Инга Максимовская - Нянька для мерзавца

– В пять у меня эпиляция, будь любезен до этого времени явиться домой. Я не намерена пропускать процедуру из-за этих двух нестерпимых спиногрызок! – проорала мне вслед любящая бабуля.

До машины я добежал за считанные секунды, побив все марафонские рекорды, и, вдавив педаль газа в пол, стартанул с места, не жалея покрышек. В салоне запахло жженой резиной и свободой. Прибавив радио, где как раз крутили мою любимую Металлику, расслабился в удобном кресле, наслаждаясь одиночеством. Да, им можно наслаждаться, особенно если ты вот уже пять лет проводишь все свое время в компании вредных, крикливых, пусть и очень любимых детей.

Маленькая, худенькая женщина, одетая в дорогущий деловой костюм и легкий плащ отвратительно серого, какого-то мышиного оттенка, материализовалась прямо посреди дороги. И откуда она взялась? Я понял, что если не среагирую вовремя, то просто размажу эту идиотку по потрескавшемуся асфальту, и вывернул руль. Только и успел почувствовать, как с хлопком расправляется подушка безопасности, и боль в явно сломанных ребрах.

– Эй, вы живы? – голос строгий, даже не дрожит. Странно, другая бы умерла от ужаса.

– Вы идиотка?! Какого черта вы шляетесь по дороге? – прохрипел я, борясь с ускользающим сознанием и ставшей вдруг нестерпимой болью.

– Ищу адрес. Я на работу пришла устраиваться. А тут вы. Неслись как ошалелый, так вам некогда было, – пропыхтела девка, с силой так не вязавшейся с ее доходяжным телосложением вытягивая меня из искореженной машины. – Я вызову «скорую», а вы не дергайтесь, кто его знает, что вы там повредили? Хотя за голову, думаю, можно не переживать. Судя по всему, там нечему повреждаться, – вредно закончила она, доставая из маленькой сумочки, болтавшейся у нее на плече, телефон.

Я прикрыл глаза, прислушиваясь, как незнакомка четко, как военный, сообщает оператору об аварии. «Интересно, кому это так фортануло? К кому-то же эта снежная королева пришла на работу устраиваться», – мелькнула шальная мысль.

Я ненавижу детей. Эти несносные крикливые существа никогда не вызывали у меня умиления. Только один ребенок смог украсть у меня сердце, душу и весь остальной ливер – мой брат Степка, которого мне так и не удалось сохранить. Я потеряла всех сразу: маму, отца и единственного сладкого малыша. Они погибли в аварии, когда мне едва исполнилось тринадцать. Ушли, вырвав у меня из груди сердце вместе с умением чувствовать что либо. С тех пор я ненавижу детей… Ах да, я же это уже говорила. Меня воспитала, за что я ей нескончаемо благодарна, бабушка – странная взбалмошная старушка без возраста, похожая на Рину Зеленую. А больше у меня и нет никого, ну разве что Валька и ее уродская Клеопатра. С мужчинами – отдельная история. Я не хочу себя связывать обязывающими отношениями. Не нужны они мне. Как говорит моя бабуля, ты сильная и независимая тупая курица. Возможно, это и так, но мне очень хорошо одной. И, кроме того, я боюсь привязанности, ведь если вдруг я потеряю кого-либо еще, то просто не переживу. Слишком свежи в памяти страшные воспоминания.

– Вот, смотри, Зотов твой няньку ищет своим дочерям, – ткнула пальцем с обкусанным ногтем в экран монитора Валька. – Странно, обычно богатенькие через агентства персонал подбирают. А тут даже адресок есть. Может, позвонишь? – сделала подруга ударение на вторую букву «о» в слове «позвонишь». Я едва поборола желание треснуть ее по маковке – бесит меня, когда говорят неправильно.

– Вот скажи мне, как у тебя так получается сразу мне в душу нагадить? – оскалилась я.

Знает ведь подруга, что я соглашусь на что угодно, лишь бы уделать обидчиков, кроме работы с милыми детишками. Могу себе представить этих мелких мажорочек, в жизни не испытывавших даже малейших трудностей. Там и мамуля, скорее всего, зажравшаяся стерва, думающая только о тряпках и тачках.

– Ну и зря. Подумаешь, недельку со спиногрызками поваландаешься, зато отомстишь, да и деньги за шпионскую деятельность неплохие предлагают. Станешь, как Крез, богатой, можем даже на недельку на острова махнуть. Да и у бабули твоей квартира давно ремонта требует, сама же говорила. Позвони ему, может, тебе еще и откажут.

– Нет, съезжу по адресу. Рекогносцировку местности проведу, – вздохнула я, признавая правоту слов Валюшки. Что ж я с двумя детишками не справлюсь? Отделом в концерне же как-то заведовала.

– Зря ты костюм надела. Слишком уж он дорогой для прислуги, – посетовала Валька, разглядывая меня с головы до ног, привалившись плечом к косяку входной двери.

Вот блин, я-то хотела слинять без ее нравоучений. И позвонить моим новым работодателям не успела. Хотя зачем? Они же ясно сказали, что возьмут меня на должность, подобную той, которую я занимала в концерне, только при условии, что приду к ним с информацией.

– Я не прислуга. Ты что, предлагаешь мне в дерюгу облачиться и ногти обкусать? – взорвалась я, понимая, что вот сейчас совсем не права.

Валька открыла рот, чтобы что-то сказать, но я совсем ее слушать не собиралась.

– Я вообще-то хотела тебя попросить пивка на обратном пути купить. Но, видимо, тебе шлея под хвост попала. Иди уже, и пусть великий Сенцонуицнауа освещает твой путь… ну и все такое, – оскалилась Валька, прихлебывая из уродской кружки, расписанной голыми тетками, которую она же мне и подарила и явно сама вручную расписала, дымящийся кофе. Тоже мне, знаток ацтекской мифологии, а не знает, что вот это слово, которое я без бутылки фиг выговорю, означает не одного, а четырех божественных особей. Нахваталась, блин, как гусь говна, от своего последнего любовника – профессора истории по совместительству. Он ей такие дифирамбы слагал, но в постели был полный ноль. Явно даже несчастные боги не смогли справиться с половой немочью болезного.

– Федырыча вспомнила? – хихикнула подруга. – У тебя такое лицо, словно ты в Клепозаврины какахи наступила.

– Иди ты в пень, – хмыкнула я. Надо же, когда это Елкина научилась мысли читать? – Ладно, пойду я к Зотову, твоя взяла. Но костюм не сниму, не тронь мое самосознание.

– Ну и дура, – лаконично отозвалась подружейка, закатив глаза.

– А вот это ты зря. Мозг свой даже если увидишь, разочаруешься, – злорадно засмеявшись, я вышла в коридор, громко ботнув дверью.

Валька этого не выносит, а меня буквально обуяла противная вредность.

– Овца, – раздалось из-за воротины, но я поскакала по ступенькам не обратив внимания на полюбовное обращение ко мне подруги.

На душе отчего-то было крайне неспокойно, но я списала это на нервоз и похмелье – сердце-вещун, не к месту открывшиеся третий глаз и десятая чакра сигнализировали о том, что стоило бы остаться дома у Елкиной, запереться на все замки и зашторить окна. Но кто обращает внимание на глупые сигналы космоса? Тормоза придумали трусы, как говорится.