Айза Блэк - Невеста палача

Антоха поработал знатно. Многие фигуры, схемы понятней стали. Инфу нарыл что надо. Кто и как фигурировал. Где засветился. Слабые места. Со следующей целью определились.

Принял на грудь, рюмашек пять, а водяра не берет. Трезв, как стеклышко и домой тянет. Когда дела обговорили, он девиц пригласил. Три шалавы, как с картинки, фигуры выточенные. У одной сиськи мелкие, у другой бидоны, третья середнячок – на любой вкус. А я смотрю на них, и чумазую Савельеву вижу. Далеко им до нее.

Блондинка время терять не стала, подсела ко мне, и руку под полотенце. За болт клешней своей вцепилась.

– Отвянь, – отталкиваю, отсаживаюсь дальше. Противно стало. Как в выгребной яме побывал.

Я и раньше, в прошлой жизни, ни разу с шалавой не был. Болт не на помойке нашел, чтоб куда ни попадя вставлять. Сколько там было аппаратов в них – не счесть. Грязь. Да и кайфа никакого, слушать проплаченные стоны? Если сперму слить припрет, лучше подрочить. Чище будет.

Хотя как на свободу вышел, пару тройку раз мыслишка проскакивала. Но так и не пошел. Теперь понимаю – не смог бы. Даже дико нажравшись.

Меня всегда заводило, чтоб баба сама хотела. Не за бабло, а на меня именно западала. А как научила жизнь – все они шлюхи. Просто масть и запросы разные. Каждая себя презентует, будто на аукцион выставляет и ждет, когда мужик клюнет.

А те, что в чистую любовь играют еще опасней. Так петь умеют, так в душу змеюкой заползают, что сам не понимаешь, как влип. А когда прозреваешь, оказывается, по горло в дерьме измазан. И жизнь твоя ни черта не стоит. Потому у каждой в глазах бабки, или другая выгода. В исключения не верю.

– Эта не нравится, возьми другую? – Антон выпивает очередную рюмку, смотрит на меня с ухмылкой. – А мы с Дианочкой пойдем попаримся, – берет блондинку за талию и увлекает за собой.

Идет еле ноги волочит. И когда так накидаться успел?

Остаюсь наедине с двумя девицами. Они в наступление идут. Подбираются ближе, губы надутые выпятили. Движения отработаны. Страсть изображают. А у самих в башке одна мысль: «Быстрее бы отработать, бабки получить, и срулить к хренам отсюда». Прям на лбу у каждой большими буквами высечено. Тошно. Блевать тянет.

Выхожу в сортир. К холодному кафелю головой прислоняюсь. И Савельева опять преследует. Как пальцы в сперме моей облизывала, вижу как наяву. Завожусь с пол-оборота. Достаю болт и начинаю себе наяривать. Кто бы увидел, на смех поднял, за дверью два готовых женских тела, а я в толчке онанирую.

Слил сперму. Стало хуже. К ней еще острее потянуло. Не хочет мое тело заменителей, оригинал ему подавай. Обычная же баба с виду? Чего на ней заклинило, как пластинка в башке заела.

Не знаю, как до конца досидел. Антоха к концу встречи в гавно был. Забрал бумаги и своим ходом назад. Вместо того чтобы расслабиться домой на взводе вернулся. И в первую очередь к камерам подбегаю. Установил давно, чтобы следить, как мразь бывшая в мучениях загибается. А теперь за Савельевой наблюдать пригодились.

Смотрю и охреневаю. Воздух из легких подчистую вышибло. Болт штаны разрывает. Что она творит? Обнаженная, соски призывно так на меня через камеру смотрят. На нервах играют. До бешенства доводят. Стоят пиками в ладонь просятся.

А Савельева уселась на спинку опрокинутого стула и елозит по нему туда-сюда, туда-сюда. Не прикасаясь, яйца выкручивает. Похоть глаза застилает. Завидую гребаной деревяшке, как хочу на ее месте быть, между ног Савельевой оказаться.

Лицом в мою футболку тыкается. Еще и звуки издает, такие, что кровь в жилах закипает. Ни разу не слышал таких стонов, чтобы душу вытягивали. Как представил, что подо мной так стонать будет, с цепи сорвался к ней побежал.

– Ты что творишь? – вцепился в дверь. Из последних сил стою на месте.

Поднимает голову, глаза медовые желанием залиты, одуренно блестят. Ни грамма фальши не улавливаю.

– У меня там болит, – говорит тихо, сдавленно. Щеки пунцовые стали. Грудь стыдливо футболкой прикрывает.

– И поэтому ты решила вые…ть стул? – делаю глубокий вдох, а все ее соками пропахло. Воздух, отравленный в легкие попадет. Ее желание, как свое чую. Что-то звериное, первобытное накрывает.

Опускает голову, поднимается на ноги. На месте где сидела мокрое пятно расползается. Стискиваю зубы. Еще немного и штаны обкончаю. И мне все равно мало будет. Как голодный зверь ее пасу.

Отворачивается к стене. Жопой своей идеальной светит. Натягивает футболку. С трудом. Запуталась. Поворачивается ко мне, взгляд непорочной искусительницы, губы облизывает. В капкан мой взгляд ловит и выдает:

– Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной.

– Трах расклад не поменяет, – я должен предупредить. Брехать ей даже ради сочного приза не буду. Нажрался брехни так, что на несколько жизней хватит. А сам до такого не опущусь.

– Тем более не имеет смысла девственницей помирать, – пожимает плечами. А в глазах дьявольский огонь зажигается. Наши демоны друг к другу тянутся. И снова понимаю, не похоть это, точнее, далеко не только она.

Он куда-то ушел. Не слышала. Просто знала. Нутром чуяла. Меня накрыла пустота. Одиночество ощущалась остро. Надо бы радоваться, что палач оставил в покое. А я себе места не нахожу. Хожу от стены к стене, как загнанная дичь.

То происшествие в комнате, когда до его органа дотронулась – сорвало какой-то стоп-кран. Задело неподконтрольные зоны. Мне понравилось его трогать. Нет, я одурела. Испытала экстаз. Смотреть, как его взгляд плывет от удовольствия. Когда он потерял контроль, дрожал в моих руках. Я хотела повторить и немедленно. Хотела большего. Сама не понимаю своих желаний. Но в тот момент я позволила бы ему все. Сама без идиотских условий. Просто потому, что так хочу.

Какой стыд. Я облизывала пальцы с его семенем. Кто бы мне сказал, что на такое способна – рассмеялась бы в лицо. Дикость! Безумство! Нереально круто! Только это породило неутихающую боль. Она росла между ног, и разливалась по всему телу. Усиливал ощущения и его запах. Футболка создавала иллюзию присутствия. Не давала успокоиться, будоражила кровь.

Как я могу мечтать о похитителе. Думать, отдаться ему? Я ненормальная. Но даже сейчас на цепи, запертая в клетке, чувствую себя гораздо свободней, чем последние шесть лет. А ведь в детстве я была почти счастливой девочкой. Уношусь в то время. Пытаюсь сбить похоть и дурман таким способом. Напомнить себе – я в клетке, и нельзя тянуться к палачу. Ведь судьба уже преподнесла мне урок.

Матери своей я никогда не знала. Словно и не было ее у меня. На вопросы о маме, папа всегда отвечал: «У тебя ее нет, и никогда не было!». Потом старался быстро перевести разговор на другую тему. Про мать в доме было не принято спрашивать. Прислуга, услышав мои вопросы, пугливо озирались по сторонам. Шикали на меня.