Кейси Майклз - Ну точно — это любовь

Нет, Молли так не поступит… если, конечно, ей это не выгодно. А какая тут выгода? Что она говорила про свое имя в огнях рампы?

Зазвонил телефон, и Джейн схватила трубку:

— Молли!

— Простите. Я, наверное, не туда попала, — ответил очень приятный интеллигентный женский голос с легким южным акцентом.

— Ас кем… С кем бы вы хотели поговорить, мэм? — Джейн посмотрела на Джона, который вдруг попытался выхватить у нее телефон.

— Ну как же, с Джоном Патриком, конечно. Это ведь его номер? Джона Патрика Романовски? Джей-Пи?

Джейн покосилась на Джона, который помахал ей рукой. Довольно вяло помахал. И очень виновато.

— Джон Патрик? Я не знала, что его зовут Джон Патрик. Просто… просто Джон. Джей-Пи, вы сказали? Да, он здесь, секундочку.

Она передала ему трубку, услышала, как он поздоровался со своей тетушкой Мэрион, и отошла в дальний угол.

Джон Патрик. Она даже не знала его второго имени. Переспала с мужчиной, даже не зная его полного имени. Призналась в любви мужчине, не зная его полного имени. Джон Патрик?

Джон Патрик Романовски.

Дж.П. Романовски.

Дж.П. Роман.

Нет.

Невозможно.

«Я убью его».

Джейн бросилась к шкафу, куда убрала прочитанную книгу. Опустилась на колени, открыла один чемодан, потом другой. Книги не было. Где она?

— Где эта чертова книжка? — завопила Джейн, подбегая к Джону, который как раз повесил трубку.

— Какая книжка? — невинно спросил он, но она уже все поняла. Теперь поняла. — Я все еще без линз, но тон у тебя убийственный. Что стряслось?

Она погрозила ему пальцем.

— Значит, Генри Брюстер не любит быть один на людях. Я спросила, откуда ты это знаешь, и ты ответил, что он сказал тебе по телефону.

Джон пожал плечами, достал линзы и быстро их надел.

— Но ведь это было разумное объяснение. Послушай, Джейни, солнышко, — он поморгал большими сине-зелеными глазами и теперь четко ее увидел. — Я собирался рассказать. Просто было не до этого. Мы с тобой были немного заняты — помнишь?

Джейн жестом остановила его:

— Нет. Ни слова. Говорю я.

— Понял, учитель, — Джон покачал головой и снова сел. При росте шесть футов и шесть дюймов трудно выглядеть покорным, но получалось у него отменно. И это на нее никак не подействовало!

Джейн зашагала по комнате, чеканя шаг.

— Теперь все сходится. Профессор-чудак! Я почти попалась на удочку. Соглашение о конфиденциальности. Ты все знал о Генри. Знал о сенаторе! Все эти сведения, которые у тебя были. От студента? Вряд ли. Это не звучало правдоподобно. И самое главное. Дж.П. Роман мечтал бы разоблачить кого-нибудь вроде сенатора Харрисона.

— Да, это…

Она опять жестом остановила его:

— Так. Я говорю, ты сидишь.

— Да, мэм. Простите, мэм.

— А вся эта чушь о любовном романе?

— Это правда. Частично, солнышко. Спроси у Генри. Я пишу чертов любовный роман. — Джейн гневно уставилась на него. — Ладно, затыкаюсь.

— Ты собирался использовать меня. Прямо как Молли. Только она удрала в очередное лягушачье путешествие, а мы… мы…

Джон встал, обнял ее, прижал к груди.

— А мы здесь. Ты и я. Я люблю тебя. И побаиваюсь, — недоуменно добавил он, — но все равно люблю. Простишь меня, что не успел все рассказать?

Джейн подумала несколько секунд.

— Прощу. Если других секретов нет, — она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — Есть еще секреты?

— Только один, — Джон сел и усадил ее к себе на колени. И рассказал о Мэри-Джо…

— Так теперь она все знает? — спросил Генри, потягивая холодное пиво в «Синем кабане». — Хорошо. Я уже путаюсь в том, кто что знает.

— Ты бы ее видел, когда позвонила тетушка Мэрион. Она маленькая, но очень сильная. Поверь мне, Джейн Престон, которая скоро станет Джейн Романовски, совсем не хрупкая.

— Она правда тебя любит?

— Настолько, что расплакалась, когда я рассказал о Мэри-Джо. Казалось, она хотела вломиться к Харрисону, оторвать ему голову и ему же скормить.

— Отлично. Она мне нравится. Ну а теперь, когда эта Молли исчезла со сцены, в наших планах что-нибудь изменилось?

— Нет. Мы можем рассчитывать на Джима Уотерса, но я не хочу делать ставку только на него.

Генри кивнул:

— Правильно. А то получится великое разоблачение, которого никто не увидит и. не услышит.

Джон допил пиво.

— Можно поменять тактику. Брэнди не будет заманивать сенатора, вместо этого мы пришлем ему записку. Пригрозим тем, что знаем. Устроим встречу в полночь, как в шпионских фильмах, возьмем диктофон…

— Это называется шантаж, Джон. А еще от тридцати лет до пожизненного заключения, если мы ошиблись и эти бумаги ничего не значат. Я очень надеюсь, что они настоящие, а то Брэнди полна решимости рассказать прессе о фотографиях. — Он покачал головой. — Зря он ей рассказал, что собирается одобрить морское бурение в Калифорнии, и позвал в свою команду. Это стало для нее последней каплей.

Джон тут же сменил тему:

— И как Брэнди, Хэнк?

Генри покраснел, от галстука-бабочки до залысин.

— У нее все хорошо. А что?

— Да так, ничего. — Джон откинулся на спинку стула. — Мне просто показалось, что в воздухе запахло романом.

Генри принялся нервно двигать кружку, оставляя на столе узор из мокрых колец.

— Вечером мы вместе поужинаем. Не здесь. Она заказала лимузин, и мы поедем в Атлантик-Сити.

— Ого. Ничего себе. Правда? Хэнк, ну даешь.

— Позволите присесть?

Джон посмотрел на Диллона Холмса, который уже опускался на стул.

— Нет. Не позволим. Проваливай.

— Я бы с удовольствием, Джей-Пи, но пришло время проговорить.

Джон решил не обращать внимания на «Джей-Пи».

— О чем?

— О вашей… подружке.

Джон крепко сжал ручку пивной кружки.

— Осторожно, червяк. А то я на тебя наступлю.

— Да-да, — Генри нагнулся к Диллону и произнес вполголоса: — Он может, я свидетель. Он большой парень. Большие люди обычно очень кроткие, и Джон уравновешенный и добрый человек. Но что бывает, когда добрый и кроткий человек сердится? Большой, добрый и кроткий? На твоем месте я бы извинился.

— Конечно, — Диллон ничуть не смутился. — Прошу прощения, Джей-Пи. Я даже уйду. Но сначала попрошу напомнить мисс Престон о фотографиях, которые все еще у меня вместе с выпиской из журнала регистрации, о номере 217.

Лицо Джона осталось непроницаемым. Они с Джейн поженятся… «когда-нибудь». Фотографии ничего не будут значить. Но Диллону Холмсу необязательно об этом знать. Пусть думает, что козыри у него.

— Продолжай.

— А что еще сказать? Да, — он встал и отодвинул стул, — еще вот что. Я не ем виноградное желе, Джей-Пи, и не читаю местных газет. Тебе надо было взять апельсиновый мармелад и «Уолл-стрит». Неувязки в сюжете. Сущее наказание, да? Приятного дня, джентльмены.

— О чем это он? — спросил Генри с недоумением. Джон подпер голову рукой.