Ирина Надеждина - Горький мед, сладкий яд

– Кто-нибудь еще кофе хочет? – спросил он.

– Мне сделай большую чашку, – попросил Владислав.

Остальные отказались. Алик забрал пустые чашки и ушел варить отцу кофе и мыть посуду. За ним поднялся Гена и спросил:

– Шеф, я вам еще нужен?

– Нет, Генчик. До завтра.

Вместе с Геной вышел и Сергей. Владислав поднялся, сходил в свою комнату и принес кейс с документами. Достав несколько необходимых, он протянул их Эрику и предложил:

– Просмотри. Как ты считаешь, стоящее дело?

– Это заманчивая идея, – ответил Эрик, возвращая через несколько минут прочитанное. – Во сколько раз здесь идет увеличение?

– Примерно в полтора. Если пойдет хорошо, то в два.

– Давай, я завтра на трезвую голову посмотрю. Калашникова и Илью позовем, прикинем, что к чему. Что Дан Саныч по этому поводу говорит?

– Нам на откуп отдал. Старик стал уставать. Все-таки ему не семнадцать лет, и с этим нужно мириться. Впрочем, ему идея тоже понравилась.

– Ну, а вообще как ты съездил? – спросил Эрик, откинувшись в кресле.

– Ничего. Все было хорошо. Прибыль годовая очень значительная. Суммы называть не буду. Кое-какие новшества решили ввести. В основном в этот раз я положился на Пола. В голову ничего не лезло. – Владислав закурил.

– Пришел Алик и принес ему кофе.

– Влад, не стоит падать духом. Жизнь не кончилась, – Эрик внимательно посмотрел ему в глаза.

– Конечно, – Владислав выпустил дым через ноздри. – Просто я тоже стал уставать. Да еще и предчувствия дурные.

– Какие? – Эрик насторожился.

– Это касается исключительно меня. Разориться нам не грозит, можешь не волноваться.

– Влад, в конце концов, я тоже не деревянный, и завязано у меня не все на деньгах. Не стоит так.

– Ну, извини. Не хотел обидеть, – он улыбнулся. – У тебя все в порядке?

– Да, нормально. В фирме…

– О фирме завтра на работе, – Владислав затушил сигарету в пепельнице.

– Влад, ты извини, мне бежать надо, – Эрик посмотрел на часы.

– Ради бога.

Когда Эрик уехал, Алик вошел в комнату с камином, где сидел отец. Он сел в кресло напротив. Владислав посмотрел на сына и в который раз подумал, что мальчик растет. Да и не мальчик уже. Взрослый человек. Уже почти семнадцать лет.

– Ну, теперь рассказывай ты, какие у тебя новости, – сказал он, улыбнувшись.

– Никаких. Все так же, – Алик потянулся за сигаретой, – учусь как примерный, слушаюсь бабулю и Товариани, по девкам не хожу.

– Положи на место, – спокойно сказал Владислав.

– Я думал, что ты не видишь, – разочарованно вздохнул Алик.

– Ты же знаешь, что я вижу ушами. Алинька, сделай доброе дело, выдави из грейса сок, влей туда одну рюмку водочки и, если стакан будет не полный, долей минералки. Я так удобно уселся, что шевелиться не хочется.

Алик ушел и вернулся через некоторое время с высоким стаканом. Владислав отпил немного и поставил стакан на журнальный столик. Алик уселся на свое место.

– Па, ты что-то сегодня с коньяка на водку перешел и пьешь как водичку.

– На душе гадко, Алена. Ты не волнуйся, я в полном порядке.

– То-то и оно, что ребята все под шафе, а ты – ни в одном глазу, – Алик задумчиво посмотрел на него. – К Нике ездил?

– Да, прямо из аэропорта поехал, – Владислав тяжело вздохнул.

– Она плакала?

– Да… Ты ее видел?

– Видел. Я втихаря от Нели с Генчиком поехал. Представился ее братом. Меня пустили. Знаешь, я никогда не думал, что так буду расстраиваться оттого; что плачет женщина, – Алик говорил это совершенно серьезно. – И никогда не думал, что мне будет так ее жаль. Почему-то когда я узнал, что она в положении, для меня это было, сам помнишь, только поводом для шуток над вами обоими. А теперь странное такое ощущение потери.

– Растешь, – Владислав отпил еще немного из стакана. – А я никогда не представлял, что от одного известия о том, что ребенка не будет, мне покажется, что небо рушится. Я ведь никогда монахом не был, ты знаешь. И ты достаточно взрослый, чтобы тебе можно было говорить о таких вещах. Женщины иногда бывают странными – кое-кто думает о последствиях, когда попадает с тобой в постель, кое-кто – нет. Иногда думаешь сам. Когда в таких случаях что-то делает она, когда – ты. Есть категория, которой все безразлично – влетела так влетела. Тебя только в известность ставят о том, что после аборта на какое-то время отношения перейдут в платонические. Никогда в жизни у меня ничего не екнуло, когда с кем-то такое происходило. Погашал моральный ущерб, и все было нормально. А сейчас… – он откинулся в кресле и закрыл глаза.

– А если бы это случилось с Зоей? Или она не захотела?

– Не захотел я. Не знаю, если бы тогда это случилось… Скорее всего, мне было бы так же скверно. Почему-то я тогда совершенно спокойно воспринял известие о том, что она беременна, и самым страшным для меня было то, что я могу остаться без тебя.

– И сейчас? – Алик испытующе посмотрел на него.

– А что изменилось сейчас? – Владислав открыл глаза и посмотрел на сына. – Чем дальше, тем больше. Ближе тебя у меня никого нет. Я уже говорил тебе это. Может быть, я не очень хороший отец, уделяю тебе мало времени, наверное, слишком вольно с тобой веду себя, много ты знаешь того, что детям в твоем возрасте и близко не рассказывают, но ты мой сын, и я делаю все так, как умею. Плохо ли, хорошо ли, не знаю. То, что я женился, ничего не меняет. Люблю ее я совсем не так, как тебя. Ты поймешь, что детей любят совсем по-другому, когда у тебя будут свои дети. Сейчас ты можешь ревновать меня, думать…

– Я ничего не думаю, – прервал его Алик. – Я помню, как ты когда-то сказал, что между нами никто не станет. Она тоже боялась стать между нами. И она никогда не станет. Я понимаю, что тебе тяжело одному. Я очень хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Спасибо, – Владислав улыбнулся.

– И не говори, что ты плохой отец. Ты – самый лучший.

– Спасибо еще раз, сынулька. А теперь все-таки расскажи, что там нового у тебя в школе и как там твоя Катерина.

– Может быть, ты пойдешь спать? У тебя вид усталый. Я расскажу тебе все завтра.

– Давай сегодня. Лучше, чем с тобой, я вряд ли отдохну. Потом залезу в ванну, откисну с дороги как следует и завтра спать буду, пока не высплюсь.

В камине снова уютно потрескивали дрова, в доме было тихо. Всяких незначительных и забавных новостей у Алика нашлась масса. Они просидели разговаривая до начала первого…

Зима закончилась где-то в середине февраля. Солнце пригрело совсем по-весеннему, остатки непрочного снега ушли в небытие, и асфальт подсох. Настроение у всех было весеннее, всех тянуло подурачиться, пошалить. Всех, кроме Ники. Она никак не могла выйти из депрессии. Несмотря на усилия Владислава и всех окружающих, она оставалась грустной и задумчивой. Ей не хотелось ехать ни в театр, ни в гости, ни в ресторан. Ее не радовали подарки и чьи-либо визиты. В итоге она и Владислав засели дома и никуда по вечерам не показывались. К ним приезжали только Илья и Эрик по делу и обычно сидели с Владиславом в кабинете. Компании, собиравшиеся у Алика, ее совсем не прельщали, и она была рада отсидеться в своей спальне. Мучительнее всего для нее были встречи с Ольгой. Нику начинала мучить невероятная зависть к ней. Видя ее подавленное состояние, «доброжелатели», несколько успокоившиеся на время, теперь снова начали подавать реплики. Эти реплики настроения отнюдь не улучшали. Она стала замечать, как много курит в последнее время Владислав, как бросает на нее обеспокоенные взгляды. В его голубых глазах стал снова появляться стальной оттенок, и он улыбался все реже и реже. Иногда Нике казалось, что она сжимается в какой-то комок и обратного процесса уже не будет. Даже в постели она стала скованной. Как ни пытался Владислав ласкать ее, она оставалась почти безучастной. Все попытки родителей поговорить с ней натыкались на стену ее глухого молчания. Она теперь предпочитала звонить им вечером, справляться о делах и прощаться побыстрее. Рано или поздно это все должно было закончиться. Ника боялась этого, но и оставаться в таком состоянии было невозможно.