Ева Ночь - Драконам слова не давали!

За то время, что я её не видела, она похорошела ещё больше. Тине двадцать пять – на два года больше, чем мне. По-хорошему, ей и впрямь пора остепениться, выйти замуж. Может, отец не так уж и не прав, когда заговорил об этом. Но Валентина считает по-другому.

К слову, она терпеть не может своё имя. Поэтому – загадочное Тина вместо, на её взгляд, простоватого имени, данного ей при рождении. Она его и стесняется, и ненавидит. И сменила бы давно, если б так не трусила перед отцом.

– Ты в своём репертуаре, – сразу же начинает с обвинений сестра. – То слова от тебя не дождёшься, то мчись куда-то на ночь глядя, потому что тебе приспичило.

– И я тебя очень рада видеть, Тина, – мягко вклиниваюсь в её страстный монолог. Тину ненадолго перемыкает. Она зависает, как компьютер, а затем жмёт на внутренний «резет», перегружается и фыркает. Наконец-то похожа на себя. На ту девочку, с которой мы росли вместе. С неё слетает налёт капризной избалованной девы. Глаза блестят, на губах – искренняя улыбка. И она становится ещё красивее, если такое возможно.

– Пицца? На ночь? – из неё так и прёт азарт, и вот она уже цапает кусок побольше и, закрыв глаза, с наслаждением откусывает. – М-м-м-м… Вкушнотищща какая, – шепелявит она с полным ртом, жуёт и вздыхает: – Вот скажи: почему всё вредное такое вкусное?

– Потому что. Рассказывай в деталях, – командую я, заказывая зелёный чай. Под жирную пиццу – самое то.

Тина делает страдальческие глаза. Брови у неё ломаются, как у печального Пьеро. В этом она вся: непостоянная, вечно меняющаяся. То холодная, то горячая, как контрастный душ. То бурлящая, то спокойная, как море. Изменчивость – её второе «я». И не каждому дано привыкнуть к её вечным заскокам.

– Рассказывать толком не о чём. Папуля скрытничает. Смотрины вслепую. Он сделал всё, чтобы я с крючка не сорвалась, как в прошлый раз.

О, да, это не первый крестовый поход за женихом для Тины. Три года назад папуля нашёл для неё «золотого мальчика из хорошей семьи». Попытка number one закончилась трагическим фарсом: золотой мальчик тоже не горел желанием жениться и променял красивую и перспективную Тинку на банальные дензнаки. Сестра купила свободу. Жених с радостью продался и свалил в Европу, подальше от скандала и бывшей невесты.

– Когда нас это останавливало, – пренебрежительно фыркнула я. – Всего лишь усложнилась задача. Тем интереснее будет разгадать ребус.

– Боюсь, в этот раз всё намного печальнее: он перекрыл мне кислород, – она так несчастна сейчас, что хочется её пожалеть. Приютить, как бездомного котёнка. Отдать последнее. Но я слишком хорошо её знаю, чтобы вот так сразу повестись на якобы неподдельный трагизм.

– Что, совсем? – уточняю я, откусывая очередной кусок пиццы и разливая душистый чай из керамического чайника по чашкам. – Мне нужны деньги, Тин, – вздыхаю тяжело. День назад я бы руку себе откусила, но ни за что не стала бы просить у сестры. Да и вообще ни у кого из Луниных. Исподтишка наблюдаю за реакцией Тинки.

Иногда она похожа на обезьянку. Нет-нет, она по-прежнему красива, как кукла, но у неё, когда забывается, очень выразительная мимика: эмоции сменяются с такой скоростью, что личико превращается в забавную мордочку: брови взлетают, щёчки дёргаются, носик морщится, губки то в куриную гузку складываются, то растягиваются до ушей. При этом в глазах – ураган проносится. И сейчас она смотрит на меня хитренько. Точь-в-точь макака-резус.

– Ну-у-у, – тянет она, позабыв, что буквально минуту назад умирала у меня на глазах от скорби, и ноздри у неё вздрагивают, как у хищника, что почуял добычу. – Буду счастлива поделиться с тобой заначкой. Лишь бы спрыснуть и в этот раз.

– Мне много надо, – вздыхаю ещё тяжелее и называю сумму. У Тинки глаза в буквальном смысле на лоб лезут. Она даже выдыхает сквозь зубы совершенно неприлично: «пр-ф-ф-ф». А затем подбирается, в сузившихся глазах её крутится счётчик – щёлк-щёлк.

– Ты куда влетела, систер? – задумчиво жуёт она нижнюю губу. Спокойно так, словно я не огромную сумму попросила, а карандашом временно попользоваться. Мне не очень хочется объяснять, поэтому я неопределённо машу рукой. – Впрочем, не хочу ничего знать, – теперь она поднимает обе руки, словно отгораживаясь от несказанных мною слов. – Меньше знаешь – лучше спишь. Я добуду тебе эти деньги, а ты сделаешь так, чтобы папин протеже исчез с моего горизонта. И мне без разницы, как это случится.

– По рукам, – поспешно соглашаюсь, пока она не передумала или не начала диктовать дополнительные условия, но Тина не тот человек, чтобы не торговаться, увы.

– Во-первых, я хочу, чтобы всё произошло естественно, само по себе, – загибает она холёные пальцы. – Ну, расстроилось это дело – и всё. Во-вторых, я в стороне. Пусть хоть камни с неба. Я овца на заклании, и не моя вина, что резник вдруг передумал вести меня на убой. Поэтому разговор с папулей по душам отменяется. Он всё равно не станет тебя слушать. Чересчур уж он агрессивен и зол. Чую пятой точкой: ему почему-то нужен именно этот брак. Думаю, там связи и деньги, а дела у родителя сейчас не очень. Конкуренция большая.

– Я согласна, – перебиваю, пока не последовало «в-третьих» и дальше по списку. – Будем решать вопросы по мере их поступления.

Тина с силой бьёт по моей раскрытой ладони. И столько деловой холодности в её лице, что мне становится не по себе. Кажется, кто-то только что собственноручно вырыл для себя ловушку глубиной в пропасть.

– Тогда до встречи на смотринах. Заодно с матерью повидаешься, бездушная ты сволочь. Ну, и с отцом помиритесь, если пойдёт. И не вздумай припереться в ресторан в джинсах! Купи себе поприличнее что-нибудь. Ты в курсе, как ходят на семейные посиделки в ресторанах.

Это кабала. И дополнительные условия. Ценные указания. Но я предпочитаю кивать и молчать. Пусть поиграет в деловую леди. Зато я добыла жизненно необходимую сумму, которая поможет Егору выкарабкаться из долга. А всё остальное… прорвёмся!

Драконов

– Приветствую вас, мамулечка, – склоняюсь в полупоклоне и, не стесняясь, прикладываюсь поцелуем к её руке, что одёргивается, словно я её калёным железом приложил с размаху.

– Дима, – шипит Сашка возмущённо.

– Не паясничай! – командует отец, но у меня каменно-холодное, вежливое лицо. Я им не Илья, чтобы вести себя, как клоун.

– Всего лишь вежливость, отец, – роняю небрежно. И пусть попробует придраться.

К слову, Драконов-старший абсолютно спокоен, а иногда может и улыбнуться, когда я ненароком задеваю его юную жену. Уже и не юную, если положить руку на сердце. И они очень классно смотрятся рядом.

Столько лет прошло, воды утекло. Стёрлось, позабылось, изменилось. Но она до сих пор дёргается. Напрягается. И никак не может научиться адекватно реагировать на наши подкалывания.