Инна Инфинити - Опасный министр

– Всегда рад! – поднимается со стула, ослепительно улыбаясь.

Вот где он научился этой голливудской улыбке?

– И я рада, – тоже поднимаюсь с места, тут же торопясь оттянуть платье вниз.

А вот сейчас самое важное и самое тяжелое – попросить у него номер телефона.

Формально общение журналистов с представителями министерства должно быть только через пресс-службу. Но пресс-служба – это лишний посредник на пути к информации, поэтому каждый журналист стремится завладеть прямым контактом чиновника.

У моего коллеги Паши, который пишет про министерство финансов, чьих только телефонов нет, и со всеми чиновниками он на короткой ноге. Поэтому для редакции он один из самых ценных журналистов. Как только что-то случается, Паша тут же звонит напрямую своему министру или его заместителям, не дожидаясь формальных ответов пресс-служб, которые зачастую похожи на отписки.

Я хочу быть, как Паша.

И я бы без проблем спросила у Никольского номер телефона, будь я по-другому одета и не зайди сюда его заместитель. А так… Девушка в платье стриптизерши просит номер у молодого и красивого министра.

Красивого…

Черт, какое мне дело, как он выглядит? Я должна делать свою работу.

Я серьезный журналист из уважаемой газеты.

– Ярослав Викторович, можно попросить у вас номер телефона? – выпаливаю быстро, пока не успела передумать.

Сердце заколотилось, как бешеное. Министр на секунду застывает. Боковым зрением успеваю заметить, как лицо стервы-зама искажается возмущением.

– Все общение только через пресс-службу! – грозно выпаливает она и тоже поднимается на ноги. – И пришлите интервью на согласование.

Это нормальная реакция, которая ничуть меня не задевает. Будь тут сейчас Настя, она бы сразу же выставила меня за дверь.

– Интервью пойдет в завтрашний номер, а газета отправляется в типографию в 11 вечера. Сейчас семь часов, – осторожно замечаю. – Я могу прислать вам на согласование, но если вы не успеете внести свои правки до 23:00, интервью пойдет в печать в неотредактированном виде, а вам ведь самим не нужно, чтобы речь министра выглядела криво?

– Я успею посмотреть текст до 11 вечера, – отвечает Никольский. – Обязательно пришлите, и лучше мне напрямую, потому что у пресс-службы рабочий день уже подошел к концу, – мгновение медлит. – Запишите мой номер телефона, Алена.

Из ушей Самойловой сейчас повалит дым.

Получи, стерва.

Я даже не пытаюсь скрыть свою победоносную улыбку. Разблокирую айфон и записываю цифры, которые диктует Никольский.

Когда я еду в такси до дома, понимаю, что уже не могу игнорировать настойчивые звонки и сообщения Кости. Набравшись смелости, поднимаю трубку.

– Ты там совсем охренела со своей работой уже, а!!??

Костя так громко кричит, что даже таксист оборачивается, хотя у него там тихо поет радио.

– Кость, прости…

– Что прости, Ален??? Мы договаривались пойти сегодня в ресторан! Я с работы специально отправишивался. Какого хрена ты опять творишь???

Делаю глубокий вдох в попытке не начать отвечать Косте такими же грубостями. Я понимаю, что виновата. Но такая у меня работа, что я могу тут поделать?

– Кость, ну ты видел новости? Уволили моего профильного министра, на его место назначили нового. Я журналист, у меня ненормированный рабочий график…

– Ну, значит, смени работу! – резко перебивает меня. – Я уже задолбался от этого, Ален.

Все-таки не сдерживаюсь и тоже повышаю голос.

– Ну давай я уволюсь, а ты будешь меня содержать! Целыми днями буду сидеть дома и смотреть сериалы, а ты начнешь оплачивать мою съемную квартиру и давать мне деньги! Но зато я всегда буду для тебя свободна!

Костя тяжело дышит в трубку. Я представляю, какое у него сейчас перекошенное от злости лицо.

– Прости, Кость, но это моя работа, – говорю уже более спокойно.

– Ты где сейчас? – переводит тему.

– Еду домой. Я брала интервью у нового министра. Сейчас буду быстро расшифровывать и готовить к печати, надо успеть в завтрашний номер.

– Ты одна сегодня дома?

– Да.

– Тогда я приеду к тебе.

– Хорошо, приезжай, – соглашаюсь, стараясь не подать вида, что мне это не понравилось.

Как минимум, до 23:00 мне нужно будет работать, а присутствие Кости будет только отвлекать. Он начнет томно вздыхать с недовольным видом у меня за спиной, давая понять, что ему хочется моего внимания. Просто Костя экономист, и у него нормированный рабочий график, он не понимает, что есть профессии, где могут выдернуть и в выходной, и ночью.

Переступив порог съемной квартиры, я тут же направляюсь в свою комнату. Два месяца назад я окончила журфак МГУ и съехала из общаги. С моей соседкой по комнате Аней мы сняли напополам двушку.

Когда пришло время покидать общежитие, у нас с Костей встал вопрос о совместном проживании. Я ждала от него конкретного предложения, но он лишь промямлил что-то невнятное из разряда: «Ну если хочешь, то можно попробовать, но не сейчас, а попозже». Когда именно «попозже» он не уточнил, а я не стала повторять, что из общаги мне нужно съезжать сейчас, а не когда-то там «попозже». Плюнув на Костю, я принялась искать квартиру вместе с Аней. Просто Костя москвич и живет с родителями, а я из глубинки. Его семья относится ко мне прохладно, это я чувствую с самого начала наших с Костей отношений. Им не нравится, что у меня нет московской прописки. Хотя Костя все время меня убеждает, что я нравлюсь его семье.

Я ужасно хочу есть, из-за всего случившегося я осталась без ужина, а Никольский, к слову, даже кофе мне не предложил. Впрочем, я так нервничала, что все равно не смогла бы сделать и глотка. Но сейчас не до еды. Подсоединяю наушники к диктофону и принимаюсь колотить по клавиатуре в сумасшедшем темпе. Мне еще хорошо, я дома. А вот Яна, моя начальница, сидит в редакции и ждет, когда я сдам ей интервью.

На самом деле я приврала Никольскому и его стерве-заму, когда сказала, что газета отправляется в типографию строго в 23:00. Одиннадцать вечера – это идеальный вариант, но в случае чего-то важного номер могут и придержать. Типография тогда выставляет штраф, но это сущая ерунда по сравнению с той сенсацией, которую мы выдадим, благодаря задержке.

Расшифровывая интервью, я обращаю внимание, какой у нового министра интересный голос. У Савельева был прокуренный бас, да и у остальных чиновников они примерно такие же. А у этого… Мягкий, бархатный баритон. Я ловлю себя на том, что мне просто приятно слушать его речь. Не важно, что он говорит. Любые слова звучат красиво.

Меня приводит в чувство настойчивый звонок в дверь. Ставлю диктофон на паузу и бегу открывать. Мне даже не надо смотреть в глазок, в такое время ко мне может прийти только Костя.