Татьяна Аксинина - Рулетка для Золушки

2004 г.

«По жизни я неудачница. Так я сама считаю. Нет, я не бомж. У меня есть крыша над головой, работа. Но живу я не в Москве, а в Жуковском в небольшом частном домике с удобствами на улице. И ничего интересного в моей жизни нет».

Ирина перечитала запись в дневнике и посмотрела на дату. Потом перелистнула до чистой страницы и написала.

«Всего два месяца назад я горевала, что в моей жизни нет ничего интересного. А сейчас я могу только сожалеть о той жизни. Произошло столько событий, погибли люди, фактически из- за меня, хотя я и не виновата. Невольно я оказалась втянута в этот трагический водоворот и спаслась только чудом. Чудо это называется любовью. Она, как цветок, может произрастать и на навозной куче. Но я не способна принять эту кучу, значит, должна отказаться и от цветка. Я сделаю это сегодня же – и будь что будет».

Ирина оставила общую тетрадь на столике и вышла. Хлопнула входная дверь. Сквозняк влетел в форточку и быстро пролистал исписанные страницы.

По жизни я неудачница. Так я сама считаю. Нет, я не бомж. У меня есть крыша над головой, работа. Но живу я не в Москве, а в Жуковском в небольшом частном домике с удобствами на улице. И ничего интересного в моей жизни нет.

Начнем с работы. Я закончила факультет журналистики Университета. Ни одного дня не работала по специальности. В начале лета, когда я получила новенький, пахнущий краской диплом, мне пришлось срочно устраиваться на работу. Я отправила резюме по агентствам и считала, что мне, как с неба, посыплются предложения, одно другого выгоднее. Ничего интересного не предлагали. Я устроилась в школу, преподавать русский язык и литературу. Я не могу постоять за себя, поэтому я промолчала, когда старые учителя у меня отобрали часы по литературе, оставив один предмет «русский язык». Расписание мне составили неудобное, с «окнами». Я промучилась год и летом стала снова искать работу. Деньги у нас с мамой иссякали, таяли, словно песок между пальцев. Мою беспечную маму такое положение вещей мало беспокоило, как впрочем, и прочие проблемы нашей жизни.

Весной умерла бабушка, на которой держалась вся наша небольшая семья: бабушка, мама и я. После смерти бабушки выяснилось, что мы задолжали почти всем соседям, когда делали ремонт домика. Я распродала кроликов, за которыми ухаживала бабушка, немногие украшения, которые имелись у нашей семьи. Рассчитавшись с долгами, я обнаружила, что надо срочно закупать дрова и уголь, забор почти повалился. Поэтому, когда мне предложили временно поработать в издательском доме «Катрен» делопроизводителем, я сразу согласилась. Деньги были не ахти какие, да и работа неинтересная, но я успокаивала себя, что это временно. Но, как говорится, нет ничего постояннее временного. Скоро сотрудники бухгалтерского отдела, где я трудилась, поняли, что на мне можно «ездить», как на ломовой лошади, и все быстренько стали этим пользоваться. Я из делопроизводителя превратилась в полубухгалтера, но, естественно, за прежнюю зарплату. Коллектив у нас был чисто женский, все дамы были семейные: кто имел мужа и детей, кто одних детей, но всем было некогда оставаться после работы, некогда выходить в выходные. Могла только одна Ирочка, то есть, я.

Моя начальница, Аглая Кузьминична, долго собиралась на пенсию. Несколько лет она заявляла чуть ли не каждый день: «Вот доработаю до…, а там уйду на пенсию, буду жить на даче и так далее». Сначала она хотела доработать до Нового года, потом до майских праздников, потом до ноябрьских, и так по кругу. Я мечтала: «Вот уйдет Аглая Кузьминична на пенсию, заместителя поставят на ее место, а начальницу отдела сделают замом и пойдут по отделу перестановки». Я думала, что должно же начальство, в конце концов, отметить, какая я аккуратная, исполнительная, как много знаю и умею. Должны меня повысить в должности, дать оклад повыше. Но прошел год, затем другой. Аглая Кузьминична рьяно трудилась на ниве бухгалтерского учета, видя свою пенсию только во снах.

Я попыталась найти работу приличнее. Тайком от сотрудников я купила газету с объявлениями. В первом же месте, куда я пришла на собеседование, меня критически осмотрела модно одетая с ярким макияжем дама. «Нет, Вы нам не подойдете. Вы маленького роста». На мой вопрос, а причем здесь рост, дама назидательно мне сказала, «ну, Вы же должны быть лицом нашей фирмы, оказывать клиентам дополнительные услуги». После ее слов, я вышла на улицу, как оплеванная. Рост мой 165 сантиметров, и я не считала раньше, что я маленького роста. Я не собиралась устраиваться на работу, чтобы оказывать дополнительные услуги, знаю я, что это за услуги. Написали лучше бы сразу, что не секретарь им нужен, а девушка легкого поведения с внешностью модели и параметрами 90- 60- 90. После первой неудачи я не пошла больше ни на какие собеседования, отложив это дело «на потом». Такой у меня характер, «дурной», как называет моя мама. Бабушка говорила, что чересчур серьезная и собранная, что привыкла все делать основательно и капитально, но я легкоранимая, поэтому любая неудача выбивает меня из колеи.

А теперь самое печальное: про мою внешность. Я была, есть и буду невезучая. Ведь мне с самого рождения не повезло. Не унаследовала я маминой привлекательности. Главное, все говорят, что мы с ней похожи. Только чуть- чуть серее глаза, оттенком отличаются волосы, крупнее нос, сильнее выпирает подбородок, и над ним сильнее выдается нижняя губа, – и готово дело. Она – миленькая, сексапильная, обаятельная. А я – страшненькая, невзрачная, неразговорчивая. Она – голубоглазая блондинка, а я – серая мышка. Мы с мамой одного роста, но пропорции разные. У нее фигурка – изящная, ноги длинные, коленочки острые. А у меня туловище крупнее, а ноги – короче, и толще, чем у мамы. А коленки, вообще лучше не упоминать, – толстые, круглые.

К тому же, я – умная, а для женщины это недостаток. Вечно все анализирую, копаюсь в себе и людях, не могу относиться к жизни так, как мама. Про меня Шурик Васильев, с которым мы вместе год проучились в университете, пока его не отчислили, так и сказал, что я – «девушка тяжелого поведения». А вот мама – наоборот. Впрочем, она меня родила, и я ее никогда ни перед кем порицать не стану. Раньше, бывало, с бабушкой разговоримся – и перемываем ей косточки, а потом она вдруг спохватится, оборвет разговор: «Ой, что это я дочь против матери настраиваю!» А теперь бабушки нет, не с кем посоветоваться. Ни – по хозяйству (а все на мне: и дрова, и уголь, и ремонт крыши, и за свет платить), ни – по жизни.

Мать мне – не советчик, и я с нее пример брать не собираюсь. Подумать только! Шесть раз замуж выходила, это, насколько мне известно, а может, и больше.