Ольга Никулина - Дикарка, или Замуж за лесника

– Да… Я помню… Просто мне казалось, что она еще недостаточно взрослая… Девчонка ведь совсем. Как она будет одна?

Свете захотелось ворваться в этот момент в комнату и закричать, что она уже достаточно взрослая, что она сможет запросто жить одна! Неужели отец купит ей квартиру?! Да он Марине всегда отказывал в этом! Ну, правильно, с Мариной им обоим не хочется расставаться, потому что она их родная дочь, ну и пусть целуются со своей ненаглядной, а ей пусть купят отдельную квартиру!

Света потихонечку ушла с лоджии, чувствуя и боль, и освобождение одновременно. Все встало на свои места. Теперь понятно, почему среди этих людей ей было так некомфортно, так не по себе. Да она им просто чужая! Они все отторгали ее, не принимали, не понимали! Скорей бы! Скорей бы отец купил ей квартиру, чтоб она могла уйти от них! И какой он ей отец? Он ей просто дядя, а мать ей вообще никто. Чужая тетка. Света подумала, что никогда не чувствовала к этим людям привязанности. Она жила с ними, чувствуя постоянный холод в душе… Господи, как же ей было постоянно плохо с ними! Ну почему она с рождения погружена в этот душевный холод? Почему рядом никогда не было кого-то любящего и понимающего? Даже родной дядя, воспитывающий ее как отец, всегда оставался где-то в стороне. «Дикарка», – так он ее называл с первых дней появления у них.

В ту ночь Свете снова приснился страшный сон. Ей снился пожар, языки пламени вокруг, оглушающий, гудящий шум огня, душераздирающий женский крик. Света знала, что это орет та самая щербатая нечесаная тетка, и боялась, что она сейчас выпрыгнет из огня и начнет ее избивать. Света в ужасе отпрянула, когда перед ней упала горящая балка, попятилась назад и провалилась куда-то вниз. Ощущение падения было таким реальным и страшным, что она, как всегда, в этот момент проснулась. С бьющимся сердцем она уселась на кровати.

Все теперь встало на свои места. Она поняла, что снится ей тот самый пожар, в котором сгорела ее мать, а она сама, видимо, провалилась куда-то в подпол и потому осталась жива. Но кто тогда сгорел с ее матерью? Разве была еще одна девочка? Никогда Свете не снилось никаких других девочек. В ее кошмарах была только она одна наедине со страшной теткой.

Света снова легла, и перед глазами ее возникли сцены из ее снов. Груды тряпья, мутные, засиженные мухами окна, закопченные стены, грязная посуда… С детства ей снилась мать-алкоголичка, а она не понимала почему ей снится какая-то страшная, щербатая, нечесаная, старая тетка… Но теперь все было понятно. Ей снилась ее настоящая мать. Но почему же во снах она выглядела такой старой? Света знала, что сестра отца, Юлька, была всего лишь на год старше его. Неужели она так постарела из-за алкоголизма? А еще мужики… Возле Юльки то и дело появлялись жуткие мужики… Они тоже часто присутствовали в кошмарных Светиных снах, но Света их не так боялась, как мать, потому что они вообще не обращали на нее внимания. Громко разговаривали, орали, и смотрели мимо нее, будто она была пустым местом.

Пролежав до утра без сна, Света встала, когда все еще спали, и вошла в комнату сестры. Марина спала. Света какое-то время смотрела на ее порозовевшее от сна лицо. Итак, Марина ей не родная, а двоюродная сестра – девушка с хорошими генами, рожденная в браке… А кто она, Света? Мать алкоголичка, отец неизвестен… Свете стало жаль себя. Разве она виновата, что ее родила какая-то алкашка? Ну в чем ее вина?

Марина, почувствовав присутствие постороннего, открыла глаза, потянулась, но заметив Свету, перестала потягиваться.

– Ты что? – в ее глазах даже страх возник, и Свете понравилось, что она испугала свою самодовольную сестрицу.

– Марин, ты мне, оказывается, двоюродная сестра. Твоя мать мне никто, а твой отец мне родной дядя. А я никак не могла понять, почему я не вписываюсь в нашу семью, почему я будто чужая… И фотографий моих нет до трехлетнего возраста… Твои есть, а моих нет. Мама сказала, что они все потерялись во время переезда, а на самом деле их не было. Моя настоящая мать – страшная тетка. Она мне снится по ночам и пугает меня. Она сгорела вместе с какой-то девочкой. Кто эта девочка? Ты не знаешь? Я не видела в своих снах никакой другой девочки…

– Ууфф… – Марина села на кровати, потерла глаза, откинула темные волосы назад. – Откуда ты это все узнала? Неужели родители догадались признаться?

– Я нечаянно вчера вечером услышала их разговор и все поняла, – Света присела на край кровати. – Ну так кто эта сгоревшая девочка?

– Никакой сгоревшей девочки не было. Была только ты. Тебя нашли в погребе. Мокрую, простуженную, всю в синяках… Папа принес тебя к нам. Мы с мамой были в шоке… Ты почти ничего не говорила и испуганно вздрагивала от каждого шороха.

– Но я слышала, что с папиной сестрой Юлькой сгорела какая-то девочка!

– Подожди, это все было специально. Как будто с Юлькой сгорела ее дочь, а ты вроде как наша девочка, еще одна дочка. Понимаешь?

– Но зачем? Сразу бы сказали мне, что я не родная… Зачем надо было придумывать? Я же все равно чувствовала, что не вписываюсь в вашу семью.

– Да откуда мы знали, что там надо или не надо?! Когда ты появилась у нас, мы все впали в ступор. Мы сами долго не могли прийти в себя после случившегося, и не знали, что с тобой делать. Нам пришлось привыкать к тебе. У меня возраст начался подростковый сложный, у мамы трудности были на работе… Ты свалилась к нам как снег на голову, и мы должны были тобой заниматься. Но мы привыкли к тебе. Правда. Даже несмотря на то, что ты совсем другая, не такая, как мы – мы старались, чтобы тебе с нами жилось хорошо. И мне кажется, нам это удалось. Ты ведь была совершенно диким, забитым, запуганным созданием, когда папа привел тебя к нам. Ты вздрагивала от любого громкого звука, шарахалась в сторону, если кто-то поднимал руку расчесаться или взять что-то с полки. Твоим любимым местом стал угол между кроватью и шкафом, куда ты засовывала комом одеяло и сидела на этом коме.

Света бросила на нее удивленный взгляд.

– Мне снятся до сих пор сны, как я сижу в грязном доме на куче тряпья…

– Ты не рассказывала.

– Рассказывать? Нет, это слишком страшно, чтобы рассказывать. Но я помню, что в детстве я своими ночными криками из-за кошмаров мешала тебе спать. Мама жалела тебя. Она тебя жалела… Ей-то я никто, а ты дочь.

– Ты ей тоже никто, но она о тебе заботилась.

Света пристально посмотрела в глаза сестре. Марина считает свою мать доброй, та, наверное, тоже считает себя доброй. Приютили чужого ребенка, старались, чтоб ей было хорошо.

– Она вынуждена была это делать. Ей ничего не оставалось, как принять меня. Против воли. И тебе пришлось возиться со мной, выслушивать мои крики по ночам, когда меня мучили кошмары. Но, думаю, в детском доме мне было бы еще хуже… – Света отвернулась, чтобы скрыть слезы. Ей нестерпимо захотелось прибиться к чему-то или кому-то родному и теплому, чтобы почувствовать любовь, а не вынужденное терпение себя…