Роберта Лэтоу - Её единственная страсть

Только постукивание колес о настил нарушало полную тишину. Горячие доски обжигали босые ноги, поэтому Дендре остановилась, взяла сандалии, которые держала в тележке, и обулась. Она прошла лишь небольшое расстояние, приблизилась к мастерской Гидеона, и вдруг, к большому удивлению, увидела, как оттуда вышел муж и побежал к пристани.

Он, казалось, светился от возбуждения. Светло-каштановые волосы, выгоревшие и смешанные с седыми прядями, блестели под солнцем, как и загорелое мускулистое, весьма привлекательное тело. Всем своим обликом он производил впечатление страстного, чувственного человека, которому ведомы и муки, и радости. Сила его страстей, жажда жизни были потрясающими, какими-то первобытными, тем более что на нем не было никакой одежды, кроме плавок. Но будь Гидеон даже в костюме с галстуком, от этого мало что изменилось бы. Вся суть этого замечательного человека и художника выражалась в его глазах – больших темно-карих, почти черных, искрящихся живостью и умом. Это были озорные, чувственные глаза, широко расставленные на большом, квадратном мужественном лице с прямым римским носом, выступающими скулами, ямочкой на правой щеке.

Дендре удалось на краткий миг взглянуть в них. Муж не обратил на нее внимания. Словно она была невидимкой. Это ее задело. Настолько сильно, что женщина остановилась и, онемев, стала смотреть, как он бежит. Потом вновь изгнала из мыслей выражение, которое много раз видела в глазах Гидеона: увлеченность преследованием другой. Соперницы. Повернув тележку, Дендре направилась обратно к дому заканчивать работу над ананасовым пирогом.

Прошло почти два часа, прежде чем Гидеон и Эдер рука об руку вошли в кухню к Дендре. Две дочери, Пьета и Эмбер, вернулись с пляжа с молодым человеком, флейтистом, который жил неподалеку от их усадьбы. Иногда Адам Сорел играл на флейте Гидеону в мастерской, когда художник работал. Пьета с Эмбер после краткого, но дружелюбного приветствия Эдер отняли у нее отца и потащили к Адаму.

Дендре улыбнулась Эдер с другого конца кухни и сказала:

– Ничего особенного, кроме хорошего обеда. Я рада, что вы смогли приехать, разделить его с нами.

Эдер ответила улыбкой, удивляясь самообладанию этой женщины. Неужели та не понимала, после того как они с Гидеоном открыто демонстрировали привязанность друг к другу, что у них серьезные любовные отношения? Эдер не могла решить: или Дендре потрясающе держится в руках, или на самом деле гораздо умнее, чем кажется? Или жена надеется, что этот роман скоро кончится, как и все остальные? Такому, сказала себе Эдер, не бывать.

О жене Гидеона Эдер вспоминала не так уж часто. Но сегодня она поймала себя на том, что оценивает соперницу. У Дендре было отличное тело, очень соблазнительное и удивительно молодое для женщины ее возраста. На несколько секунд Эдер представила ее себе без черного купальника – и Гидеона, с вожделением склонившегося над этим телом. И тут же выбросила эту картину из головы. Дендре существовала для Эдер как почти невидимая жена. Ее лицо с длинным аристократическим носом выглядело скорее интересным, чем красивым. Однако темные, почти черные миндалевидные глаза, полные ума и страсти, казались Эдер застывшими. Будучи женой выдающегося человека, она оставалась одной из представительниц среднего класса, весьма ограниченной духовно. Впечатляющие широкие скулы, красивые чувственные губы, длинная, стройная шея – все, по мнению Эдер, сводил на нет недостаток вкуса. Эдер находила у Дендре какой-то извращенный снобизм и тщательно маскируемую надменность. Миссис Пейленберг пренебрегала косметикой, этикетками модельеров, всяческим – пусть самым умеренным – шиком Пятой авеню. По-прежнему одевалась и выглядела как заурядная жительница Бруклина, хотя картины ее мужа приносили миллионы долларов.

Эдер почувствовала жалость к Дендре Пейленберг. Все в этой женщине казалось трогательным: рабская покорность Гидеону, всепоглощающая любовь к мужу, обожание домашних дел, в которых Эдер видела западню, губительную для личности. То, как она вела себя с Гидеоном на людях, раздражало Эдер, как и всех людей из мира искусства, – для Дендре он был просто мужем, а не гением. Жена-мещанка не пыталась и не могла стать его истинной музой. Эдер это вполне устраивало, – она не испытывала ни малейшего желания быть хозяйкой и матерью. У Эдер сложились именно те отношения с Гидеоном, как ей хотелось. Они удовлетворяли запросы и обогащали жизнь друг друга. Их объединяли секс и ум, страсть к величию в искусстве. Не майонез собственного приготовления.

Поглядев с другого конца кухни на одиноко стоявшую Эдер, сиявшую красотой и тем румянцем, какой появляется у женщин после занятий любовью, Дендре впервые осознала, что эта светская дама, хищница, интеллектуалка, способна дать Гидеону то, чего она сама предложить не может. Несколько секунд женщины глядели друг другу в глаза, и Дендре ощутила безразличие Эдер. Она, жена Гидеона, не являлась даже соперницей, от которой нужно избавиться, просто вещью, которая не стоит внимания.

Дендре отвела взгляд, сделав вид, что ей необходимо пойти за чем-то в кладовую. Потребовалось волевое усилие, чтобы не утратить самообладания и не выбежать из кухни, – она уловила во взгляде Эдер недоумение, что Гидеон может любить и такую женщину.

В кладовой Дендре села на колоду для рубки мяса, закрыла ладонями лицо и начала глубоко дышать, пытаясь взять себя в руки. Потом сосредоточилась на мысли, которая спасала ее всякий раз, когда в их жизнь входила другая женщина: любовница – не жена, а она является женой Гидеона Пейленберга. Женщиной, без которой он не может жить.

Дендре посидела в кладовой несколько минут, бесстрастно думая об Эдер Корнинг. Тот взгляд вывел ее из равновесия. Он каким-то образом разрушил ее оборону, отрицание того, кем является эта женщина и как глубоко она вошла в их жизнь.

Она вспомнила, как впервые увидела роскошную, изысканную Эдер Корнинг в одном из художественных салонов, где Пейленберги вращались задолго до знакомства с ней. Дендре издали наблюдала за этой выпускницей Беннингтонского колледжа, которая большую часть жизни изучала изобразительное искусство и близко знала блестящих художников и скульпторов. Она была многообещающим искусствоведом и весьма незаурядной личностью. Эдер обладала острым умом, характером, в котором сочетались глубокая проницательность и уверенность в себе, соблазнительной чувственностью, независимостью – всем, что волновало многих незаурядных мужчин. Тех, кто ее интересовал, она всегда заполучала и оставалась верна очередному другу, пока тот обогащал ее жизнь, а потом, когда он становился обузой, бросала…