Елена Тодорова - Я тебя присвою

– Давай. Мойся. И спать пойдем. Завтра будет легче, – голос такой холодный, ледяным ознобом накрывает.

Отворачиваюсь и, продолжая незаметно глотать слезы, намыливаюсь. Весь процесс купания проходит в режиме тишины. Слух забивает только монотонный шум воды.

Почему я? Почему он? Почему так?

Хочу… Нет, обратно домой я не особо рвусь. Эта мысль настолько поражает мое неокрепшее сознание, что слезы пропадают.

Со мной явно что-то не так… Как еще объяснить полученное, вопреки здравому смыслу, удовольствие?

В спальню возвращаемся так же молча. Я ложусь на свою половину, отворачиваюсь, укрываюсь одеялом едва не выше носа. Но согреться не получается. Меня трясет, аж зубы стучат. Это, конечно же, нервное напряжение выходит.

В спину дополнительной волной мурашек прилетает жесткий голос Андрея:

– Ты перестанешь?

– Не могу…

Шумный раздраженный вздох, и он, придавливая своей тяжелой рукой, неожиданно подтягивает меня к себе. Я пищу и протестую, решая, что он вздумал повторить.

– Замри, – цедит он, грубо укладывая меня себе на грудь.

Это непривычно, неприятно и даже странно. И вместе с тем мне сходу становится тепло. А еще… ощутимо легче.

– Как вообще? – Сауль откладывает папку с договорами и стопорится на мне взглядом. – По морскому экспорту сам вижу. Как с остальным?

– Да как… Снова грузопоезда с кругляком [2] Кругляк – лес, необработанная древесина. на китайской границе мурыжат, – выбивая из пачки сигарету, поднимаюсь и отхожу к окну.

Саульский с привычным хладнокровием прослеживает мое перемещение. Задумчиво кивает и следом из-за стола выходит.

– С нашей стороны? – подкуривая, в окно смотрит.

– Угу, – глубоко втягиваю едкий дым.

– А что с документами? Порядок?

– Все доходы легализировать нельзя, – достаточно прямо отвечаю я.

Саульский усмехается и качает головой.

– Да, нельзя. Поэтому, когда ты у меня пять лет назад ссуду брал, я тебе советовал, в какие сферы лучше вложиться и где проще всего наращивать капитал.

Знаю, что несерьезно сейчас говорит. Хоть чаще всего понять юмор Сауля невозможно.

– А я сказал, что героин и шлюхи – не мое.

– И как? Сейчас, в ретроспективе, мнение не поменял? Пять лет зверем мечешься, чтобы удержать один из крупнейших субъектов городской экономики.

– Я «держу» только север леса. Не поменял.

– Ты – север, остальное – государство. Вот сейчас поговаривают, что власти хотят ввести запрет на экспорт необработанной древесины, – озвучивает то, что я и сам слышал. – Что дальше?

– А что дальше? Будем больше перерабатывать и производить. Кроме того, у морского экспорта есть свои преимущества.

Сауль молча докуривает. Думает, не спешит с выводами и советами. Потому и ценю его мнение, умеет концентрироваться. Не говорит, как бывает у других, что-либо, абы сказать. Полноценно включается в ситуацию, ставит себя на мое место и только потом сообщает, как бы сам поступил.

– Может, это тот самый знак заранее начать перестраивать работу комплекса? Уже сейчас. Понятно, что терять доход неохота. Но иногда риск не то что не оправдан. Очень опасен.

– Надо подумать. Трезвая мысль, – соглашаюсь, тормознув собственных скакунов.

– Вот и подумай. Хорошо подумай.

Вначале нулевых Сауль едва ли не весь Владивосток «держал». Много людей под ним ходило. Обзаведясь женой и детьми, как он сам рассказывает, выменял статус криминального авторитета на другие ценности. Нынче Роман Викторович законопослушный гражданин и примерный семьянин. Из каждого утюга личные фото- и видеоматериалы Саульских лезут. Видимо, людям они интересны. Я и сам, признаться, люблю бывать у них дома.

– Я тебе сейчас скажу, ты не пропускай. Отложи, подумай. Знаю, как это со стороны выглядит, когда кто-то тебе, умному и борзому, свои личные взгляды навязывает, – ухмыляется и подкуривает вторую сигарету. – Ты молодой и горячий, Рейнер. Любишь, чтобы все по-твоему было. Я это прекрасно понимаю. Сам таким каких-то десять лет назад был. Молодость, – выдыхая облако никотина, качает головой. – Будь умнее, работай на перспективу. С годами пыл поумеришь, захочется спокойной жизни. Тебе сколько сейчас?

Я, злой и невежливый, не умею благодарить. Но в тот момент определенную признательность к нему чувствую. Хоть башню рвет действовать махом и получать все и сразу.

– Двадцать восемь.

– Молодость, – повторяет и снова качает головой. – Почти как моя Юлька, – имя жены необычайно мягко выговаривает. – Она сейчас серьезнее меня под себя городские порядки метет, – усмехается. – Везде пролезет.

– И что делаешь?

– Жду, пока надоест.

Вспоминая реактивную Саульскую, хмыкаю и сам неосознанно усмехаюсь.

– Слышал, Ставницер духом воспрял, – подкидываю, когда пауза в очередной раз затягивается. – Говорит, в боксе толковый парень появился.

– Кстати, да. На следующей неделе летим в Москву поддерживать. А ты как? С нами давай? Тоже ведь в свое время немало ринг протоптал.

– Да я так, несерьезно. Одни Олимпийские, – отмахиваюсь.

Воспоминания о секции тянут другие, неприятные фрагменты из жизни. Мать, когда меня, пятилетнего, отдавала в спорт и годами, во всем себя ограничивая, горбатилась на всю эту амуницию, явно большие надежды на меня возлагала. Не оправдал. Раскачанную силу в другое русло направил.

– Все равно. Подноготную понимаешь. Интересно вживую взглянуть на этого Егора Аравина.

– Интересно. Надо подумать. Предложение заманчивое, – подвожу итог. И сообщаю, как есть: – У меня на личном сейчас перемены.

– Неужто забрал свою принцессу?

– Забрал. И, должен признать, не особо она на контакт идет.

– Воюете? – тут Саульский неожиданно смеется.

Я веселья не разделяю. От неожиданности нить этого посыла теряю. Но все же не выкручиваюсь.

– Воюем.

– Ты давай, чтобы без беспредела, – впервые Сауль конкретно давит своим мнением. – Вот с ней головой думай. Лес – это хуйня. Бабло проебёшь, новое всегда сколотишь. Для этого голова у тебя на плечах имеется. Не выгорит в одном, в другом месте обретешь. А с девчонкой мягче будь. Не жести.

– С ней я сам разберусь, – даю понять, что совета не просил.

– Разберешься, да. Вижу, что уже, молодой и борзый, не в ту степь двинул.

Да какой молодой? Вот Барби зеленая. Я же, почти тридцатилетний половозрелый мужик, всякое повидал. Опыта хапанул, будь здоров. Дураком был бы, не стоял бы сейчас здесь.

– Все под контролем, – заверяю с лихой уверенностью.

– Тогда бери девчонку в Москву. Познакомишь и заодно выгуляешь. Наверняка столицу она еще не видела.