Джули Дейс - Пять шагов навстречу

– Никого нет, – возражаю я, скрывая внутреннее смятение. – Банальное любопытство.

– Мы оба знаем, что это не так.

С этими словами, он скрывается за поворотом, а я недовольно фыркаю. Отец один из лучших засранцев, знающих, когда необходимо свалить и не попасть под обстрел.

Проклятие!

Никогда не думал, что один человек способен зажечь огонь, о котором никогда не подозревал. Или подозревал, но подобное пламя когда-то выжгло поле. Найти что-то стоящее не так легко, как кажется. Цепляясь за каждую вновь обретённую «любовь», мы подпитываемся иллюзиями «навсегда». Каждый раз, встречая нового человека на своём пути, думаем: вот он, это точно он. Но ошибаемся. Да, согласен с утверждением, что каждый уходящий и приходящий приносит в жизнь что-то своё, но я тот, кто без труда прощается.

Отпустить? Без проблем. Конечно, отпустить, а лучше сказать, выкинуть из своей жизни грязь – проще. Это как избавление от ненужного хлама, наполняющего наши жизни, даже если грязь проникла под кожу и впиталась в сердце. Тяжело, но оно того стоит. Становится легче. Или нет, это спорный вопрос. Есть ряд людей, которые вносят в судьбу возможности, рост и развитие, с такими всегда сложнее. Как бы тяжело ни было, мы всё равно отпускаем, потому что должны идти вперёд, потому что нельзя гнаться за тем, кто хочет уйти. И я вовсе не тот, кто побежит вслед, я тот, кто даже не обернётся на прощанье. Мне удаётся ускользнуть от засранца Купидона, который пытается прицелиться в задницу или голову. Пока показываю средний палец – очередная стрела пролетает мимо.

Всё это грёбаная брехня.

Он попал.

Я не увернулся.

Чувствую себя слабым и не способным бороться. Это моя погибель. Она – моя погибель.

Мэйсон

Амфитеатр настолько переполнен, кажется, последующие входящие попусту сядут на шею друг друга. Но не я. Моё местечко свободно. Собственно, на него и приземляется моя светлость и величество. Женские руки тут же скользят по плечам, и я подмигиваю Треку, который занимает соседнее.

Он одобрительно улыбается и стукает мой кулак в знак приветствия.

– Какие планы на вечер?

– Грандиозные, – провозглашаю я.

В синих глазах отражается веселье, и я заранее знаю, что он что-то задумал.

– Поточнее, Картер.

– Занимаюсь с отцом.

– Составить компанию?

– Собрался гонять мячик по полю в одиночестве?

– Могу перестроиться и принять боксёрскую веру.

– Дерьмовая идея.

– Да ладно, твой отец способен перешить меня.

Не прошла минута, как от общения со мной хотят вынести выгоду. Вот, каких людей никогда не смогу перевести в ранг «друг».

– Вряд ли, – отрезаю я.

Трек молчаливо соглашается и расслабляется в кресле.

Единственный человек, который не напрашивался на тренировку или знакомство с моим отцом – Ди. Это вторая причина, по которой держу каждого на расстоянии вытянутой руки. Практически каждый решил, что может воспользоваться и войти в круг моей семьи. Каждый думает, что мы – друзья. Могу подыграть до поры, до времени. Что касается Ди: мы знакомы с юношеских лет, пересекались лишь на соревнованиях. Но по счастливой случайности, его занесло в Нью-Йорк, где встретились. Последующее время он всегда был рядом и не торопился нарушать личные границы, ко всему прочему, не набивался в приятели. Ди – мой разум. Я – его эмоции.

Достаю наушники из кармана и заглушаю нудную лекцию профессора группой I Prevail и песней Stuck In Your Head.

Я закрываю глаза. Плевать на вселенную до тех пор, пока музыка наполняет внутренний мир. Когда заключительные мягкие аккорды раздаются в ушах, приоткрываю веки и встречаюсь с золотисто карими на другой стороне амфитеатра. Подмигиваю своей вчерашней стриптизерше, она, в свою очередь, отворачивается к профессору.

Проклятие, девчонка крепкий орешек.

Даже отсюда замечаю прозрачный блеск на пухлых губах. Небрежно раскиданные локоны по плечам, струятся по белой футболке, поверх которой накинута джинсовка военной расцветки. С удовольствием мог пройтись взглядом по идеальным ножкам, но они прячутся под столом. К счастью, рыться по воспоминаниям не приходится, я отчетливо помню каждый изгиб её тела. Зрительная память удостаивается отдельной чести.

Вытаскиваю наушники и пихаю Трека локтем.

– Ты нигде не видел ту девчонку с третьего ряда напротив? Блондинка, белая футболка и джинсовка.

– Какая из них?

– Джинсовка военной расцветки.

Трек находит цель.

– Вроде нет, – мне не нравится, что его похотливый взгляд продолжает изучать её. – Она ничего. Сколько?

– Неделя.

– Ты не разведёшь её за неделю, – я хочу врезать ему из-за громкого тона, но подавляю желание.

– Ты её не знаешь.

И он протягивает ладонь под столом.

– Пари?

– Иди на хрен, мне есть, чем заняться.

– Как хочешь.

Я продолжаю следить за девушкой, которая больше не поворачивается в мою сторону, а если и делает это, то взгляд встречается с моим и выражает полное безразличие. Но в одном точно уверен: в заинтересованности. Черт возьми, другого не дано. Ко мне подкатываю даже те, у кого имеются парни. Мои знакомые парни. Каждая из них априори опустилась ниже плинтуса, если мы станем теми, кто должен возродить человечество – я буду тем, кто погубит окончательно. У меня принципы, и первое: не трахаться с чужой девушкой. Именно я знаю, насколько это дерьмово. Именно я стал тем, кто по незнанию делил одну девушку с другим почти год. Клятвы, пустые слова о любви и прочая хрень от неё – гребаное разбитое сердце и душа от меня.

Эмили. Та, кто кардинально поменяла и помогла дойти чёртовой точки невозврата. Того Мэйсона, который доверял и впускал в жизнь любого больше не существует. И никогда не будет. Любовь – ложь.

Из неприметной девушки она превратилась во всадника Апокалипсиса. Та сука, которая разгуливала по коридорам школы со своей свитой, больше не была моей тихой спокойной Эмили. Я создал Дьявола. Дьявола, который кувыркался с моим лучшим другом и который на тот момент был в отношениях с моей сестрой. Чертова Санта Барбара под названием жизнь .

Новый прилив ярости настигает внезапно, из-за чего приходится уносить ноги.

Десятки взглядов прожигают спину. Нет необходимости подносить спичку, чтобы бомба с моим именем рванула и уничтожила всё в радиусе мили.

Из аудитории вылетаю, как из горящего здания, а в следующее мгновение от костяшек на пальцах до плеча ползёт агония. Физическая боль – ничто, когда орудует душевная. Словно в органы впиваются когтями, раздирая их долго и извращённо. Оппонент не даст ответ, потому что представляет собой стену, но боковым зрением замечаю движение.

Рон смотрит на меня с ядовитой усмешкой и тем же ядовитым блеском в зелёных глазах. Именно ему, мать вашу, в эту секунду приспичило шагать мимо.