Алинда Ивлева - Осколки падающей звезды

Ух, в памяти аромат. Что-то расчувствовался, зэкам не до лирики, ты права. Я уверен, что именно это бы ты и сказала. И припечатала бы своими синими глазищами. Умеешь ты убить взглядом и оживить касанием. В общем, олененок мой, больница, полиция, брат отвлёкся, он не помнит толком, кромешная темнота, провал в памяти у обоих. Мы лишили жизни мать и дочь. Мы. Я виноват, что доверил руль. Он же плохо водит, да думал, что там ехать, до маркета, Никита попросил перед загсом шампанского купить и сигарет. Сигареты кончились, твою мать. Я больше не курю. Взял вину на себя. А тут ещё этот проклятый диагноз. Заслужил, не спорю, тысячу раз проклинаю себя. Заслужил, а вот тебя – нет. Люблю до смерти. Не знаю, сколько осталось, опухоль говорят, неоперабельная. Много писем тебе написал, не одно не отправил. Лишь это отдал брату. Когда меня не станет, хоть так попрощаться. Ты не должна жить в вечном разочаровании. Верь в любовь, верь, родная! Навсегда с тобой, навечно твой. Будь счастлива без меня. Я проклят»

⠀ Лана крикнула официанта. Зал мгновенно затих от её фальцета. Рассчиталась, схватив визитку, рванула в отель. Полы красного плаща развевались, встречный ветер терзал волосы, наждачкой ливень хлестал по щекам. Она влетела в отель как фурия, набрала номер Алексея.

– Где он? Он жив?

– Пока да, сегодня должен выйти, досрочно, по здоровью, – гнетущая пауза. – Велел никому не встречать.

– А ты все такой же бесхребетный, да? Брат сказал…, – девушка не смогла договорить. Слезы душили, душа полыхала.

⠀ Дернула звонок на стойке:

– Ближайший рейс до Ярославля?

Портье заглянул в компьютер:

– Через три часа, с пересадкой, фрау.

Лана кинула паспорт и стремглав бросилась к лифту. За вещами. На ходу вырвалось распоряжение:

– Возьмите любой билет на этот рейс.

⠀ 6 октября было пасмурным. Кучевые облака свинцовым покрывалом заслонили город. Хлебная улица, как символично, думала Лана. Никогда не думала, что способна простоять в туфлях и плаще более 6ти часов под пронизывающим дождём, возле обшарпанных бледно-зеленых ворот с надписью бордовой "ФКУ ИК-1".

⠀Железные ворота со скрежетом, терзающим дух, разъехались. Человек в форме провожал мужчину в синем костюме и белой рубашке. В руках пакет из "Ароматный мир" и блок сигарет. Ежик седых волос изменил Руслана до неузнаваемости. Он оглянулся по сторонам. Передернул плечами.

Ссутулился, подняв воротник пиджака, и побрел вдоль тюремной стены.

– Руслан, – впалые щеки застыли, словно на маске, снятой с покойника. Он напрягся как пружина и ускорился. "Показалось", думал Руслан.

– Руслан, прости, стой, прости меня! – Лана бежала по лужам, не чувствуя холода. – У тебя сын есть, сын, Виктор, как мы мечтали. Ты должен жить! – слова оставленной невесты разлетелись молитвой по ветру.

– Ланка, какая же ты смелая! – худой мужчина в костюме, висевшем на нем как на вешалке, выпустил из рук пакет. Шампанское разлилось, шипя, по Хлебной улице. В нос ударил запах мшистой горечью и нежнейшей амброй с нотками смолы, аромата винограда и прощения.

⠀Диагноз Руслана оказался ошибочным. А свадьба все же состоялась.

Лебединая песня

–Гаяне, беги к роднику, Лусине рожает, неси воду! – сутулая бабка-повитуха вызверилась на девушку, которая только вернулась с торбой, полной молодой крапивы с предгорья. В доме стоял шум и гам, коровы и те всполошились. Лусине, старшенькая, наконец-то разродится первенцем. Мужчины уже засели под лозами винограда на топчанах с кувшином молодого сидра, прячась от полуденного пекла. Первого внука в большом семействе Оганесян встречали как положено, дудук надрывался от мелодии вольных прохладных гор. Казалось, что этот волшебный инструмент в руках музыканта оживал, душа абрикосового дерева трепетала, издавая пронзительные звуки. Как горная серна, проворно и уверенно, Гаяне неслась с двумя жестяными кувшинами вниз к ущелью. Черные кудряшки выбивались из-под пестрого платка. Щеки раскраснелись. Али всегда поджидал ее у родника, пользуясь частыми отъездами отца в дальнее селение по делам, тогда он был за главного. Охота и пропитание семьи ложилась на плечи 17- летнего, не по годам развитого, мускулистого паренька. Али – старший сын из зажиточной семьи. Закончил несколько классов медресе. Такой жених – мечта любой турчанки. Но Али влюблён с детства в волоокою Гаяне. Бредил ею во сне, страсть, вскормленная бессонными ночами, будоражила в нем все самые низменные порывы. Гаяне обмотала горлышко пеньковой верёвкой и забросила как можно дальше в бурную речку, жестяной кувшин ударился о камни, моментально наполнился ледяной, кристально чистой водой бирюзового оттенка. Она изогнулась так, что Али в засаде из орешника ущипнул себя, чтоб снять напряжение в паху, готовое извержением вулкана смести все на своем пути. Девушка задрала юбки выше колен и закрутила тугим узлом вокруг талии, чтоб зайти в воду. Он разглядел каждую венку на ее белоснежных ровных ногах, каждый волосок между манящими бедрами. Дыхание его сбивалось, штаны трещали по швам. Гаяне знала, что Али караулит ее, как коршун добычу, но не тронет ее. Дразнила, проказница, разжигала первобытный зов плоти.

⠀ Бабка Алихану, полушутя вторила, хоть и слепая, мол, если б не его острый глаз – не успевал бы двух зайцев в кустах отловить. Только он знал о чем давно догадалась слепая Хадиджа, почуяла.

– Не пара тебе армянская кяфирка, отец в Ван отправит все равно, засватали мы для тебя Асият, отец в администрации ее, благородные люди.

Али молился, расплющивая нос до красноты изо дня в день о вязанный дедулин коврик. Он просил Бога, чтоб разверзлись тучи небесные, и указал Всемогущий влюблённым дорогу, на которой не будет им препятствий. В тот день до родника донесся эхом отцовский, пронизывающий до костей ужасом боли, вопль:

– Ван, Вааан весь в крови, жгут, насилуют. Детей в реке топят. Солдаты султаната гонят оставшихся армян в горы. Соседи спасайтесь! – и каурый загнанный конь под гонцом рухнул замертво.

⠀Давно слухами земля полнится, что стоят армяне на пути, мешают турецкому каганату, "молодому исламскому государству" объединяться, забирать земли у неверных. Али кубарем скатился по скалистому спуску, схватил Гаяне в охапку, прижал к себе как драгоценность и прорычал:

– В охотничий домик, по козьим тропам, не одна подлая собака не отыщет там.

⠀ Гаяне трепетала от страха как лист осенний под порывом горного ветра в первые заморозки. Юноша глянул вниз, горная тропа была полна янычар в папахах, ятаганы сверкали от засыпающего солнца за снежными пиками. Влюбленные рванули вверх сквозь колючки и заросли. Повсюду слышен был лай псов. Со стороны гор донесся, выворачивающий наружу внутренности, запах жженой человечины. Черный дым повалил отовсюду.

Читать дальше