Вэлл Смок - Между тобой и мной

Запах можно передать партнёру с помощью «метки». Это укус в районе шеи, обычно в загривок. Когда альфа «метит» омегу, тому передается его запах. Происходит что-то вроде смеси ароматов, а другие понимают, что этот омега занят. Омеги тоже могут метить альф, но в обществе это особо не принято. Считается признаком слабости альфы. Бету же могут пометить омега или альфа, но вот сами беты подобного сделать не могут – отсутствуют клыки.

В этом мире существует такое понятие, как «истинная пара». Это отнюдь не люди с похожими интересами и хобби. Они могут быть из разных стран, родов, городов, социальных кругов. Просто их организмы подходят друг другу в наибольшей мере. Вместе они способны дать совершенное, здоровое и плодовитое потомство. А определяется истинность, опять же, феромонами. Почувствовав запах своего «истинного» партнёра, у альф и омег начинается самое настоящие сумасшествие с маниакальной тягой. Даже если они любят другого человека, ненавидят «истинного», их всё равно, будет тянуть друг к другу.

Стоит отметить, что во множестве сказок и сопливых ТВ-шоу истинность представляют, как чудо или сказку, «красную нить», которой связаны суженые. И это несмотря на все открытия ученых, говорящие об обратном.

Таким образом, можно сказать, что мир омегаверса имеет в себе множество нюансов. Но если знать их хотя бы мельком, то в нем будет легко разобраться.

Демьян

Громкое жужжание, небольшая дрожь в руках. Мои глаза ужасно болят, да и, скорее всего, покраснели. Почему-то это так напомнило день, когда мы с ним познакомились.

Словно вчера произошло, до сих пор в моей памяти всплывает, точно фильм, фрагменты наших с ним отношений. Была середина лета. В душных стенах офиса, невзирая на погоду и вышедший из строя кондиционер, кипела жизнь. От работы не спасет даже смерть, так кажется говорят?

В то время я только что закончил универ. Всего двадцать четыре было. Совсем зеленый пришел работать помощником юриста в небольшую фирму, занимающуюся фармацевтикой. Быть подай-принеси у какого-то заплывшего целлюлитом пятидесятилетнего дядечки-омеги никогда не было моей голубой мечтой. Будучи тем еще ботаником с юных лет, я много читал, много смотрел и грезил, как закончу фешенебельный университет и стану защищать права всех слабых и униженных. Но, увы, жизнь вставила свои коррективы.

Первым из которых было финансовое состояние моей семьи.

Мы жили отнюдь не богато, да и большая часть моего детства выпала на суровые годы после развала некогда великой нашей родины. Заводы и предприятия массово закрывались, но мой отец-альфа был из тех счастливчиков, которые работали за «спасибо».

Мама-омега тогда осталась у дел. Чтобы не умереть с голода, она почти все время проводила у дедушек на огороде. Половину урожая пыталась продать, другую нам оставляла. Сама чуть ли не гнала отца рыбачить. А осенью мы с ней ходили по грибы.

Тогда для меня все это казалось такой забавой. Бродить с родителями по лесу, на выходных бегать за частные дома к реке на рыбалку. Игрушки, коих у меня было не так много, были дороже всего сердцу. Одежда, что мне отдавали мамины подруги и друзья, казалась самой красивой и удобной. Да и не смеялся над этим никто – в нашем городке так жили почти все.

Несмотря на разнообразие каналов и программ, появившихся на ТВ, я все-таки предпочитал им старые фильмы. Хотя иногда очень любил всякие научные передачи, а затем и постановочные суды.

К пятнадцати годам, когда большая часть моего класса, овеянные новыми течениями, поделились на новомодные субкультуры, я остался заучкой с посаженным зрением, которое спасали уродливые роговые очки. И несмотря на то, что у отца появилась новая работа, а мама стала подрабатывать, мы все еще старались экономить. На черный день, так сказать.

Ну и я сам, в общем-то, не стремился к модным шмоткам. Зачем? Красоваться перед одноклассниками, которые меня-то и не видят в упор. Или перед продавцом, дядей Витей, из магазина через дорогу? Больше-то я и не ходил никуда. Ни с кем. Во дворе детей моего возраста не было, а в школе… Очень трудно найти кого-то с похожими увлечениями. А подстраиваться под кого-либо я никогда не умел. Учиться не собирался.

Возможно, поэтому я и не залетел к выпускному, как довольно существенная часть омег-парней, ну и девушек других типов, из нашей школы. Ну, собственно, и в универе было почти также. Вместе со мной омег, парней, девушек, пришло не мало. Еще бы, специальность-то популярная. А вот доучились из нас единицы.

Но я отвлекся. Вернемся к тому летнему деньку в самом центре усталого офисного здания задрипанной, доживающей последние деньки, конторке.

Туда я по рекомендации одного из преподавателей пришел. И мне еще повезло. Живем же в провинции, тут найти работу по специальности – большая удача.

Я стоял в маленьком помещении. Одно единственное большое окно было раскрыто на распашку, а ветерка так и не было. Яркий свет, падая лучами на пол и подоконник, буквально раскалял их. Ни ступить, ни прикоснуться.

Я был у огромного старого копировального аппарата, который собой занимал почти треть комнатушки. Пожилая машина пыхтела, тужилась, рокотала. Хрипела, будто туберкулезник. Но, не сдаваясь, печатала мне документ, что запросил Геннадий Павлович, мой непосредственный начальник и толстый бездельник омега-юрист по совместительству.

От бессонной ночи глаза ужасно горели. Были красные, точно я —героиновый наркоман. А голова жутко раскалывалась. Да еще этот строгий костюм, в котором сейчас еще жарче.

Отпрянув от устройства я прислонился спиной к прохладной стене и закрыл глаза. Расслабился. Тогда в это помещение вошел он – первый красавец нашей фирмы – Егор Арафеев. Я сразу почуял его пряный аромат.

Все женщины, омеги и даже некоторые беты-мужчины, пускали по нему слюну. Что же до меня, я знал, что скучному пареньку никогда не стать его пассией. Ни тогда, ни сейчас я особо не блистал красотой. Высокий, словно каланча (почти с среднестатистического альфу), худой, как шланг. Стрижка всегда короткая, аккуратно уложенная (можно сказать, прилизанный весь). Волосы каштановые, а глаза карие. Единственное, что я всегда считал своим достоинство это их форма – миндалевидная. Досталась мне благодаря генам деда-корейца, что приехал увидеть таинственный Союз и, влюбившись в русскую девушку-бету, остался навсегда. Но за очками глаз моих видно-то почти и не было. А в остальном меня от беты не отличить. Даже запах, и тот подвел, слабый и не сильно пленительный, как скошенный газон. Только в течку более-менее сносно чувствуется.