Влада Багрянцева - Омега в наследство

– Сколько нужно времени, чтобы я начал разбираться в делах фирмы? – спросил он, и Валери, замерев, переспросил:

– Сколько времени? Неделя, только чтобы понять принцип и познакомиться с предприятиями. Еще месяц, чтобы представить вас партнерам.

– Тогда начнем сегодня.

Когда альфы собрались снова, поглядывая на него, стоящего со сложенными на груди руками, снисходительно, Майкл только лишь снова улыбнулся:

– Я подумал и решил, что будет глупо и неправильно передавать дело отца, даже не попытавшись в него вникнуть. Я попробую, и если не получится – то я продам компанию. Спасибо за теплый прием, господа. Все свободны.

– Привет, дорогой, как дела в серпентарии?

Именно это и надо было услышать Валери, чтобы наконец выдохнуть, расслабиться, понять, что осталось потерпеть совсем немного, и вспомнить, ради чего ему, собственно, терпеть всё это. И заодно – пережить сегодняшний день, сбросив все дела на потом. Услышать знакомый голос, увидеть знакомую обстановку квартиры, улыбку Луки.

Экран мигнул смазанным абрисом альфы, и картинка в скайпе замерла – пустая комната, спинка стула, стена с обоями – панорамой городских крыш, которые выбрал жених, и картина с пейзажем на стене, в стекле которой смутно отражалось что-то привычное. Давно привыкнув к разнице в шесть часов между Парижем и Нью-Йорком, они выработали свой график общения. В Париже был вечер – шесть тридцать пополудни, у них, в Нью-Йорке, полдень. В то время, как рабочий день Валери был в самом разгаре, у Луки уже заканчивался, он приходил на ужин домой, – клиника находилась в пяти минутах ходьбы от квартиры, и в такие дни, как сегодня, когда Аппель мог прерваться на беседу без ущерба для работы, они созванивались по скайпу и разговаривали. С Ричардом так получалось не всегда. Ненормированный график, частые перелеты, совещания, форс-мажоры не позволяли им нормально общаться – в основном из-за разницы во времени и занятости омеги.

– Привет, – устало выдохнул Валери, расстегнул и снял пиджак, повесив на спинку стула. Он, сузив глаза, пристально вглядывался в отражение картины и настолько задумался, что непроизвольно расстегнул четыре верхних пуговицы на рубашке.

– Оу, у нас сегодня стриптиз? – Лицо Луки, появившееся в кадре, приобрело лукавое выражение. – Не останавливайся, детка.

Экран на миг помутнел, и можно было воспользоваться этим, чтобы застегнуть две лишние пуговицы, но Валери не стал этого делать, лишь устало поправил волосы и улыбнулся.

– Что у тебя сегодня на ужин – рыба с картофелем или лазанья?

Будучи парижанином, Лука не придерживался истинно французской кухни, как поначалу, только познакомившись, думал Валери. Когда тот водил его в рестораны, Валери заказывал себе новые блюда, чтобы распробовать настоящую французскую кухню, а Лука предпочитал итальянскую.

– Сегодня у месье Лурье оказался напряженный день, туристы, – альфа разглядывал Валери с неподдельным интересом. – Так что ты не угадал. Пришлось заскочить в «Макдональдс» и взять картошку фри, «Биг Мак» и наггетсы.

Он с аппетитом вгрызся в огромную булку с котлетой и зеленью и с хрустом откусил сразу большой кусок. Даже через экран было видно наслаждение процессом. Валери нравилось это в женихе – тот любил поесть и делал это всегда так, что глядя на него, хотелось самому срочно чем-нибудь перекусить.

– Только не говори об этом моим пациентам, – улыбнулся, проглотив кусок и оставив в уголках губ капельку соуса, Лука. Устало обозначив на лице улыбку, Валери придвинул к себе бокал с минеральной водой и сделал пару глотков. – Так ты не ответил, как у тебя дела. Выглядишь неважно. Что там младший отпрыск Спенсера? Будет продавать компанию?

Валери покачал головой отрицательно:

– Представь себе, нет. Он собрался вникать в дела, прежде чем дать ответ. Но ты знаешь, его деревенская хватка тут не прокатит. Не тот масштаб.

– Ой, да брось! В двадцать два года ты тоже был полон амбиций и вон чего добился, – Лука эмоционально взмахнул свободной от бургера рукой и снова укусил булку, но уже слегка поменьше. – Кстати, папа настаивает на том, чтобы пригласить еще несколько местных знаменитостей на нашу свадьбу, я тебе отправлял письмом список, добавленных гостей я написал в самом начале.

Рыжие брови дрогнули, лоб нахмурился, но Валери тут же убрал недовольство с лица. Цыганщина и позерство ему претили. Он совершенно не одобрял этой французской привычки устраивания шумных торжеств и выбрасывания денег на ветер, считая, что свадьба это всего лишь регистрация брака перед государством. Его рачительность громко и возмущенно вопила, когда с трудом заработанные средства нужно было легкомысленно потрать на вещи совершенно не первостепенной важности. И не второстепенной тоже. Да, у него имелись кое-какие сбережения, и Лука тоже к тридцати годам отложил немного на жизнь, но это не значило, что он собирался потакать семейству Орей разбазаривать не их деньги.

– Послушай, Лука, – он подпер голову рукой и начал выводить пальцем узоры на идеально чистом столе, мельком отметив, что Долли прекрасно справляется с работой. – Все сетуют на скупость французов, а твой папа решил в одиночку – «и за мой счет» – не сказал, но подумал Валери, – сломать этот стереотип?

Вытерев пальцы салфеткой, Лука расхохотался:

– Да, действительно смешно. Обамериканившееся семейство Аппель вышло более французским, чем парижане Орей. За это я тебя тоже люблю. Так что мне передать папе?

– Скажи Жоржу, что я рассмотрю его предложение. Но ты знаешь мой принцип – чем меньше, тем лучше.

– Могу прислать тебе лупу, чтобы ты каждого кандидата рассмотрел досконально, – соскалил идеально белые зубы в камеру жених.

Валери закатил глаза и притворно вздохнул, хотя сейчас он бы не сказал, насколько это было притворно – любовь Жоржа к широким жестам, красивой жизни и дорогим покупкам ничем не была подтверждена, и если честно, он устал воевать на два фронта: и здесь, в особняке, и дистанционно – там, по предстоящей через три месяца свадьбе.

– Ты же знаешь, папа беспокоится о нас. Он хочет привлечь как можно больше нужных людей в нашу жизнь, ведь она непредсказуема, и никто не знает, как она повернется и к кому придется обратиться за помощью.

Вот сейчас Валери услышал в предложении даже интонацию Жоржа и снова подавил в себе возмущение: ругаться не было ни сил, ни желания. В конце-концов он будет решать, а не Жорж Орей по всем важным пунктам. Соглашаться или нет, он оставит право за собой. Просто эти далеко не мелкие и не единственные дрязги и расхождения во мнениях еще на начальном этапе их жизни его вымораживали и отвлекали от нужных дел, которых, если делать на совесть, нужно было тоже решать самому.