Кейси Майклз - Мэгги по книжке

— Целует руки? В ладонь, конечно же, — Мэгги вспомнила, как по ее руке побежали мурашки, когда в день своего появления Сен-Жюст поцеловал ей ладонь. Как он взял ее за руку, склонился, как его ясные синие глаза встретились с ее глазами, пока он подносил руку к губам… Они были так близки в тот момент, и она до сих пор ощущала эту близость, вспоминая поцелуй, — пожалуй, слишком часто, что нарушало ее душевный покой.

— Мужчины уже давным-давно не целуют женщинам ладонь. Они там что, все спятили?

— Женщины глупо хихикают и жеманятся. Но ведь они не знают, что Сен-Жюст их просто использует. Мне больно думать о том, каким он бывает жестоким. Очень жестоким.

— Он просто Сен-Жюст, Стерлинг, — вздохнула Мэгги, похлопав по пустому стулу рядом с ней. — Дело не в том, что ему безразличны другие люди, — она сморщила нос. — Ну, может, совсем немного. Мне кажется, человек сначала должен доказать, что достоин его внимания.

Или доверия, мысленно закончила Мэгги.

Сколько в ней от Алекса и сколько от нее — в Сен-Жюсте? Может, опять сходить к доктору Бобу?

Внезапно она почувствовала себя виноватой. Мэгги повернулась к Вирджинии, которая наблюдала, как толкается ножка или ручка в ее круглом, очень «живом» животе, и улыбалась.

— Вирджиния, я хочу посмотреть твои рукописи. Можно забрать их и пойти ко мне в номер. Я закажу для тебя какой-нибудь еды. Что лучше, сэндвич или молоко?

Вирджиния опять улыбнулась, ее полные щеки цвели. Она вся цвела. В этом несуразном и слишком тесном платье она выглядела, словно пухлая Мадонна.

— Мой портфель вон там, у стены. Но сначала объясни, почему Стерлинг зовет Алекса Сен-Жюстом?

— Ах, это, — Мэгги попыталась улыбнуться. — Это такая семейная шутка. Поняла?

— На самом деле — нет.

— Ну вот, Мэгги, Я Же тебе говорил, — нахмурился Стерлинг.

— Мы так шутим, Вирджиния. Как я, например, когда называю Веру «Венера Сисястая». Только Стерлинг говорит это любя. Поняла теперь?

— Ну да, поняла. Кажется, нам уже пора идти. На самом деле, мне надо положить ноги повыше, — она показала на свои щиколотки.

Мэгги сглотнула. Ступни и лодыжки Вирджинии распухли и отекли.

— Да, — она попыталась представить, как Вирджиния будет вставать. Еще недели две, и для этого понадобится подъемный кран. — Пойдем наверх. Стерлинг, ты с нами? Думаю, можно оставить Алекса и Мари-Луизу их обожателям.

— Нет, благодарю вас, я останусь, — Стерлинг вскочил на ноги и, поскольку был джентльменом, поклонился. — Сен-Жюст обещал прокатить меня на самый верх в одном из тех стеклянных лифтов, так что я подожду его. Мое почтение, леди.

Мэгги поцеловала его в щеку.

— Я люблю тебя, Стерлинг, — шепнула она. — Просто захотелось тебе «это сказать.

Стерлинг густо покраснел, словно кто-то развернул перед его лицом прозрачный красный экран.

— Я… я… польщен, и все такое, Мэгги. Да… да, правда, польщен. Но ты знаешь, я не очень-то по женской части…

— Я люблю тебя как сестра, — заверила она.

— Тогда все в порядке, — он заметно расслабился. — Если как сестра, то это можно, Сен-Жюст поймет. Мне бы не хотелось, чтобы он смотрел на меня, как на врага.

— Думаешь, он рассердится? Не глупи, Стерлинг. Сен-Жюсту до лампочки, кого я люблю.

— Ему очень хотелось бы так думать. Ладно, оставлю старых подруг посудачить, — он опять поклонился. — До встречи.

— Да, хорошо. До встречи, — Мэгги слабо махнула рукой.

Она сотворила Стерлинга в качестве второстепенного комического персонажа для контраста с ее блистательным идеальным героем. Но для разнообразия она также наделила его способностью время от времени проявлять удивительную проницательность и здравый смысл, так что все изумлялись, когда этот человек открывал рот и вместо чепухи изрекал шедевр мудрости.

Все еще размышляя над последними словами Стерлинга, Мэгги сгребла тяжелый портфель, взяла Вирджинию под локоть и вывела ее из зала.

— Это строго историческая проза, как всегда?

— Нет, я бросила их писать три года назад, когда поняла, что даже если продам все пятнадцать тысяч экземпляров, мои вложения не окупятся. Раздели пятнадцать тысяч на пятьдесят штатов, и получится около трех сотен на штат, не считая округа Колумбия. Так я далеко не уеду. Теперь я пишу любовно-исторические романы о временах Регентства, а те двадцать маленьких книжек приносят мне около десяти долларов дохода в год. Новых я написала уже три, но их не взяли в публикацию.

Они очень медленно шли по коридору к лифтам, хотя Мэгги сильно сомневалась, что Вирджиния сумеет побежать, даже если в фойе появится Том Круз.

— А чем отличается строго исторический роман от любовно-исторического? — спросила Мэгги.

Вирджиния остановилась и потерла ноющую поясницу.

— Во-первых, длиной. Во-вторых, там больше любовных сцен. Что-то вроде того. Ты же написала их с дюжину и должна знать. Почему ты качаешь головой?

— присядем, — Мэгги подвела ее к маленькому дивану у стены. — Да, любовно-исторический роман длиннее. Сексуальнее. Иногда содержит дополнительные сюжетные линии. Во всяком случае, хорошо, когда это так. Но есть более важное отличие строго исторических романов от любовно-исторических. Я это поняла, и тебе тоже надо понять.

— То есть мы подошли к тому, что ты знаешь Большой Секрет, но тебе не дозволено впускать меня в святая святых? — Вирджиния закатила глаза.

— Нет, почему же, я тебе расскажу, — рассмеялась Мэгги. Подумав немного, она продолжила: — Перескажи мне какую-нибудь сцену из твоей рукописи.

— Хорошо, — кивнула Вирджиния. — В моей любимой книге есть шикарная сцена в салоне, где дамы пьют чай.

— Замечательно. А теперь слушай Большой Секрет. В строго историческом романе ты собираешь этих леди в салоне, они сидят на шератоновских диванах, под замысловатыми хрустальными канделябрами, в платьях, которые ты подробно описываешь. Перед ними стоит чайник, сделанный тем-то в таком-то графстве, они едят чудесные маленькие пирожные, приготовленные по особому рецепту поваром-иностранцем, Густавом, которого граф отыскал во время последнего путешествия на континент. Подробности, куча мелких подробностей, результат тяжких исследований, которые мы проводили годами.

— Правильно. А дальше?

— А дальше, Вирджиния, это и есть строго исторический роман, и не дай бог ты где-нибудь ошибешься. Пятнадцать тысяч твоих читателей мгновенно укажут тебе на это. А в любовно-исторических…

— Те, кто их читает, не знают истории?

— Нет, они все знают, но их не волнует достоверность фактов. Если честно, то для них эта сцена будет скучной, потому что центральное место в ней занимает чайник. Чайник, одежда, диваны, картины. В книгах этого жанра важно не то, где герои находятся, на чем сидят или как одеты, а что они говорят. Ты набрасываешь обстановку, придаешь ей некий исторический колорит, но не заваливаешь читателей своими познаниями. Вместо этого ты подробно описываешь, что люди говорят, чувствуют, думают. К черту серебряный чайник, Вирджиния! Важно, с кем у леди А шашни и знает ли об этом леди Б, которая сидит напротив.