Елена Тимохина - Вата

– Ты же всегда был специалистом по правильным поступкам, – добавила гостья просто, чтобы отсрочить неминуемую, невыносимую тишину между ними.

– А ты быстро учишься, – неожиданно громко усмехнулся Марк и остановился на некотором отдалении от нее, прямо напротив. В глазах его горели опасные стальные огоньки, а на губах играла ироничная улыбка. – Отпустить просишь? Ну хорошо, иди, отпускаю.

Эта внезапная перемена явно была неожиданной для нее. Она резко подняла взгляд, недоверчиво прищурилась. В ее глазах Марк без усилий прочитал облегчение, неловкий страх, решимость и, что это… неужели разочарование? На один краткий миг спрятавшееся в самых дальних уголках этих бархатных глаз.

Осознав, наконец, что пауза двусмысленно затягивается, она смутилась, неловко махнула ему и сделала шаг к двери. Но дойти не успела, что-то резко схватило ее за запястье – конечно, Марк. Своей сильной рукой, на которой сейчас все вены натянулись до предела.

– С ума сошла? Шучу, – только и сказал он, притянул ее к себе и порывисто обнял.

Это давно забытое ощущение его близости обрушилось так внезапно, что она не успела даже вскрикнуть, удивиться, испугаться. Марк сильно сжал ее в объятиях, жадно вдыхая запах ее тела. Сопротивляться было бесполезно, и она отдалась во власть всепоглощающей, рыданиями подступающей к горлу страсти.

Они поцеловались так, как только могут целовать друг друга любовники после трех лет мучительной, немой, изнывающей от боли любви. Это было словно сбывшейся мечтой: снова чувствовать кожей любимое тело, скользить обжигающими губами по бархатистому лицу, слышать прерывистое дыхание, такое страстное, такое тяжелое, что, кажется, на следующий вдох просто не хватит кислорода.

Он прижал ее к себе, и эта дурацкая рубашка стала ему невыносима, хоть и очень нравилась, особенно на ней. Но сейчас мешала ему наслаждаться ее телом, отдаваться ей целиком. Марк резко дернул ткань и услышал, как по полу покатились аккуратные белые пуговички: теперь в ней точно не жениться.

Одним прыжком она оказалась на нем, он прижал ее к стене. Горячими руками до судорог вонзился в ее бедра. Он хочет, чтобы сейчас ей было больно, также больно, как ему было все это время. Но это лишь сильнее возбуждает ее, эту сумасшедшую, неистовую, роковую его любовь. Она кричит: от боли и наслаждения. И этот ее глухой крик, который он любит больше всех звуков на земле, просто разрывает на части все у него внутри. А ведь он думал, что ничего уже не заставит хотеть ее сильнее, сильнее, чем он хотел ее все эти три года, сильнее, чем хотел, когда увидел сегодня на лестничной клетке, сильнее, чем хочет сейчас, когда ее тело плавится в его сильных руках. Он чувствует, что уже не контролирует себя, не осознает, где он и кто он вообще? Он – первобытный инстинкт, он обнаженный нерв, он где-то в абсолютном космосе сейчас.

На кухонной столешнице сейчас на редкость много предметов, им всем нечего тут делать. Одним движением он смахивает все это на пол: здесь его любимый бокал из муранского стекла, свежие газеты и мелкая кухонная утварь, что он не успел убрать на место.

Она уже вся его, тут, на столе. Он покрывает поцелуями ее лицо, собирает губами соленые капельки с ее тела, оправляет непослушную прядь влажных волос: он хочет видеть ее всю, он хочет ощущать ее всю, любить со всей страстностью. Он хочет выразить ей все, что накопилось за три года, он хочет отдать ей все, что хранил в себе все это время: все, что так хотел сказать, все, что так болезненно пережил. Этот давно забытый вкус его любви опьяняет, сводит ее с ума, заполняет ее всю, переливается через край. Только он умеет так тотально владеть ею, дотягиваться до самых дальних клеточек ее души, быть с ней и в ней одновременно, полностью подчинять ее себе, окружать собой со всех сторон.

Между ними больше не было преград: ни ссоры, ни трех лет, ни других отношений, ни бесконечного множества глупых, никому не нужных мыслей. Все показалось пустым и ничтожным перед главной истиной: они вместе.

Он подхватил ее на руки и понес в свою просторную спальню. Он обожал это место, особенно ночью, когда комната наполнялась несмелым желтым светом уличного фонаря, все время нетерпеливо заглядывающего в окошко. Вот и сейчас этот старый верный друг был здесь: уже засматривался внутрь, не желая пропустить ничего интересного. А Марк будто приглашал его познакомиться: вот она – та, что приходила к нему во снах, та, которую он так отчаянно искал в других, та, что все еще не отпускает, держит его в напряжении, хотя уже полностью принадлежит ему.

Он опустил ее на кровать и, не в силах остановиться, продолжил покрывать поцелуями ее все еще трепещущее тело. Внезапно он резко выпрямился, отстранившись. Пристально взглянул на нее, чтобы еще раз проверить, удостовериться, что ему не снится, что это она. Та самая девушка. Несколько секунд они, не отрываясь, смотрели друг на друга. А потом порывисто слились в объятиях, словно не веря, что пришли, наконец, на встречу, на которую опаздывали целых три года. Три года и пять месяцев.

На часах было 4:45 ночи, когда она проснулась, почувствовав на себе пристальный взгляд. Гостья открыла глаза: Марк лежал рядом и, не отрываясь, смотрел на нее.

– Я тебя разбудил? Извини, – улыбнувшись, сказал он и нежно заправил прядь волос ей за ухо. В его голосе, однако, не было и тени сожаления.

Она спала немногим более часа, даже не заметила, как провалилась в сон, утомленная перелетами, переживаниями и эмоциями, не отпускавшими ее последние полтора дня и особенно этим их бесконечно долгим и приятным вечером.

Марк же не спал ни минуты, его сердце все еще бешено стучало в груди, он страшно боялся, что, если закроет глаза хотя бы на секунду, она исчезнет. Он проснется где-нибудь дома или даже здесь, в своей любимой квартире, но один, а она просто пропадет. И ему снова придется жить эту свою бесконечно пустую жизнь без нее.

– С тобой все в порядке? Ты немного напряжен, – сказала гостья, повернувшись к нему и внимательно посмотрев в его серые глаза.

– Иногда мне кажется, что ты сейчас исчезнешь, – ухмыльнулся он и, словно, чтобы удержать ее, погладил рукой по лицу, затем провел пальцами по изгибу ее шеи и дальше вниз, пока не добрался до края шелковой жемчужного цвета простыни, которую она использовала как импровизированное платье.

– Надеюсь, что я не исчезну из такого прекрасного места, честно, никогда не лежала в кровати удобнее, – с этими словами она, будто ненароком убрала его руку, откинулась на спину и даже поводила руками и ногами, делая ангела в гладких, необыкновенно приятных на ощупь простынях.

– Я купил эту квартиру два с половиной года назад. Наша компания тогда переживала первый пик успеха, мы привлекли раунд инвестиций, и у нас случился серьезный кэш. Сашка вот все сделал по уму: собрал там портфель всяких акций, диверсифицировал активы, а я просто одним днем буквально купил себе эти апартаменты. Он только у виска пальцем покрутил. Но мне так сильно нравится все в этой квартире, я настолько привязан к ней, что меня просто бесит, когда кто-то еще ночует в этой постели. Серьезно, я будто ревную это место к другим людям, – засмеялся Марк. – Но мне бы хотелось, чтобы ты просыпалась здесь каждое утро.