Кэти Эванс - Раунд 2. Ты будешь моим

– Перестань причинять себе боль, – в отчаянии проговорила я, пытаясь вырваться из его объятий только для того, чтобы, отшатнувшись, удариться спиной о холодный мрамор стены позади меня.

– Это не больно, – прохрипел он, а затем снова притянул меня ближе к себе и уткнулся носом мне в ухо. – А вот ты… ты плачешь в моих объятиях. Потому что я, сука, причинил тебе боль. Вот это по-настоящему больно. Ты больше не прикасаешься ко мне. Не смотришь на меня счастливыми глазками. Вот где боль. Мне больно, как последнему ублюдку, и не от ударов и ран, не снаружи. Там ничто не болит так, как внутри, вот здесь ты заставляешь болеть.

Изо всех сил стараясь сдержать вихрь эмоций, вызванных его словами, я опустила взгляд и яростно потрясла головой, смаргивая влагу с глаз.

– И здесь мне тоже больно. – Он взял мою руку и направил к своему твердому как камень пенису. – Мне всю ночь было больно смотреть, как ты разрываешься на части из-за меня. Сегодня утром. И в спортзале тоже. – Он притянул меня к себе, и я тихо застонала, прижимаясь лбом к его груди и изо всех сил стараясь не рассыпаться на куски снова.

Он сжалился надо мной и отпустил меня, но мои пальцы и ладони горели, и я не знала, куда девать руки. От его близости у меня кружилась голова. Мне хотелось гладить и ласкать каждый дюйм его тела, хотелось стереть прикосновение других рук, которые когда-либо касались его. Я хотела… даже не знаю, чего я хотела в этот момент.

На самом деле я не могла думать ни о чем, кроме нарастающей, болезненной пульсации внутри моего тела. Он схватил мыло и начал намыливать все мое обнаженное тело. Осторожно, бережно, как будто в первый раз, и, сосредоточенно наблюдая за своими руками, он скользил мылом между моих ног, обводил скользкими пальцами мои груди, нажимая подушечками больших пальцев на соски.

– Тебе понравился бой? – спросил он своим тихим, глубоким голосом, в то время как его сильные руки плавно скользили вниз по внешней стороне моих бедер, вверх по внутренней стороне и далее по промежности. Затем он обхватил ладонями мои ягодицы, намыливая и массируя их и между ними.

Удовольствие от его уверенных и таких знакомых прикосновений было настолько полным, что я едва сдерживала стон, наблюдая, как он моет меня.

Один глаз у него немного припух, а рана над бровью все еще выглядела ярко-красной. Его полная нижняя губа продолжала кровоточить посередине. Однако его раны для него вовсе ничего не значили. Он жаждал моего внимания и сделал бы все, чтобы завладеть им, пусть мне и хотелось ударить его за то, что он вел себя так безрассудно, желание поцеловать каждый его синяк, каждую ранку было сильнее всего.

Ремингтона всю жизнь все бросали. Родители. Учителя. Друзья. Даже я. Никто никогда не оставался с ним достаточно долго, чтобы показать ему, что он этого заслуживает. Он подверг себя риску лишь для того, чтобы заставить меня прикоснуться к нему и дать ему немного любви, – это заставляло меня пылать от желания утопить его в этой любви, даже если он никогда, никогда не попросит об этом.

– Я отказываюсь, – горячо прошептала я, – сидеть и смотреть, как ты намеренно позволяешь себя избивать.

– А я не позволю тебе отталкивать меня, – с тем же пылом ответил он, наполняя свою большую мыльную ладонь тяжестью моей груди.

Нахмурившись, я покачала головой и тут же, ойкнув, зажмурилась, когда он направил лейку душа на мое лицо. Струи воды смывали шампунь, а он помогал пене стечь, оглаживая ладонями мои волосы и все тело. Я едва могла держать себя в руках.

Стараясь не потерять самообладание, я схватила мыло, взбила пену и провела ладонями по скользкой коже груди, слегка проминая пальцами его мышцы. Он вздрогнул от моего неожиданного прикосновения, я подняла на него глаза, ноги у меня почти подкашивались. Все внутри меня сжалось, когда я смотрела в эти голодные голубые глаза. Я провела пальцами вверх по его мощной руке, затем вниз по груди и по всем восьми кубикам накачанного пресса.

– Это то, чего ты хотел? Тогда, на ринге, безрассудно позволяя себя избивать? – спросила я. Мой голос, хриплый от волнения, был едва слышен среди журчания воды.

Он нежно обхватил мое лицо одной рукой и уверенно и страстно, выделяя каждое слово, произнес:

– Я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, чтобы прижималась своими губами к моим – как раньше. Я хочу, чтобы ты любила меня. Прекрати, наконец, наказывать меня, Брук. Я люблю тебя.

Он накрыл мои губы быстрым, грубым поцелуем, словно попробовал на вкус, и тут же отстранился, тяжело дыша и прожигая меня взглядом. Чуть сильнее сжав рукой мое лицо, он продолжил:

– Неужели моя девочка позволит такой ерунде сломить ее? Не верю. Она сильнее этого. Я знаю это очень хорошо, и мне это очень нужно. Мне нужно, чтобы она боролась за меня и чтобы она боролась вместе со мной. Признаюсь, такого в моей жизни никогда не случалось. Только ты случилась, Брук. И ты все еще здесь, несмотря ни на что, ведь так, моя маленькая зажигалка?

Наши взгляды встретились, и я не знаю, какой из них был голоднее или отчаяннее. Глазами он прожигал меня насквозь, казалось, он умирает от жажды, и только я могу вернуть его к жизни. Моя грудь начала бурно вздыматься, сердце пустилось вскачь, и прежде чем я осознала, что делаю, мои пальцы запутались в его мокрых волосах, я притянула его голову к себе, а он прижал меня спиной к мраморной стене и накрыл мой рот жадным поцелуем.

Я задыхалась, впитывая его вкус и запах, он раздвинул мои губы языком, продолжая удерживать меня за подбородок, заставляя меня стонать и впиваться в его кожу пальцами, когда наши языки сплетались. Его язык был груб и требователен. С низким, довольным рыком он поднял меня в воздух, чтобы наши рты были напротив дуг друга. Его близость, прикосновение наших тел возбуждали меня, доводя до исступления. Моя кожа горела там, где мы соприкасались. Наша потребность друг в друге росла с каждой секундой. Я чувствовала, что узы, которые связали нас, не разорвать никому и никогда.

Он выключил воду и, закутав меня в полотенце, понес в спальню, а я все продолжала прижиматься к нему, обхватив за шею, сосала его язык, покусывала губы, кровь моя кипела, бурно струясь по венам, подобно горной реке.

Он опустил меня на одеяло, вытер полотенцем, растирая и массируя все мое тело, а потом наклонил ко мне голову и прошептал на ухо:

– Дай мне немного обсохнуть.

Я протестующе застонала, глядя ему вслед. Мне было так жарко и в то же время так мокро и холодно, что у меня стучали зубы, когда я смотрела, как двигаются его мускулистые ягодицы – настолько сексуальные, насколько вообще могут быть сексуальны мужские ягодицы. Несмотря на то, что каждый дюйм моего тела возбужденно пульсировал и горел, я дрожащей рукой плотнее закуталась в полотенце, не сводя глаз с двери ванной.