Анна Беглар - Принцесса чародеев

Однако слова друида против воли бились в голове.

«Ты вырастишь того, кто принесет тебе погибель».

– Милорд, – к графу приблизился один из рыцарей. – Прибыл вестник из Острофа.

– Какие новости ты мне привез? – раздраженно спросил Коннор, не удостаивая гонца даже взгляда.

Тот вытащил из сумы на поясе письмо и с поклоном протянул графу. Остроф, не поворачиваясь, велел одному из вассалов:

– Прочти, Готфрид.

– Милорд, – Готфрид поклонился и вскрыл запечатанный конверт. – Кровь Христова!

Закаленный в боях воин не сумел удержаться от крестного знамения.

– Ну же, читай! – со злобой в голосе повторил сюзерен.

– Ваша милость, – голос Готфрида дрогнул. – Управляющий пишет, что ваша супруга, леди Джиллиан раньше срока разрешилась от бремени.

Коннор вырвал из рук рыцаря письмо и недоверчиво впился глазами в строчки. Дочитав письмо до конца, он швырнул послание в грязь и громко захохотал.

– Вот оно – оружие в руках язычников! Такое же жалкое, как и они сами… Моя жена принесла мне девчонку.

– Итак, свершилось. Она появилась там, где ей должно быть.

Старая жрица друидов открыла глаза и устало провела ладонью по лицу.

– Правильно ли мы поступили, Ханна? – молодая женщина в богатом наряде смотрела в пламя танцующее в очаге. – На что мы обрекаем невинное дитя?

– Ты забыла о том, как умер Стефан? – в голосе Ханны звенел лед. – И многие до него? Может, ты не помнишь, как легли руны и что они предвещают нашей земле? Если этот ребенок не пройдет путь до конца, все жертвы будут напрасны.

– А если Стефан ошибся? То, что он сделал…

– Он не ошибался ранее, не ошибается и теперь. Я понимаю твою тревогу, Дара. Но пусть твое сердце будет спокойно, я не оставлю это дитя. Когда придет время, я научу ее всему, что знаю. Она станет воплощением всех знаний, которые мы собирали годами, и которые пытался развеять английский граф.

– Но граф может не позволить ей жить, – помедлив, решилась высказать точившую ее мысль Дара. – Не убьет ли он ее сразу, дабы обезопасить себя в будущем?

– Нет, – Ханна покачала головой. – Стефан позаботился об этом. К тому же Коннор не поверит в то, что его могущество сможет поколебать женщина. Он позволит ей вырасти, хотя бы для того, чтобы еще раз посмеяться в лицо убитому им Стефану.

По лицу Дары промелькнула тень. Руны давно сказали ей, какая судьба уготована любимому. Линии их жизней всегда лежали порознь. Он был странствующим друидом, без гроша за душой, лишенный титула и земель. Она стала женой незаконного сына короля. Но, несмотря на пылкую любовь, которую питал к ней супруг, и двух детей, которых она ему родила, Дара так и не стала истинной госпожой в его доме. Ее душа всегда пребывала рядом с душой ее друида. Теперь, когда его не стало, ничто не удерживало ее в мире живых.

– Тебе пора идти, Дара.– Слова Ханны можно было истолковать по-разному. Дара кивнула и поднялась со скамьи.– Пусть благословение неба пребудет с тобой, дочь моя.

– Будь благословенна, Ханна, – молодая женщина ответила поклоном и бесшумно покинула хижину.

Ханна медленно, словно нехотя, вынула из мешочка на поясе горсть камней, с выбитыми на них рунами и бросила на стол.

Судьбу нельзя умолить, нельзя отменить то, что предрешено. Руны рассыпались, уступая место одной. Она тускло сияла серебром в центре круга камней. Высеченная на ней стрела, указывала вперед. Руна Воина Духа, которая повелевает, позволить Воле Неба протекать сквозь себя и не стоять на своем пути. На какой—то миг перед внутренним взором женщины возникла темная комната, освещенная огнем очага и колыбель, где мирно спала крошечная девочка.

«Будь благословенна, дитя мое» прошептала женщина. «Пусть Великие Силы помогут тебе выдержать все испытания, когда придет время».

*****

Год шел за годом. Снова и снова, старая колдунья бросала руны, и каждый раз получала один и тот же ответ. Каждый год в один и тот же день она приходила к воротам старого монастыря, куда граф сослал девочку, которую теперь называл своей дочерью, и через доверенных людей узнавала, как растет это дитя. Иногда старой колдунье удавалось издалека понаблюдать за молоденькой послушницей, которая всегда держалась особняком и почти не улыбалась. Долгие годы, она не могла принять окончательного решения, ибо видела лишь покинутое всеми дитя. Ханна уже начала сомневаться в правдивости рун, но продолжала год за годом приходить к монастырю. Это был ее долг. Долг перед умершими братьями и сестрами.

Она уже знала, что хоть непокорные вассалы Ладлоу и подчинились власти Коннора, сам граф редко бывает в тех местах, где правил брат. Мятежи вспыхивали по нескольку раз в год. Голод и болезни озлобили вилланов. Люди верили в то, что однажды дух прежнего хозяина вернется и спасет их. Они верили в Избранное дитя.

А граф настаивал на постриге дочери. Он собирался окончательно похоронить ее за монастырскими стенами. Но судьба распорядилась иначе. Вновь поползли слухи о последнем пророчестве Стефана, и Коннор забеспокоился. Он боялся, что Братство, которое набирало силу в Альбе, дознается, кого он прячет в обители, и может выкрасть дочь Стефана из монастыря. Граф принял решение перевезти ее в Остроф. Только там он чувствовал себя спокойно.

Ханна была довольна. Время действовать пришло. Перед тем как покинуть свою хижину, она бросила на деревянный стол три руны. Два камешка постукивая, раскатились в стороны. В центре остался нетронутый камень. Пустая Руна. Руна Веры и руна Судьбы.

*****

Она стояла на коленях и перебирала четки. Ее губы должны были шептать слова молитвы, но вместо этого были упрямо сжаты. Сколько раз ей приходилось бывать здесь за свои шестнадцать, нет семнадцать лет. Девушка в грубом сером наряде послушницы устало вздохнула. На протяжении тринадцати лет, с того самого дня, как ее привезли в это аббатство, монахини делали все возможное, чтобы воспитанница научилась смиренно принимать свою судьбу. Тяжелее всего было в первые годы. Тогдашняя аббатиса считала младшую дочь лорда Острофа воплощением греха, и всеми силами старалась искоренить ростки ереси в ее душе. Тогда Элиза была слишком мала, чтобы понять, в чем заключалась ее вина, и как ей поступать, чтобы избежать наказаний.

Внезапная кончина матушки Леоноры от сердечного удара, и назначение на пост аббатисы матушки Эмбер благотворно сказалась не только на судьбе воспитанницы, но и на жизни аббатства. Новая настоятельница, родом из Дэнло, прекрасно разбиралась не только в духовных делах, но и в административных вопросах и ведении хозяйства. Аббатисе Эмбер, в отличие от покойной Леоноры, казалось совершенно естественным, что одну из ее послушниц изредка приглашают погостить родичи. Однако вместо визитов в Остроф, Элиза с доверенными людьми объезжала старые замки в Дэнлоу, где почему-то никто из сеньоров не жил. Это продолжалось несколько лет подряд и прекратилось так же неожиданно, как и началось. Элизе стало запрещено покидать пределы аббатства. Все ее время теперь занимали уроки письма, латыни и греческого языка. Все разговоры были только о том, что пора готовиться к постригу. Шептались и о том, что аббатиса выделяет ее среди прочих послушниц и, однажды Элиза сможет занять ее место. Разумеется, если проявит достаточно усердия. Еще полгода тому назад, девушка с радостью ухватилась бы за такую возможность. Положение аббатисы позволяло быть хозяйкой земель, быть равной мужчине-лорду. Но Элиза не успела заметить, в какой момент пребывание в монастыре сделалось для нее поистине невыносимым. Стены смыкались над головой и сдавливали, будто тиски. Элиза ела через силу, почти не спала, больше не могла заниматься привычными делами. Более того, она стала замечать, что ее сторонятся работники аббатства.