Алиса Перова - Территория нелюбви

– А ты хоть на похороны успела? – осторожно интересуется.

– Успела, Вадь…

– А, ну молоток! – он облегченно выдыхает и мгновенно переводит тему: – Колись, что у тебя там сегодня – хлебный денёк? Сколько натруженных шей и хребтов попались в эти нежные ручки.

– Да там ничего путного, одни халявщики! Заплатят за шею, а потом: «Ой, а можно ещё пониже, а то так спина ноет!» – я подхватила тяжёлые пакеты с продуктами и, крякнув, почти бегом рванула к своему подъезду. – Да фиг с ними! Я о другом хотела… Прикинь, та-да-ам – я задаток за Боровскую взяла!

– Да ладно! – искренне удивился Вадим. – И кто рискнул? А если соседи стуканут?

– Не, не должны. Я той языкастой бабке банку мёда припёрла и пять кило сахара. Мне бы сделку успеть провести, а потом пусть рассказывают.

– Ну ты и жучка! – восхищенно присвистнул мой Вадька, и я довольно заулыбалась. Комплимент, однако!

А совесть… Это не ко мне! Совесть на хлеб не намажешь! Ни за коммуналку, ни за учебу ею не расплатишься. И за помины тоже. Мораль такова – кто хочет чистую квартирку – пусть покупают с нуля. Так-то вот! А каждая вторичка обязательно со своей тухлой историей.

Взобравшись на четвёртый этаж, я быстро свернула разговор и приложила ухо к двери. Тишина. Может, мама спит? Оказалось – показалось. Никаких следов присутствия мамы здесь нет. А где же её вещи?

В тихой, непривычно пустой квартире… потеря внезапно обрушилась на меня невыносимой тяжестью. Здесь каждый сантиметр напоминает о Бабане. И поверить, что её больше не будет, просто не получается… Невозможно. Кажется, прямо сейчас откроется дверь в её комнату и недовольный голос гаркнет: «Мой руки, шаболда! Небось, опять голодная, как собака?

Голодная, Бабань… Как стая зубастых волков!

Закрывшись в ванной, я долго и тщательно намыливаю руки и разглядываю себя в зеркале. И правда мелкопузая! Может, мне каре сделать?.. Со своим ростом я уже давно смирилась. Метр пятьдесят девять – это мой пожизненный приговор. И на округлые формы тоже надежды мало – и мама, и Бабаня стройные, а отец…

В глубине квартиры что-то громыхнуло, заставив меня вздрогнуть. Выключаю воду и прислушиваюсь… А шумно выдохнув, понимаю, что несколько секунд не дышала. Вот дурная! Это же Ричи хулиганит!

Я взбираюсь на край ванны и аккуратно снимаю решётку вытяжки. Достаю начатую пачку сигарет, зажигалку и, прикурив, с наслаждением затягиваюсь. Понимаю, что спалить меня некому, но всё же делаю это тихо и дымок выпускаю точно в вытяжное отверстие. Это мой ежевечерний тайный ритуал, и я не стану ему изменять.

Забив пустой холодильник продуктами, я сделала себе гигантский бутерброд и, быстро прошмыгнув мимо Бабаниной двери, сбежала в свою комнату. Вот теперь я дома! С размаху плюхаюсь на диван и жадно вгрызаюсь в мягкую булку и остро пахнущую колбасу – м-м!

– Айка, добрый день!

– Вечер уже, – отвечаю с набитым ртом.

– Устала?

– Мугу…

– Устала?

– Устала, глухарь! – огрызаюсь, не поворачивая головы.

– Шаболда! – прозвучало возмущенное рявканье у меня над ухом. Ужас! Голосом Бабани!

Покрывшись гигантскими мурашками, я оглянулась себе за спину.

– А кому я сейчас клюв скотчем перемотаю?..

Ричард, двухкилограммовый ворон-переросток, стремительно запрыгал по спинке дивана прочь, недобро поглядывая на меня одним глазом. Обиделся.

– Прости, Ричи, я пошутила. Колбасу хочешь? Ну, я же вижу, что хочешь, – я отщипнула кусок пахучей колбаски и протянула своему питомцу.

Но гордый Ричард спрыгнул на пол и, не оглядываясь, пошёл в свою комнату – на балкон. А по пути следования умышленно нагадил на мой чистый пол. Вот засранец! Мама наверняка будет в шоке…

И только я об этом подумала, как в коридоре взвыл домофон. Пусть это будет она.

Уже минут сорок мы сидим на нашей крошечной кухне. Мама, пребывая в лёгком подпитии, увлечённо рассказывает, как несправедливо сложилась судьба у её школьной подруги Маринки. И училась та кое-как, и красотой не блистала, а мужика себе оторвала, гляди-ка – умного, богатого, щедрого! И Маринка теперь не работает, а только занимается домом и ребёнком. Всего-навсего одним ребёнком! Вот за что ей?..

Мне плевать на незнакомую Маринку. Я молча пожимаю плечами и разглядываю свою маму. Она почти не изменилась – такая же стройная зеленоглазая блондинка. И это несмотря на то, что она родила четверых детей. Мама у меня человек публичный и поэтому всегда тщательно следит за своей внешность.

– Мам, а как там девчонки? – перебиваю ей рассказ о Маринкиной крутой и дорогущей тачке.

– Но вы же, кажется, общаетесь? – недовольная тем, что её не дали договорить, мама раздражённо передёргивает плечами. – Шурочка не прошла на бюджет и теперь ищет работу, а Степашка пока, к счастью, в школе.

Мне вот непонятно, зачем было мудрить с именами детей, регистрируя их как Александрину и Стефанию, чтобы потом всю жизнь называть Шурочкой и Степашкой?

Конечно, я всё знаю про своих девчонок, ведь мы постоянно общаемся в сети и иногда созваниваемся. Но мне хочется поговорить с мамой о нашей семье, а не о Маринкиной. А ещё, наверное, я жду, что мама спросит: «Ну а ты как живёшь, Айя?» Я не стану вдаваться в подробности, просто скажу, что всё хорошо… Пусть только спросит. И мама спрашивает:

– А как поживает твой брат, тебя совсем не интересует?

Абсолютно!

– И как он? – вежливо спрашиваю.

– Наш Алекс поступил на юрфак! – с гордостью объявляет мама.

«Наш Алекс»! Не Сашка, а Алекс – так-то вот! Наследник! Первенец! Любимчик!

Вообще-то, малышку Стефанию мама тоже обожает, но Алекс…

Восемнадцать лет назад моей маме посчастливилось разродиться двойняшками и на радостях она назвала их одинаковыми именами. Но почти сразу Александр и Александрина сократились до Алекса и Шурочки, чтобы не путаться.

Ещё полчаса я терпеливо выслушиваю мамины жалобы на папу, на бабку Валю (папину маму) и на страшные киевские цены. И когда от усталости мама начинает клевать носом, я с надеждой предлагаю:

– Мам, ты уже спишь совсем, давай я тебе постелю.

– Ой, правда, – вяло бормочет она, – что-то я совсем никакая…

– Погоди, я сейчас! – торопливо срываюсь с места. – Принесу тебе полотенце.

В Бабанину комнату я вхожу очень решительно, но, не дойдя до шкафа, замираю и осматриваюсь. Здесь всё так, будто она лишь на минутку вышла… На столике возле кровати лежит раскрытая толстая книга, а поверх неё – очки. Я подхожу ближе, чтобы посмотреть название книги, и в этот момент раздаётся душераздирающий мамин визг…

– Айка, убери эту тварь из квартиры! Немедленно! – рыдает мама.

Я плотнее прикрываю кухонную дверь, чтобы Ричард не слышал, что он «тварь». За его душевные терзания я не опасаюсь, а вот за маму стало страшно. Ричи очень обидчивый и мстительный, и он реально опасен. Однажды Бабаня в его присутствии шваркнула меня скрученным полотенцем, а потом три недели ходила с загипсованным пальцем. Но к этому жёсткому уроку она отнеслась философски – ворон способен защитить хозяина и своё жильё не хуже сторожевой собаки, поэтому его нужно хорошо кормить и не провоцировать. Вряд ли Бабаня проявила бы подобную лояльность по отношению к укусившей её собаке, но Ричарда она уважала.