Макс Вэлл - Про это, про поэтов и планету. Стихи

Весна, стоящая у двери
незапертой,
всё не решается войти.
Но мы-то знаем, что иного быть пути
не может. Мы друг в друга верим.
Прильну к окну, и по нему
скользнут, едва стекла касаясь,
с карниза капли так, чтобы казалось,
что кто-то сверху вдруг пустил слезу.
И обернувшись, встав к окну спиной,
поймаю взгляд: любимый, нежный, твой.

Она решила всех свести с ума.
И, выложив немного фотографий,
красуется: любуется сама
и ждет на «стену» новых эпитафий
любви, не разделенной пополам,
как Ливия и Муаммар Каддафи.

И, вкупе с беспримерной красотой,
затмит любую множеством талантов.
Поверь мне, не пройдешь ты мимо той,
которая средь шпилек, кружев, бантов
умеет просто быть самой собой,
хоть в пригороде, хоть под бой курантов.

Не верь, дитя, словам поэта!
Его слова – всего лишь звук,
тебе послышавшийся где-то.
Поверь, поэт не лучший друг.

Ты молода, умна, красива,
на мир взираешь с высоты.
Ты для поэта некий символ
добра, любви и чистоты.

А он искатель вечных истин.
И вникнуть в жизнь его трудней,
чем в детектив Агаты Кристи.
Запутан ход ночей и дней.

Послушай стих его украдкой.
По нраву если – запиши.
Не отдавай лишь без остатка
ему младой своей души.

Временами
возникает чудесная связь между нами.
Мы меняем места и меняемся с кем-то местами.
Память переполняется, и не хватает объема.
Даже если в себе наши чувства внезапно убьем мы —
уверяю, что красок в душе нашей меньше не станет.
Перед сном ты, наверно, не раз уж считала до ста. Нет?

Я сорвался, решив, что, конечно же, стоит приехать.
А потом, поразмыслив, я понял: ничем, кроме радости, смеха
на подобный безумный поступок и я не ответил бы.
Но не суть. Несмотря на дожди, день приятен и светел был.

Черный кофе и черная ночь… Нет, добавь-ка мне сливки.
Я не против иметь драгоценных металлов слитки.
Если тучи убрать, мы увидим с тобою закат и рассвет алый…
На сегодня достаточно. Впрочем, и целого мира мало.

Не хмурьтесь, милая, и бросьте сигарету.
Я очень рад, что Вам понравились стихи,
но это, право, мука – жизнь прожить с поэтом.
Я не атлет. Я не заканчивал МАРХИ,

МГИМО иль ГИТИС, МГУ иль что похлеще.
И у меня нет ничего, чтоб привлекло
таких, как Вы, безумно интересных женщин.
И я привык смотреть на мир через стекло.

Да, Вы мне нравитесь, и в этом нет секрета.
Но стоит ли тревожиться по пустякам?
Простите, мадемуазель: а сколько лет Вам?
Я так и знал… Да, я невежлив. Да, я хам.

Эх, раз уж я пошел ва-банк, тогда продолжу.
У Вас, должно быть, есть какой-нибудь архив,
где информация о тех, кто подороже.
Еще не поздно мне замаливать грехи?

От Ваших взглядов у меня мороз по коже.
Я не знаток, но Вы, по-моему, пьяны.
Ну что же, милая, давайте подытожим:
я не хочу быть виноватым без вины.

Я не хочу играть в любовь забавы ради,
тем паче – тешить самолюбие свое
иль Ваше. Если б я родился в Ленинграде,
я б руки клал и на приклад, и на цевье.

Звонили Вам? Должно быть, это был Ваш витязь.
Он обязательно Вас сводит в ГУМ и ЦУМ.
Прошу Вас, милая, не плачьте, не сердитесь.
Не хмурьтесь, милая. Вам это не к лицу.

«Любовь»? На что она похожа?
Напоминает мармелад,
печенье, пряник или коржик.
Короче, я ей очень рад.

Но если много – слишком сладко,
а мало – хочется еще.
Бывало, скушаешь украдкой —
и тотчас же приносят счет.

Еще «любовь» ветрам подобна.
Зимой обычно холодна.
Но если в принципе удобно —
иссушит жертв своих до дна.

«Любовь» походит на скитальца:
планету может обогнуть,
изранив кулаки и пальцы,
не отыскав заветный путь.

А в целом (что уж мелочиться)
для каждого она своя.
Одним – нектар, другим – горчица.
Да-да. А прочим – чистый яд.

«Любовь» в кавычках – страсти, чувства.
Совсем не это ищем мы.
Любовь есть тайна, дар, искусство,
что лечит души и умы.

Когда муза ушла, я бросаю перо,
вымываю из чашки чаинки.
Ставлю тут же диагноз: весенний синдром.
И на паузу – музыку Глинки.

Когда муза ушла, я спокоен, как лев,
дружелюбен я и разговорчив.
И порядок царит на рабочем столе.
Никому настроенье не порчу.

Но бывает, что я раздражен или зол,
потому что она не приходит.
Подготовил перо, и начистил камзол,
и ее караулю при входе.

Если муза ушла, все вниманье мое
поглощают улыбки и лица.
И в зрачках у меня вновь зажжен огонек.
Без нее я могу веселиться.

По-есенински скоро листы зазвенят
тополей, и берез, и акаций.
Не бросай меня, муза. Не мучай меня.
Перестань надо мной издеваться.

Открыть окно, подслушать пенье птиц,
нежнейшие предутренние трели.
Услышать звуки шороха ресниц,
мелодию капели.

Объять весь этот необъятный мир,
галактику, вселенную. Предаться
раздумьям о значеньи черных дыр,
комет, галлюцинаций.

Оставить за пределом бытия
уныние, как косточку от вишни.
Втроем остаться: небо, ты и я.
Иное будет лишним.

Я помню, что я Вас видел
весной на одном концерте.
Вы мимо прошли, случайно
коснувшись меня плечом.
С тех пор, как Москва и Питер,
Марго и Джузеппе Верди,
теряем друг друга отчаянно,
нечаянно, горячо.

Возможно ль назад вернуться
и сделать все по-другому?
Скажу Вам предельно точно:
«Вернуться назад нельзя».
Так мог говорить Конфуций,
не зная дороги к дому,
уйдя без оглядки ночь, но…
Мой путь – не его стезя.

На Ваши сухие слезы
мне будто ответить нечем.
И время неумолимо
стирает следы огня.
И я задаюсь вопросом:
зачем же в тот странный вечер
случайно прошли Вы мимо,
коснувшись плечом меня?