Петти Мессмен - Богатые мужчины, одинокие женщины

– Я так дела не делаю. Ты отказываешься от него? Тогда наша помолвка отменяется.

Тори с непониманием посмотрела на него.

– Но, Ричард, оно мне не нужно.

– Ты не хочешь выходить за меня замуж? – мрачно настаивал он.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она.

– Проверка на преданность.

– Мне больше не нравятся эти игры, Ричард.

– Никаких игр. Просто проверка на преданность. Ты доверяешь мне? Мне нужно знать, доверяешь ты мне или нет.

Доверять ему? Он выглядел совершенно сумасщедшим – жертва предательства, планирующая свою месть. Глаза потемнели, он был поглощен одной идеей, способной довести до безумия вполне нормальных людей. Тори почувствовала, что прижата к стенке.

– Да. Конечно, доверяю – сказала она осторожно, на самом деле вовсе в этом не уверенная.

Он нагнулся к ней, чтобы холодно поцеловать в губы.

– С чего бы тебе хотеть за меня замуж теперь, когда все так обернулось? – спросил Ричард раздраженно-издевательским тоном, играя при этом нежной шелковой розой на лифе ее платья.

Затем, как бы утверждая раненое мужское достоинство, он вдруг оторвал ее и выкинул через открытый верх автомобиля.

– Зачем тебе это теперь, когда я по уши в долгах? – с нажимом произнес он, наблюдая, как клочок шелка опускается в сточную канаву, а затем сурово глянул на нее, ожидая реакции.

– Потому что я тебя люблю, – ответила она с трепетом. – Потому что вовсе не твои деньги были той причиной, по которой я собиралась выходить замуж за тебя.

Обширное поместье Дастина Брента, залитое светом на фоне черного ночного неба, сияло молчаливым опровержением ее слов, символом действительной цели ее переезда в Беверли Хиллз. Кого она пыталась обмануть? В этом была настоящая причина, по которой она связалась с ним и по которой она в него влюбилась. Она и ее подруги приехали в Калифорнию, чтобы познакомиться и выйти замуж за богатых мужчин, чтобы обрести жизнь, похожую на жизнь Кит.

– Ты бы вышла за меня замуж, если бы я был нищим художником, – хрипло настаивал Ричард, – или если бы я копал канавы, или ремонтировал телефоны?..

Прервав свой допрос и не обращая внимания на протесты, он начал целовать ее так грубо, что причинял боль.

– Ричард, прекрати! – кричала она, пытаясь вырваться, но не в состоянии сдвинуться даже на дюйм.

Машина была маленькая, тесная, и в салоне негде было развернуться.

– Почему? Теперь я тебе противен?

– Ты делаешь мне больно…

– Тогда тоже сделай мне больно, – с вызовом сказал он, тяжело и сбивчиво дыша, прерывая ее и с силой впиваясь в ее губы так, что она с трудом могла дышать.

Он прижал ее к сиденью и почти полностью перебрался на ее сторону, пытаясь сорвать шелковый лиф ее платья и все больше теряя разум от собственной ярости. Она не могла сдержать слезы и в конце концов, начала плакать и бороться всерьез.

Кто этот человек, пытавшийся сделать ей больно, впавший в буйное помешательство и изливающий на нее весь свой гнев?

– Ричард, черт тебя подери, возьми себя в руки. Остановись! – кричала она, содрогаясь от ужасного звука рвущегося шелка, и новые потоки слез катились по ее щекам.

– Почему я должен останавливаться?! Я куплю тебе другое, это всего лишь платье. Черт подери, я куплю тебе другое! Черт подери, я куплю тебе все, что ты захочешь, – яростно прокричал он, расстегивая брюки и доставая возбужденное доказательство своего мужского достоинства.

– Черт подери, я куплю тебя, – напыщенно повторял он.

– А я, черт подери, собираюсь вылезти из машины, – прокричала Тори ему в ответ, дрожа и пытаясь вывернуться из его объятий.

Она почувствовала, что он тоже плачет. Его горячие слезы смешивались с ее, вымывая всю затаенную злобу и боль. Его ярость выдохлась, и он стал извиняться и умолять не бросать его.

Она прекратила борьбу, успокаивающе нашептывая ему в ухо, что все хорошо, что все будет прекрасно, что она поможет ему, что она любит его и любит ради него, а не ради его проклятых денег.

Она была не таким человеком.

Но даже несмотря на то, что сама все это произнесла вслух, она не была уверена в том, что говорила. Это потрясло ее до глубины души, и она поняла, что не уверена ни в чем.

Тот Ричард, в которого она влюбилась, был для нее потерян. Его место занял совершенно другой человек, холодный, очень озабоченный, замкнувшийся в себе, но в то же время взывающий о помощи.

Или, возможно, раньше она видела то, что хотела видеть.

Знакомое чувство отчаяния, которое она ощутила, и давящая боль в сердце снова переключили ее мысли на Тревиса – привычка, от которой, как ей хотелось надеяться, она окончательно избавилась.

Обнаружив это, она поняла, что ненавидит его больше, чем когда-либо, и проклинала его больше, Чем кого-либо прежде.

Тори и Ричард крепко спали, когда их разбудил телефон. Сквозь пелену сна Тори видела, как он нащупал трубку, беспокойно прижал ее к уху, элегантный будильник с радиоприемником рядом с телефоном показывал предрассветный час. Осторожно, не открывая глаз, притворяясь, что продолжает спать, она прислушалась, не упуская ни слова из разговора и напрягаясь, понимая, что он наблюдает за ней.

Это было то самое напряженное состояние, которое пронизывало всю их жизнь с момента возвращения домой из Аргентины.

В начале, когда прошел первый шок, он был вполне уверен, что сможет получить ссуду в банке, продать достаточно ценных бумаг и реализовать достаточно имущества, чтобы хватило средств на сохранение тоге образа жизни, к которому он привык.

Но когда обнаружилось, что большая часть ценных бумаг, за исключением нескольких сертификатов, все еще зарегистрированных на имя отца, уже продана, что вся недвижимость, которой он владел, является собственностью семьи и его доля не подлежит передаче другому лицу, и что его финансовое положение серьезно настолько, что даже банки, с которыми он поддерживал самые близкие отношения, перестали отвечать на его звонки, он запаниковал.

И все же Ричард продолжал упрямиться, отказывался отступиться хоть от одного из своих южноамериканских обязательств, таких, как лошади для поло, или изумруд Тори, или даже сами матчи поло. Лошади уже стоили по тысяче долларов каждая, а их еще надо было самолетом доставить в страну и оттранспортировать в Санта-Барбару, где поставить в конюшню за бог знает сколько долларов в месяц.