил козёл и забрав листок, размашисто оставил свой автограф.

– Благодарю, – выхватив заявление из мужских рук, привстала на цыпочки и со спокойной совестью, занесла руку. Послышался смачный шлепок. Не раздумывая, резко подняла ногу, согнув в колене. А следом с глухим стоном и столбом мата, согнулся и бывший начальник. Где-то за спиной послышался мужской кашель и женский вскрик.

– Не стоит унижать женщин моих габаритов, оно может вернуться и к вам, но уже в более весомой форме.

И с высоко задранной головой поспешила в отдел кадров, забрать трудовую. О зарплате и отпускных даже и не думала, верно предположив, что покалеченный бывший шеф решит не выплачивать их мне, справедливо забрав себе в качестве моральной компенсации. Ну и пусть, главное моё моральное состояние и чувство достоинства сейчас стоит дороже любых денег. Хоть и трясёт немного, но адреналин растягивает губы в довольной улыбке.

На душе стало даже легче. И почему я раньше не уволилась? О чём только думала? О собственной квартире? Да какие мои годы – успею накопить. Найду работу и получше, где не буду толстухой на побегушках! С мамой не так уж и тяжело жить, можно и на две работы устроиться – пару дней на одной и пару на другой.

С такими мыслями я влетела в отдел кадров, где уговорила в скором режиме выдать мне трудовую, о расчёте даже не обмолвилась. Наверное, это и послужило основным стимулом к скорости кадровички. А через десять минут, выбегала в солнечный день, ласково встречавший меня свежим тёплым ветерком.

Оказалась я дома далеко за полночь. Гуляла по берегу реки. Погода была волшебной. Особенно вечер, когда солнце ещё не скрылось за горизонтом, и освещало улыбки прохожих парочек. Оно грело мягким теплом нагие плечи в то время как пальчики зарывались в влажный песок.

Зашла в кафешку и насладилась самым дорогим десертом. Там я увидела девушку, она крутилась в новеньком платье перед приятелем, и была так счастлива, что я немного позавидовала.

И хоть парня найти в столь короткие сроки было тяжеловато. Но не порадовать себя шопингом, я не смогла. Прикупила лёгкий сарафанчик и босоножки.

А потом и в ресторан зашла. Гулять так гулять. Накопленные деньги на квартиру позволяли разок пошикарничать.

Хотела побыть одна и подумать. Ситуация с Македонским задела, как бы я не желала этого признавать. Мужчина он привлекательный и, если откинуть его грубую выходку, меня повело. Я даже представила, как мы смотрелись бы вместе. А что, почему бы не помечтать?

И именно это задело больше всего. Я же вовсе не страшная, да и не толстая корова. Мужчины заглядываются, одаривают заинтересованными взглядами, но только мало кто показывает свой интерес открыто. Общественное мнение важнее. А общество любит изысканные зрелища, и во мне как раз таких изяществ нет. Да симпатична, да пышнотелая, да наивна и верю во второй шанс.

И хотелось бы верить, что моя выходка заставит Македонского если не изменить своё мнение, то хотя бы задуматься!

Бойся своих желаний говорят! И не напрасно!

– Русь, ну ты чего! Где пропадаешь? Я же переживаю, почему телефон недоступен? Уже хотела отцу звонить… – встречает меня с порога голос мамы и запах корвалола.

Конечно, не так уж она и волновалась за двадцатипятилетнюю дочь. И корвалол не пила точно. Но надо же создать видимость.

– Боже упаси, мамуль! Этого только не хватало! Вот не видела его восемнадцать лет и пусть так всё остаётся, – открестилась и скинув сумку и новенькие босоножки, сполоснула руки и прошла за стол.