Виктор Улин - Однажды

Поняв это, я не испытал ни ярости, ни злости, ни ревности.

Сделав подобное заявление, я опять отвлекаюсь на общности.

Я родился философом; лишь потребность зарабатывать на жизнь сделала из меня технаря-программиста.

Меня интересовала человеческая мысль, но я не желал быть Диогеном в бочке; я хотел пить « Камю » и ездить не на « Ладе », потому избрал иной путь.

Однако философические размышления преследуют меня до сих пор.

И потому я не могу их не изложить.

Тем более, они идут в тему повествования.

Отношение к сексуальной компоненте брака есть показатель свободы общества.

Мы живем в огромной, бестолковой стране.

Формообразующим здесь является этнос, выросший из крестьян.

Славяне сами по себе есть никчемный народ, вбирающий все худшее от сопредельных наций.

Домостроевские отношения в русской семье подпитаны мусульманским шариатом, согласно которому у женщины нет души.

Взгляд на природу вещей сформирован искусством – столь же далеким от реальной жизни, как Луна от Земли.

Чего стоит один лишь, упомянутый в третий раз, Пушкин со своей « верностью навек ».

С рассматриваемой точки зрения этот поэт – картежник и раб своего пениса – вреднейший из всех, поскольку представляет вершину русского ханжества.

Он хватался за пистолет при любом взгляде на свою жену, хотя сам не пропускал ни одной чужой.

Бесконечно декларируя любовь к фарфоровой кукле Гончаровой, он спал с ее сестрой – причем в той же квартире.

Российские супруги буквально помешаны на химере верности – точнее, на ее видимости.

Мужья и жены шпионят друг за другом, подслушивают разговоры, роются в телефонах, проверяют содержимое сумочек и карманов, анализируют запахи.

Мой взгляд диаметрален общепринятому.

Мне чужда психология собственника.

Женщина – такой же человек, как и мужчина.

И если ей чего-то недостает в « законном », она имеет право на получение незаконного.

Для меня физическая верность в супружестве не стоит ровным счетом ничего.

Всю жизнь я отличаюсь от общепринятых норм.

Я равнодушен к спорту, не смотрю телевизор.

Но с детства я много читал и сложил свое мнение обо всем сущем.

Читаю до сих пор.

В отрицании общепринятых норм я противен русской классике; мне близки герои Эггена Тургрима.

Жить в свободе гораздо проще, нежели в перманентной слежке.

Не тратя эмоциональных сил на взаимные разборки, мы с женой счастливы имеющимся.

Правда, этот вопрос я с Надей никогда не обсуждал.

Но подспудно я чувствую, что ее мнение сходно: она никогда не задает мне ненужных вопросов.

На самом деле после свадьбы я ни разу не изменял жене.

Причиной служат не высокоморальные принципы: я уже сказал, что презрел навязанную нравственность.

Просто я, вдоволь нагулявшись, в браке утратил пыл.

Приключения на стороне требуют многих затрат: и денежных и эмоциональных.

А я удовлетворен телом законной супруги и не хочу искать иных.

Надя столь же вольна в проявлениях, как и я.

За нее я никогда ничего не решал и не решаю.

Я создал ей все условия для свободной жизни.

При своей должности я часто езжу в командировки.

Я знаю, что большинство женщин предпочитает интимные встречи на своей территории – в своей постели, при наличии под рукой нужных косметических средств и возможности принять душ в привычной ванной.

Поэтому я всегда обозначаю сроки своего отсутствия, чтобы при желании жена могла расслабиться.

Пользовалась ли она предложенными возможностями? изменяла ли мне?

Я не задавался вопросом.

По возвращении я никогда не обнюхиваю углы, не осматриваю постель, не выясняю, что за белье бултыхается в стиральной машине.

Вопросы пришли недавно.

Началось все с того, что в один прекрасный январский вечер Надя вернулась с работы незнакомо подавленная, с виноватым блеском глаз.

Я не стал ничего уточнять, зная, что женское здоровье подвержено как циклическим, так и спорадическим переменам, сопровождающимся резким падением настроения.

Возможными были и производственные неприятности, которые тоже сыпались, как из рога изобилия.

Надя ничего не пояснила – приняла душ, как всегда, потом мы поужинали и отправились спать.

Я был усталым, мы не занимались сексом.

Событие не оставило следа.

Однако через несколько дней повторилась та же ситуация, потом – еще и еще.

Потом я отметил кое-что конкретное.

Хороший водитель, тронувшись со светофора, чувствует перемену в своем автомобиле. А приехав в сервис, узнает, что нестабильно работает лямбда-зонд.

Точно так же, за много лет растворившись в жене, я чувствовал малейшие нюансы ее тела.

Я всегда знал, хочет Надя секса, или не хочет, предугадывал наступление ее месячных, улавливал желания и спешил удовлетворить.

А теперь я стал констатировать изменения.

Мы занимались сексом, как обычно.

Но я чувствовал, что жена время от времени становится другой, нежели всегда.

Я ощущал натужную реакцию на контакт – не из-за нежелания, а из-за физического состояния: натруженности от недавнего интенсивного секса.

И грудь ее, ощутимая, но небольшая, иногда бывала незнакомо набухшей.

Повторю еще раз: собственническая ревность мне столь же чужда, как выбор между MBR и GPT для папуасов, сидящих меж разъеденных сифилисом голов острова Пасхи.

Но меня гнал интерес.

Я не мог понять, чего не хватает жене.

Со мной она всегда испытывает оргазм – глубокий до полуобморока, возвращается в явь счастливой.

Я вообще не отказываю Наде ни в чем.

Например, уже года два я пытаюсь купить еще одну машину, чтобы из индусской «Ипки» она возвращалась домой не на автобусе среди пенсионеров. Жена отнекивается: говорит, что водить не сможет и вполне довольна нынешним состоянием дел.

Но все-таки она начала с кем-то встречаться.

Интерес гнал все дальше.

Я не шпионил – я пытался сделать окончательные выводы.

Однажды, когда жена вернулась в полувиноватом состоянии, приняла душ и пошла сушить волосы, я скользнул в ванную, открыл корзину для белья.

Поверх тряпья, определенного на воскресную стирку, лежали трусики.

Они были влажными, но пахли только самой Надей.

Я ничего не понимал.

Дальше было больше.

Среди нашего арсенала обычен оральный секс.

Некоторыми вечерами я отмечал, что Надина промежность распухла, а нежные губки натерты до красноты.

Испытав в ранней молодости все, что можно, я знал аромат женщины, в которой кто-то недавно побывал

Однако из жены никогда не пахло мужчиной.

Это выходило за пределы понимания.

Время шло, шло и шло, ясность не приходила.