Вера Копейко - Окольцованная птица

— Так почему ты вышла за него замуж?

— Потому что я думала любовь — это страсть. Страсть угасала, и вместе с ней ушло чувство привязанности. Мы слишком разные люди. Мне нужны тишина и уединение, а ему шум, звон, выстрелы, движение. Я не осуждаю его, он так устроен. Сначала я пыталась соответствовать, но чем больше я читала книг и узнавала о человеческих характерах, тем яснее понимала — я не стану такой, как он, у нас разный замес. Он не станет мной, как бы ни старался. Поэтому я не стала ломать себя, а, напротив, поняв себя, занялась собой, той, какая я есть. Знаешь, какая драма самая тягостная? Личная драма. Разлад человека с самим собой. Он приводит к неврозам. Себя нужно собирать, а не раздирать на части. Видишь, работа над собой дала плоды, совершенно неожиданные. У меня есть теперь мой человек, мой по-настоящему.

— Ты любишь Георгия?

— Очень.

— Вы поженитесь?

— Не сейчас. Его сан не позволяет. А расстаться с саном сейчас для него было бы трагедией. У него достаточно высокий сан. И лишиться его сейчас — это душевный раскол.

— Ты ездишь в Питер, а он к тебе?

— Да, и мы вместе проводим отпуск.

— Так в прошлом году в Италии вы были вместе? — Ульяна вытаращила глаза.

— Да, то была паломническая поездка по святым местам. Целый автобус единомышленников, а он руководитель. Слышала бы ты, как он рассказывает…

Вспоминая недавний разговор с матерью, а Ульяна ездила к ней в начале лета, она почувствовала легкую зависть — зависть к другой женщине. Матери сейчас сорок восемь лет. Она влюблена, ее любит великолепный мужчина. А ей почти тридцать, и она не любит никого, и ее никто не любит.

— Дика, сюда! — тихонько позвала она собаку и похлопала по кровати.

В мгновение ока рядом с ней на подушке оказалась собачья голова.

— Ну, это уж слишком широко толкуешь мое приглашение, — проворчала Ульяна и отпихнула голову Дики. — В ноги, дорогуша.

Собака повиновалась, а Ульяна ощутила живое тепло. Оно разлилось по телу, согревая и проникая в душу. Вместе с этим теплом понемногу отступала тревога и возникала надежда. У нее тоже есть шанс, только им нужно воспользоваться. А для этого кое-что в себе изменить.

— Ну что, моя разведка? Что ты можешь мне доложить? — Роман смотрел на своего референта.

Сегодня Светлана выглядела невероятно деловой особой. После того как их отношения стали только деловыми, она перешла на этот стиль одежды: брючные костюмы, пиджаки и брюки. Никаких юбок, никаких открытых ног. В пику ему — она хорошо знала, как нравились ему ее ноги. В общем-то она недолго горевала из-за того, что он «отстранил» ее от постели. У нее есть подушка, всегда готовая принять на себя ее стильно подстриженную голову. Ее вечный, постоянный художник, готовый обогреть «блудную дочь» и днем и ночью. Когда она уходила от него, исчезала на время, он, как сам признавался ей, отдыхал.

Вернувшись из Ужмы, Роман вдруг понял, что не хочет больше спать с этой женщиной, столь удобной в обращении, как говорил он себе. Эти занятия любовью теперь казались ему чем-то скучно-обыденным, как чистка зубов по утрам, как умывание, бритье, душ. Все в одном ряду. Не обманывался он и насчет Светланы — их связь была для нее в общем-то пользой для здоровья, она и не скрывала этого.

Она вообще удивительная женщина, он называл таких «обращенная к человеку». Нет, под человеком он не имел в виду только мужчину, вообще к любому человеку. Она устраивала чужие дела, готова была целыми днями суетиться, хлопотать, быть нужной. Казалось, она вообще ничего не могла делать в одиночку.

— Роман, мне подарили ананас!

— За услуги? — ехидно спрашивал он.

— В общем — да. Сделала доброе дело своей соседке по даче. Позвонила по одному телефону не ее голосом. — Она засмеялась.

— Игры в разведчиков, — продолжал ухмыляться Роман.

— Скорее, в частного детектива. Но я не буду тебе морочить голову. В общем, она подарила мне ананас, говорит, что каждая женщина должна раз в месяц съедать такой фрукт, чтобы быть вечно молодой и красивой.

— Я слышал, Софи Лорен съедает по одному в день, — подначивал ее Роман, не отрываясь от газеты.

— Когда мне будет столько, сколькой этой диве, тогда я и прислушаюсь к твоей информации, — фыркнула Светлана, уже обдав водой из-под крана шершавую хвостатую заморскую шишку. Звякнул нож о тарелку, раздался хруст, и через несколько минут перед Романом лежали тонкие ломтики и сладко пахли.

— Но я не женщина. — Он отодвинул от себя газету.

— Это уж точно, не женщина. — Она ущипнула его колючую щеку. — Но пойми, Купцов, я не могу ничего съесть в одиночку. Мне надо разделить с кем-то удовольствие. Ты понимаешь? — говорила она, а глаза ее становились озабоченно-серьезными, словно она никак не могла объяснить самой себе этот феномен.

Она отчаянно хотела быть полезной всем и отчаянно хотела любви и высокой оценки других. Но поскольку любви, какой она хотела, не встретилось до сих пор, то секс служил ей необходимым доказательством того, что в ней нуждаются.

Сейчас она носилась по городу, выполняя задание Романа. Он поручил ей выяснить московские связи ужменского заказника. А когда все это он узнает, то решит, как ему подступиться к строптивой Ульяне Кузьминой.

Теперь ее ружье не просто нужно ему, а необходимо. Не только номер на стволе, а все целиком. Это принципиально для Романа Купцова, иначе ему придется пересмотреть отношение к самому себе. Чего никак не хотелось. Есть и еще проблема: он хочет заполучить его вместе с его хозяйкой. Чтобы она не только отдала ему ружье, но и себя к нему в придачу.

Он засмеялся, вспомнив мысль еще более дикую, — она возникла, когда он возвращался ночным поездом из Ужмы в город, а перед глазами стояло ее круглое лицо, зеленовато-серые глаза, волосы цвета спелой пшеницы, собранные за затылке. Она оказалась почти одного роста с ним, только чуточку ниже, а если бы надела туфли на каблуках, то стала бы вровень.

В ту ночь Ульяна была в юбке выше колен и высоких кожаных ботинках. Они кончались на той части икры, которая была самой соблазнительной. За нее хотелось ущипнуть, когда он украдкой бросал взгляд на границу коричневой кожи и колготок телесного цвета. Густо-зеленый анорак с крошечным лейблом в виде прыгающей кенгурихи с детенышем в кармане на животе оттенял светлое лицо с точками золотых веснушек. Потом, сидя в поезде, Роман рисовал себе невероятные картины. Одна из них, конечно, могла родиться только в воспаленном мозгу, подумал он, очнувшись утром: продать контрольный пакет акций бетонного завода и выкупить… заказник. Он что же, хочет купить ее вместе с лесом и дичью? — поинтересовался Роман у себя, глядя на сереющее небо за окном поезда. Да и как? Заказник — федеральная собственность. А купить можно только то, что создано вокруг него, что прилепилось, как ракушки к большому кораблю. Их полно, этих ракушек, хотя бы фирма «Русское сафари», большим куском которого владеет Ульяна. Есть у нее и еще кое-что. И у нее проблемы с деньгами, он точно уловил. О сдохших от кислотного дождя карпах он слышал от разных людей. Но это не те потери, ради которых она кинется продавать что-то из акций. Да и вообще, если бы она узнала об этих «творческих замыслах» Купцова, она саданула бы в него не из газового пистолета, а из вожделенного «скотт-премьера». А то и из карабина, который наверняка у нее есть в металлическом шкафу, о который он стукнулся бедром, когда она выводила его из дома на улицу, а он не мог открыть глаза.