Люминис Сантори - Конъюгаты: Три

– Если ты об этом – то нет. Довольна. Этого ты хотела. Ещё раз помучать меня?

– Успокойся уже. Сегодня нет занятий драмкружка, насколько я осведомлена.

– Права. Нет.

– Ну, Агний.

– Да, я никому не подхожу. Обернись этим, как шелковым покрывалом.

– Я не торчу от шёлка.

– Тогда, как бархатом.

– Это ты по части всего этого сенситива.

– Тогда можешь включить свой самодовольный сардонический смех.

Он встал и, захватив одежду, скатился с возвышения быстро и непринуждённо, как на скейтборде.

– Я пойду. Неприлично будет, всё-таки после стольких приготовлений.

– Стой.

– Хватит. Потом, ночью.

– Я не об этом, дурачила!

Кирсанов направился к двери, но та была довольно далеко и пустота залы доводила эхом её голос снова и снова.

– Я не могу так проворно спуститься. Не заставляй меня…

Она была и голая, то есть ещё не одета, и путалась в пледе, и не могла решить, забрать с собой книгу, остаться здесь и объявить бойкот, побежать за мужем, как маленькая шелудивая шавка, заорать и закатить скандал, или остаться тут с носом и в калоше. Разумеется, вышло последнее. Она была не столь расторопна и разум её соображал примерно на такой же скорости, что и её тело.

Хрисанф был уже в коридоре, но потом резко повернулся и вернулся обратно. Далила решила продолжить чтение и про себя подумала, что выйдет к гостю по ситуации, то есть по самоощущению.

В конце концов, им там будет замечательно весело и без меня.

Поэтому она удивилась, услышав скрип двери и увидев силуэт супруга, который опустив голову, кинул в сторону рубашку, которую так и не надевал.

– Что случилось?

– Ничего.

– Ты что-то забыл?

Глупый вопрос.

– Тебя.

– Ладно, можешь идти. Я тебя не держу.

Он ничего не сказал, но добирался до неё с бокового, более полого и длинного склона, чтобы потянуть время и, если что, передумать и сбежать обратно.

Всё-таки, благополучно достиг её насиженного места.

– Что припёрся?

– Мне что, на колени встать.

– Тебе это нетрудно. Вон, какие здоровые ноги.

Хрисанф чуть отошёл к спаду и простерся в форме тупого угла, забросив руки в её сторону, как какой-нибудь древний герой к своей цели.

– Хватит придуриваться. Мне неинтересно. И надень рубашку. Здесь прохладно.

– Если тебе холодно, я тебя согрею.

– Хватит унижаться. Уже несмешно. Шесть часов, дорогой, на циферблате.

Она указала пальцем на висевшие в отдалении большие настенные часы. Поскольку Далила была близорука, Кирсанов повесил в этой зале чуть ли не гигантские. Хотя это была своеобразная часть интерьера, но было удобно и не надо было щуриться или тянуть глаза к вискам.

– Если хочешь, чтоб это скорее кончилось, поцелуй меня и уйду во спокойствии, счастии и гармонии.

Она посчитала, что это справедливое предложение.

Иначе, действительно выйдет всё крайне некультурно.

– Ну, всё?

– Ещё.

Целует.

– А теперь как? Как ощущения?

– Я ещё не простил тебя. Продолжай.

– Ах ты! Это же ты должен был!

Затыкается его ртом и губами. Улыбается. Забывает о большом круге с циферками и стрелками.

– А ты научился.

– Чему?

– Этому.

– А?

– Когда мы впервые были вместе, ты не умел так.

– Та брось! Это ты ничего не умела!

– Ну, точно.

– Что ты имеешь ввиду?

– Но всё равно ты научился.

Гладит его.

– Мадам, вы сегодня вконец решили меня опустить.

– Нет же.

Целует.

– Почему такая.

– Ничего не такая.

– Далила…

– Коська сказал бы, что мои мэри-сью прокачаны до невозможности.

– Почему?

– Потому что в реале так не бывает.

– Почему?

– Женский персонаж слишком нежный и сильный. Так стандартно да. Что даже и неинтересно.

– Почему?

– Потому что если неинтересно, то никто это и не читает.

– Почему?

– Потому что.

– Аа.

– Почему?

– Потому что.

Слишком много диалогов. Люди говорят, что это и так известно. Это не сюжет. Это тайна двоих. Тишина двоих. Шум двоих. Это нельзя описать. Описывайте сюжет, интригу, пакости, развивайте фантазию и глушите ей реальность.

Но на этом Кирсановы не заткнулись. Не та эта была разумная парочка "со счастьем в тишине". Как раз таки такие, но не в том смысле. В том, да не в этом. В этом, да не в том.

– Мне кажется, ты подходишь мне.

– Это твоё утешение.

– А как надо тебя утешить?

– Никак, забудь. Я сам знаю.

– И ты подходишь Арсену.

– Нет.

– Ладно. Тогда подходишь мне.

– Я никому не подхожу.

– Можешь плакать. Я серьёзно. Конечно, я не смогу, как это ты бы хотел видеть. Это всё, что я могу выжать. Можешь себе допустить, что в этот раз я не так холодна и чванлива, как можно подумать.

– Далила.

–…

– Я не буду. Ты что.

Хочет убежать. Но от неё до заповеди сейчас, в эту минуту, как до далёкой звезды. Надо пройти все круги ада.

– Отвлеки меня!

– Тебе пора.

– Да!

– Иди.

– Хорошо!

Кричит, чтобы взять себя в руки. Побил бы себя, кабы она не видела.

– Ты хочешь ударить меня.

– Нет!

– Ты хочешь. Все хотят. Когда я так говорю. И что я такого сказала.

– Нет!

– Я ничего такого не говорю. И я не столь противна, чтобы меня бить. Я тоже чей-то ребёнок.

– Далила!

– Ну, хватит. Всё хорошо. Дыши.

– Урсула.

– Что Урсула?

Совершенно отвлекается от самое себя, как будто перевернулась страница.

– Урсик меня беспокоит.

– Что опять такого сделала эта наглая девчонка?!

Стремительно одевается и натягивает озлобленно свои домашние тапки.

– Я ей покажу! Опять что ли поцарапала Хайджи?!

– Нет же. Просто Урсик вырастет очень своенравной девочкой и она не будет, наверное, нас слушаться.

Далила опешивает, на долю секунды задумывается.

– И это ты мне хотел сказать?

– Да. У меня вдруг… Ну. Когда ты говорила… Я подумал вдруг такое. Прости.

Приближается к мужу и видит, что тот в весьма расхлябанном состоянии. Смотрит куда-то в сторону и вниз, как будто рассматривает полёт невидимого назойливого насекомого, то застывающего среди цветов, то вновь заставляющего его следить за собой. Зрачок утонул в радужке, хотя радужка сегодня не тёмная. Совсем прозрачный взгляд. И такой, как будто она исчезла. Как будто её и никогда не существовало на свете.

– Что ты делаешь? Агний, что с тобой?

– А?

Как будто пытается проснуться после затяжного глубокого сна, но который тянет и тянет его на дно.

– Милый.

Далила потянула его за руку, но он словно прирос к месту, где сидел и ни за что не мог отомреть. Тогда она моментально испугалась и собралась заорать от испуга. И в то же мгновение будто отлетела пробка от шампанского: Хрисанф задвигался и обхватил её кисти так крепко, как сцепился бы утопающий. Потом обнял, но уже так, как всегда.