Ольга Вечная - Веселый Роджер

Давно пора спать, завтра в одиннадцать их с Виком ждут в клинике, чтобы сообщить результаты анализов. Вера ходит по своей съемной квартире, заламывая руки и кусая губы. То сердце разгоняется так, что дышать тяжело да в висках бахает, то слабость накатывает, голова кружится, будто от голода. Но она ела сегодня, точно ела. Или это было вчера?

Что-то странное с ней творится. Вера не из тех, кто думает сердцем, в ее решениях всегда преобладал расчет, как минимум здравый смысл. Она все делала правильно: школа – переезд в Москву – училище – работа. Закончила кучу дополнительных курсов, посетила все доступные ей кулинарные мастер-классы, чтобы стать успешной, задержаться в столице, зацепиться. Личная жизнь всегда оставалась на втором месте: не до нее было, некогда. Слишком много времени забирали на себя мальчики, чтобы допустить их присутствие. Позже появился Артём, Вера влюбилась. А потом угроза болезни, и она бросилась в объятия Белова, как безумная.

Ей это не свойственно. Она не из тех, кто способен на спонтанные глупости.

Когда ВИЧ попадает в кровь, то организм реагирует на него как на простой вирус гриппа, отзываясь недельным недомоганием. Вера точно знала, что болела как раз после расставания с Тёмой. Все сходится.

Ей двадцать три, следующие годы она проведет в сражениях за жизнь, постоянно думая о том, как бы не заразить кого-то из близких. Родителей, например. Других близких у нее уже не будет никогда. Какой мужчина в здравом уме ляжет со смертельно больной женщиной? Видимо, Вере суждено было влюбиться единожды. Ее взрослая жизнь началась с Артёма, на нем и закончится. Один мужчина навсегда. Вот только выглядит это в ее случае совсем не романтично.

Она опять плачет, как маленькая, брошенная, никому не нужная. Одинокая в своем бесконечном горе. И никто ее не пожалеет, никто не догадается даже написать пару слов. Всем на нее плевать.

Вера смотрит на свои пальцы с коротко остриженными ногтями, и они двоятся перед глазами. На каждой руке по десять, честное слово.

Белов, должно быть, не в своем уме. Адекватный человек отреагировал бы иначе на ее сообщение о возможности диагноза-приговора. Вероятно, ей следует держаться от него подальше. Если бы кто-то признался Вере в своем положительном статусе, она бы на всякий случай прокипятила после него посуду. Или выбросила бы ее вовсе, мало ли.

Жуткие шрамы Вика говорят о большой беде, которая осталась в прошлом и вопросы о которой моментально блокирует Арина. В прошлом ли? Странные правила наводят на мысли, что он до сих пор варится в своем горе, не желая никого подпускать близко. Зачем ему Вера? Хорошо провести время? Развлечься?

Если подумать серьезно, Белов ни разу не настоял на своем, не надавил на нее. Хотя чувствовал, не мог не чувствовать, что она была готова с ним на всё. Сорвало крышу. У Веры?! Да быть не может! Эта неделя была самой странной в ее жизни. И самой незабываемой.

Вот уже шесть утра, Вера выплакала все, что было возможно, и идет на кухню, чтобы залить в организм очередную порцию жидкости. Через пять часов она узнает правду. Осталось всего пять часов. Когда впереди была неделя, думалось: «Как скоро! Слишком мало времени для подготовки к приговору». Последние же часы тянутся бесконечно долго.

Нет, Вера не выдержит плюсика напротив своей фамилии. Умрет на месте. И так будет лучше. К борьбе она не готова. Бедные мама с папой, за что им это? А без них она вряд ли потянет лекарства и съемную квартиру.

Родители ни о чем не должны узнать. Веру отправляли в больницу каждый раз, когда температура приближалась к тридцати восьми. В инфекционке их небольшого городка девочку знали в лицо, у нее была любимая кровать и место у окошка. В детстве мама постоянно мерила ей температуру, на всякий случай, чтобы знать – с этого ритуала начиналось каждое утро. Серьезно, до школы Вера думала, что так делают все: умываются, чистят зубы, зажимают под мышкой градусник, завтракают. Ее потчевали иммуномодуляторами по поводу и без, панически боясь любых инфекций и вирусов. Однозначно, мама не выдержит новостей о ВИЧ.

Сколько же у Веры всего было мужчин? Что, если посчитать? Делать-то все равно нечего. Она сидит в коридоре на полу, в темноте, загибает пальцы и рыдает в полный голос, захлебываясь и подвывая себе самой. Никогда она так не плакала, не знала даже, что способна на подобное. Первую неделю после новости ходила в шоке, как будто в ступоре. Все ждала, что Артём позвонит и скажет: диагноз ложный. Затем все мысли занимал Вик. А потом он ее выгнал. Веру дважды выставили на улицу за последние три месяца.

Несколько свиданий, пара поцелуев и Артём. Вот и все ее прошлое.

Шесть двенадцать. А-а-а! За окном темно, но город уже начинает пробуждаться, люди стоят на остановках, с которых, газуя, резво стартуют автобусы. Белов наверняка сладко спит под своим пиратским флагом. А Вера здесь совсем одна, без всякой защиты, готовится к завтрашнему дню, не чувствуя в себе сил даже встать на ноги и добраться до спальни. Так и вырубается на линолеуме крошечного коридора своей студии в двадцать четыре квадрата.

Подскакивает в половину десятого и сразу идет в ванную, разминая затекшие после сна на полу мышцы. Невыносимо тянет шею и где-то в районе поясницы. Душ, кофе и тусклое солнце из окна насыщают энергией, которая вылилась из нее за бесконечную ночь слезами. Ужас уступил место молчаливой решительности. Вера мрачно смотрит на кусочек шоколадки, который достала к кофе, и думает о том, что сегодня, должно быть, самый важный день в ее жизни.

Белов ждет у входа в клинику. Интересно, давно? Не позвонил, не написал. Одет в рубашку, неформальный темно-синий костюм в его стиле и белые кеды.

– Готова? – спрашивает вместо приветствия.

– Расскажешь, зачем нужен был весь этот цирк перед твоим отцом, если с тех пор ты не позвонил и не написал ни разу?

Неважно, что Белов подумает и как выглядят ее слова. Хуже уже не будет. Вера так злится на него, что хочет стукнуть.

– Цирк, как и всегда, нужен был зрителям. А главной актрисе я приготовил подарок, он в машине. За оказанную услугу.

– Не стоило беспокоиться, мне было не сложно.

– Мне тоже.

Когда они в прошлый раз заходили в больницу, он держал ее за руку, сейчас этого не хватает. До фотографий уже нет дела: страх засветиться на весь интернет резко меркнет рядом с угрозой жизни. Вера смотрит на Вика и не верит, что эта неделя в его объятиях вообще была. Он так холоден и спокоен. Никак не выдает то, что помнит, как целовал ее грудь, слизывал шампанское с ключиц. Как шептал на ухо, что хочет ее до трясучки. Просто идет рядом как ни в чем не бывало. Агрессивные татуировки выглядывают из-под белого манжета рубашки, мятежный дух дико контрастирует с классикой.