Виктор Кустов - Встречи и расставания

– Это первая волна, а мы с тобой где-то в третьей, – привёл свои доводы. – Часа три-четыре. А уже время…

– Уж полдень минул, – подсказала Стася, смеясь глазами, и прижавшись к нему, прошептала: – Я знаю, чего ты хочешь.

– Ужасно хочу, – признался он. – Я не представляю, что мы можем сейчас сесть в разные самолёты.

– У меня будет потом напряжённый период, а у мамы скоро день рождения, вот хотела заранее…

– Есть идея, – возбуждённо произнёс он. – В таком случае мы оба полетим к тебе. Я сейчас сдаю свой билет, покупаю…

– Не фантазируй, – она приложила к его губам палец. – Во-первых, билет на мой самолёт ты не купишь…

– А вдруг кто-то так же, как и я, круто меняет жизнь.

– А во-вторых, – продолжила Стася, не слушая его, – мои родители будут в шоке, если я приведу кого-нибудь без предупреждения.

– Но у тебя же были… мужчины.

– Были… Первый, лейтенантик, папин ученик. Кирилл. Это ещё в школе. Но об этом так никто и не догадался…

– Чёрт с ним, с Кириллом, – поймав себя на ревнивом чувстве, перебил Глеб. – Мы уже далеко не школьники.

– Ты не знаешь мою маму.

– Ладно, я тебя не слушаю и иду сдавать свой и добывать себе билет на твой самолет. Жди. Жди меня, и я вернусь… – вспомнил он строку из стихотворения и, не давая Стасе возможности возразить, быстро направился в сторону билетных касс…

Она была права: его билет буквально вырвали из рук, а вот все его попытки попасть на рейс Стаси оказались тщетными: в толпе таких же жаждущих он понял, что почему-то именно на этот борт было более всего желающих. Потолкавшись с полчаса, он вернулся к киоску, но Стасю не застал. Она появилась минут через пять, хитро прищурившись, подставила щёку для поцелуя:

– А снег всё продолжает падать. Почему ты поцеловал просто так?

– Почему просто так… Мне нравится…

– Нет, поцелуй – это поощрение. Когда я была ма-аленькой девочкой, мама меня поощряла поцелуями-медальками, папа – орденами.

– Как это?

– Мама так, чмок… В щёчку, в лобик, в ушко, куда придётся. А папа – чвак, исключительно в лоб.

– Так у меня медалька…

– Да, получается. Хотя я вполне заслуживаю, может быть, даже высшей награды…

– В губы, – догадался Глеб. – Сейчас вручу.

– Нет. – Стася отстранилась. – Так неинтересно. Во-первых, ты не знаешь, за что, а во вторых – поздно.

– Хорошо. Я готов исправиться и раздать множество высших наград.

– Всегда должен быть повод. Я только что пообщалась с мамой по телефону…

– И?

– И сказала, что у нас нелётная погода.

Глеб обхватил её рукой за талию, намереваясь поцеловать, но она, отстранившись, произнесла:

– Теперь пойдём сдавать мой билет.

Эта процедура не заняла много времени, и вскоре они вышли на улицу.

Снег закончился. На горизонте над крышами виднелся краешек голубого неба, выползающий из-под уже облегченных туч. На лётном поле завывали самолётные двигатели, словно торопясь нагнать упущенное время.

– Прогуляемся, – предложила Стася и пошла вперёд, снимая снег с перил оградки, со скамейки, с обвисших веток… – Можно было, конечно, полететь, но тогда бы ты обиделся, правда?

– Обиделся, – согласился Глеб и предложил, вытянув вперёд надоевшую ему сумку: – Давай мы её тоже сбагрим, как билет.

– Ни в коем случае. Ты что. Там у меня спортивный шикарный костюм, брюки, рубашка… – начала перечислять она, загибая тонкие пальцы. – Всякие женские вещички, духи… Французские, между прочим.

– Ладно, – вздохнул Глеб. – Но учти, за всё придётся платить…

Она остановилась, ожидая его. Прижавшись, коснулась губами его губ, и, чуть отстранившись, прошептала:

– Я готова.

И от этого интимного, тайного для окружающих обещания ему захотелось что-нибудь сделать, и он рванулся вперёд, обогнал её и, разбежавшись, проехал по начавшему таять снегу.

– Я тоже, – сказал он и, сжав её ладонь, потащил вперёд…

Как только за ними закрылась дверь квартиры, Глеб отбросил в сторону сумку, начал снимать со Стаси пальто, сапоги, свитер, брюки, подхватил на руки, и как был, в ботинках и алеутке, понёс её в комнату, опустил на кровать, стал торопливо раздеваться сам, а она с любопытством наблюдала за его суетливыми движениями, он видел это, но сдерживаться уже не мог, и лишь когда её горячее тело слилось с его, перестал суетиться, наслаждаясь сладостью близости…

Они лежали, отдыхая и успокаиваясь. Молчание нарушила Стася.

– А что тебе нравится в моём теле?

– Всё.

– Так не бывает. Вот мне нравятся твои руки. Они жилистые и сильные.

– И волосатые, – добавил он.

– Да. – Она провела ладонью по его руке. – А тебе моя грудь нравится? – Она коснулась указательными пальцами коричневых сосков, и он накрыл их своими ладонями, любуясь её гибким телом.

– Очень.

– Но она же маленькая. Все говорят, что слишком маленькая.

– Кто все?

– Ревнуешь?

Она поймала его взгляд, и он не выдержал, отвёл глаза.

– А ты знаешь, что ревность – это пережиток? Это атавизм. Вот нам сейчас хорошо?

– Да.

– Ты думаешь, что это продлится долго?.. Ты не прав – это миг. Минуты. Пусть даже часы, но это пройдёт. Мы доставили удовольствие друг другу, и это прекрасно. Но прекрасно, пока желания будут совпадать. А если нет?

Она прошлась по комнате.

– Тогда один будет насиловать другого. То есть, оба будут несчастны. Ты согласен?

Остановилась напротив. Он не сводил с неё глаз.

– Ты любуешься моим телом? – Стася пристально глядела на него. – Тебе приятнее смотреть на мои ноги или на лицо?

– Стась, я устал от таких вопросов, – взмолился он. – Честное слово. Ты же сама сказала, нам хорошо. Иди сюда…

Он обхватил её ногу выше колена и потянул к себе. Она неохотно опустилась на кровать, но ложиться не стала.

– Уже вечер. Пошли погуляем.

– Если хочешь, – без радости согласился он.

– Ладно, не пойдём. Ты не хочешь, и с моей стороны это будет насилие.

Она накинула халат.

– Давай лучше пить чай.

И исчезла на кухне.

Он поднялся, надел рубашку, помедлив, натянул брюки и неторопливо пошёл следом.

Чайник уже стоял на плите, а Стася делала бутерброды, накладывая на тоненькие ломтики хлеба кусочки колбасы. Он уже заметил её страсть ко всему маленькому. Трусики на ней были совсем крохотные, бюстгальтер она не носила. В книжном шкафу он видел какие-то маленькие сувениры, чайные чашечки были на один глоток.

Она вскинула глаза, неожиданно спросила:

– А ты меня сравнивал с твоими девушками?

– Когда? – растерялся он.

– В постели и так… Правда, я лучше всех?

– Несомненно. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Просто…

Она налила чай, положила сахар и стала размешивать, задумчиво глядя в тёмное окно.

– Стася, – окликнул её Глеб и щёлкнул перед ней пальцами. – Ты где?