Алиса Перова - Территория нелюбви

– Почему? – её голос звучит сипло и горестно, а длиннющие ресницы порхают часто-часто.

Заплачет?

– Айя, что случилось?! – громыхая креслом, я стремительно выбираюсь из засады на помощь несчастному ребёнку, но тут же спотыкаюсь о злой взгляд.

Айка подняла на меня совершенно сухие глаза и, отчаянно сжав крошечные кулачки, бросила ожесточённо:

– Не твоё дело! Понял?

От яростного хлопка двери на пол осыпалась штукатурка и сорвалась с гвоздя сувенирная подкова, висевшая над входом.

Понял, не дурак. А как же, наверное, хорошо сейчас в Австралии!..

Аика

Паршивая осень!..

Как-то неправильно всё устроено в этом мире… В крупных прогалах между высокими полулысыми соснами расплескалось по-летнему яркое небо. Ослепительное солнце прокралось даже сюда, на траурную церемонию, исполосовав золотыми лучами тёмные одежды на кучке кисломордых лицемеров. И птицы разорались, как безумные! Разве им не пора в тёплые края? Стефания наверняка знает, когда они мигрируют… Мне бы сейчас рогатку – я бы придала горластым птахам ускорения!

Целую неделю Бабаня лежала в больнице и смотрела в окно на серое хмурое небо, рыдающее проливным дождём. И птицы попрятали клювы в задницы – мокро же! Зато сегодня им весело – лето вернулось! А только Бабане, лежащей в гробу, уже пофиг на эту свистопляску. А копачам пофиг на Бабаню – они изрядно вспотели и теперь с нецензурным выражением на рожах нетерпеливо подгоняют: «Давайте, прощайтесь уже!» Вон, их главный, Геракл засушенный, уже лопатой поигрывает.

А ну, дядя, врежь-ка вон той бабке по загривку, она у меня уже давно на ласку напрашивается.

Прощаться никто не торопится – не наговорились ещё, не всех обмусолили. У-у, стервятники! Сейчас ещё и жрать пойдут на халяву. Но сперва горячие новости! Острые любопытные взгляды сосредоточились на моей мамочке, горестно понурившей голову. И зашуршали ядовитые шепотки. Вот же тварюги говнодушные! Так хочется выхватить у копача лопату и каждой твари по тупой брехливой харе – на-ка!

Марь Васильна, моя бывшая училка, неожиданно дёрнулась, как будто ей и правда прилетело, оглянулась и уставилась на меня злым взглядом. И остальные тут же выкатили свои бельма. Сейчас бы закурить, чтобы у этих куриц клювы поотваливались, но Бабаня очень не одобряла это дело, и пусть она уже ничего не видит, почему-то я чувствую – сейчас не надо. А я всегда себе доверяю. Поэтому я приветственно подмигнула любопытствующей публике и кивнула – что, мол, надо? У нас тут похороны, а не смотрины! Все клуши, как по команде, отвернулись, но школьная директриса оказалась самой отважной и двинулась ко мне. Ну, давай-давай…

– Айя, ты почему опоздала? – шипит таким строгим тоном, будто имеет право предъявлять мне претензии.

– Машина не завелась, – смотрю на неё с вызовом. Что-то ещё?

– Ты что, приехала на машине?

Я закатила глаза.

– Я же говорю – не завелась у меня ещё машина. Мне так-то шестнадцать, Вы не забыли?

– Ты совсем не меняешься, Скрипка! Хоть бы платок чёрный надела, бабушку ведь хоронишь.

– Пф-ф! А это чем-то ей поможет? – я киваю в сторону гроба. – Пообещайте мне, что Бабаня встанет из этого ящика – так я хоть ночной горшок на голову напялю!

– Ничего святого, – она сокрушённо качает головой. – И выглядишь, как… прости, господи!

– Убедили, Ирин Санна, на Ваши похороны я прибуду вовремя и вся в чёрном. Обещаю.

Директрису словно ураганом отшвырнуло. Так-то лучше.

В заднем кармане завибрировал мобильник – очередное сообщение. Читаю и злюсь – пятихатка сегодня сорвалась. Вот уроды, не могли раньше сообщить! Изучаю расписание и ищу, кем бы заполнить это окно…

А когда возвращаюсь к мрачной действительности, с удивлением слышу зычный голос директрисы. Расположившись у ног покойницы, она эмоционально жестикулирует и толкает проникновенную речь. Ну, прямо Ленин на броневике – я аж заслушалась. Жаль, Бабаня не слышит. Правда, когда ораторша начала вспоминать, каким чутким и отзывчивым человеком была безвременно ушедшая и как она самоотверженно любила детей, я даже на цыпочки привстала, чтобы удостовериться – а в гробу точно Бабаня?

По мне так «безвременно ушедшая» – единственные правдивые слова из всего, что я успела услышать, хотя «безвременно» – совершенно дурацкое слово. И да – всё же Бабане стоило это послушать – вместе посмеялись бы. Ни для кого не секрет, что моя бабушка Аня была на редкость чёрствой старушенцией, а детей она ненавидела даже больше, чем работу и своих лицемерных коллег. Да и плевать на них всех! Нам с Бабаней было хорошо вместе. Ну-у, во всяком случае, не скучно. Теперь так уже больше не будет… Никогда…

Я поднимаю взгляд в небо… такое ярко-голубое – аж режет глаза. Бабаня любила лето… И оно пришло её проводить.

Кто все эти люди? Зачем они здесь? Коллеги, соседи, какая-то восьмиюродная сестра, притащившая свои пухлые телеса из Белгорода. Вот пожрёт после похорон, получит слюнявчик на память и пусть мотает обратно – у меня не ночлежка. Они ведь даже не знают Бабаню, не представляют, какой она была! Даже мама не знает…

А моя Бабаня так любила солнце! И арбузы!.. А ещё – «Трое из Простоквашино»! Я всегда знала, в какой момент поставить этот мультфильм, чтобы она подобрела. И ещё Бабаня очень любила птиц! Ох, она бы мне и всыпала по первое число только за одну мимолётную мысль о рогатке. Мне так жаль, что она не знала других своих внучек!.. Я уверена, она бы тоже их полюбила. Особенно Стефанию, ведь малышка Стеф тоже любит птиц… и зверей… Она у нас вообще всех любит.

Моя пятая точка снова ощущает вибрацию придавленного карманом телефона, и на сей раз долгую – кто-то звонит. Номер незнакомый, но я принимаю вызов.

– Добрый день, – сухой мужской голос.

Да ни хрена он не добрый, дядь…

– Здравствуйте, – моё ласковое приветствие можно на хлеб намазывать.

– Э-э… да! Я Вам звоню по объявлению насчёт квартиры на Боровской…

– И почему я не удивлена! – у меня выходит несколько громче, чем приличествует обстановке, но я продолжаю заигрывать с потенциальным клиентом: – Почему-то все вдруг захотели на Боровскую! Кажется, я чего-то не знаю…

Я, например, не знаю, какой идиот, наконец, купит эту чёртову квартиру!

Мужик, очарованный то ли информацией, то ли интонацией начинает забрасывать меня вопросами. Но заинтересовала я не только его. Вся траурная компания дружно и укоризненно вытаращилась на меня.

Что уставились? Усопшая мне денег в наследство не оставила! И работа сама не сделается!

Даже мамочка меня заметила и округлила заплаканные глаза. Кажется, она в шоке… Машу ей рукой на случай, если вдруг не признала. Всё же за два с половиной года я немного изменилась. И теперь мама стремительно пробирается ко мне, чтобы… Что? Разглядеть, пощупать?