Мередит Рич - Грешки

Увы, я должен идти.

– Подожди, – сказала Розмари, – мы подвезем тебя.

Джон коснулся ее руки:

– Пусть идет. Думаю, ему сейчас нужно побыть одному.

Элен, увидев, как Алекс попрощался с метрдотелем, схватила пальто, махнула всем рукой, выбежала из ресторана и догнала Алекса на Шестой авеню, когда он садился в такси.

– Алекс, прошу тебя, подожди! Не надо так расстраиваться!

– А как же еще?

– Ты понимаешь, о чем я. Может, пойдем куда-нибудь и поговорим?

– Я еду домой.

– Тогда и я с тобой.

Дома Алекс налил ей и Себе бренди.

– Я и так уже много выпила.

– А я выпью. – Он снял пиджак и включил телевизор.

Элен его выключила.

– Алекс, я хочу поговорить с тобой. Не понимаю, почему ты на меня разозлился!

– Я на тебя не разозлился. – Алекс нахмурился, и сам не вполне понимая, в чем дело. Скорее всего расспросы Элен заставили его осознать, что пьеса «Смерть героя» потерпела фиаско. В Древней Греции гонцов, приносивших плохие вести, казнили.

Элен расстегнула блузку.

– Приласкай меня.

– У меня нет настроения.

– Ну-у… – Она капризно надула губки, и расстегнула молнию на юбке. Красный шелк окутал ее ноги. – Встряхнись, Алекс! Поиграй со мной!

Он равнодушно взглянул на нее:

– Я же сказал тебе, что не в настроении.

– Настроение, настроение… – Она стянула с себя черные бикини и помахала ими перед носом Алекса. Он отстранил ее руку.

– Ох, тебя сегодня нелегко расшевелить. – Элен наклонилась и потерлась грудями о его щеки, потом уселась к нему на колени.

– Ну ладно, черт тебя побери! – Он грубо толкнул ее на коврик. – Хочешь, чтобы тебя оттрахали? Ты получишь это. – Алекс почувствовал, что ненавидит Элен, эгоистичную, похотливую сучку. Она глядела на него снизу вверх и самодовольно улыбалась. Боже, как ему хотелось стереть с ее лица эту самодовольную улыбку!

Ладно, надо оттрахать ее так, чтобы она визжала от боли.

Рывком расстегнув брюки, Алекс обрушился на нее.

– О Боже! – усмехнулась Элен. – Настроение у тебя явно изменилось.

Сам того не желая, он ударил ее по лицу – импульсивный жест, спровоцированный гневом и спиртным.

Голова ее дернулась, на щеке выступил красный след от пощечины.

– Господи, Алекс, что ты делаешь?

Ударив Элен еще раз, он грубо вошел в нее. Она застонала и, прогнув спину, приподняла таз.

– Значит, тебе это нравится, сучка? Это тебя возбуждает? – Он снова ударил Элен по лицу, и она выставила руки вперед. Охваченный яростью, Алекс отвел ее руки и, продолжая наносить удары, рывками входил в нее.

– Не надо, остановись! – плакала Элен, пытаясь уберечь лицо, но ее бедра двигались в такт его грубым рывкам. – Только не по лицу, Алекс! Прошу тебя! Ты испортишь мне лицо «Ах, ее беспокоит собеседование, – думал он. – Это проклятое собеседование в Голливуде! Ни о чем другом она не думает».

Что он делает? Что за дикие, темные инстинкты высвободила в нем Элен. Алекс опустил руки и, тяжело дыша, уставился на нее. Такого с ним еще никогда не бывало, он никогда в жизни не ударил женщину. Элен неистово извивалась под ним, прикрывая лицо. Ее неистовое возбуждение вызвало у него отвращение. Ненавидя себя и Элен, он поднялся. До предела напряженный пенис поблескивал от влаги.

– Убирайся, – сказал Алекс. – Забирай свою одежду и убирайся.

Когда Элен ушла, он встал под душ, пустив такую горячую воду, какую только мог вынести, и разрыдался, охваченный угрызениями совести и жалостью к себе Овладев наконец собой, он вышел из ванной, приготовил кофе, выпил его, окончательно протрезвел и вновь обрел способность рассуждать здраво.

Алекс не хотел соглашаться на вариант «Уэлтон ойл», но вместе с тем понимал, что на три тысячи ему долго не протянуть, во всяком случае, в Нью-Йорке. А вот в Греции… В Греции он почти ничего не тратил и здорово там поработал. Потом Алекс вспомнил об авиабилете в Даллас, заказанном для него матерью и оставленном в кассе аэропорта. Он возьмет его, полетит в Даллас, а оттуда дальше, в Мексику, где тоже дешевая жизнь. На побережье Юкатана сдаются внаем хижины за десять центов в день. Там его трех тысяч долларов хватит на целую вечность, и он сможет работать.

Сняв с полки в кладовке чемодан, Алекс начал укладывать вещи.

С пишущей машинкой в одной руке и чемоданом в другой Алекс пошел вдоль пляжа по направлению к хижинам, крытым пальмовыми листьями. От рыбака, чинившего лодку, он узнал, что хижины принадлежат хозяину продуктовой лавки из ближайшей деревни.

Едва появился хозяин, как Алекс снял за четыре доллара в неделю лучшую хижину, купил у него ящик пива, кое-какие продукты, овощи, керосиновую лампу и кастрюлю.

На пляж он вернулся в сопровождении ребятишек, наперебой предлагавших ему помочь нести вещи, обустроить жилье и собрать хворосту. Алекс почувствовал себя Дудочником из поэмы Браунинга. Ребятишки слонялись возле хижины целый день, а ближе к вечеру к ним присоединились взрослые. Все они источали дружелюбие, и Алекс улыбался им. Да, ему следовало приехать сюда еще несколько лет назад! Ведь это настоящий рай для писателя!

Только после наступления темноты Алекса оставили одного, и он зажег керосиновую лампу. Усевшись на перевернутый ящик возле другого, большего ящика, служившего ему письменным столом, он вставил в машинку чистый лист бумаги. У него давно зародилась мысль написать грустную комедию о двух людях, которые встречаются благодаря таинственному объявлению, появившемуся на последней странице нью-йоркского «Книжного обозрения».

Алекс напечатал название – «Роман под грифом „секретно“„, но немного подумав, забил слово „роман“ и оставил только „Под грифом «секретно“«. Удовлетворенно улыбнувшись, он напечатал: «Александр Сейдж“. Что ж, начало положено. Увернув фитиль лампы, он выпил пива и пошел прогуляться перед сном по пляжу, залитому лунным светом.

На следующее утро он встал рано и приготовил себе в кастрюле нечто напоминающее кофе. Искупавшись, он вернулся в хижину, позавтракал изюмом, уселся за машинку и начал составлять характеристики действующих лиц. Несколько минут спустя Алекс почувствовал, что кто-то стоит в дверях, и обернулся.

– Буэнос диас. – Рыбак, с которым он разговаривал накануне, широко улыбаясь, протягивал ему рыбу.

– Грасьас. – Алекс лихорадочно припоминал испанские слова и желал добавить: «Вам не следовало беспокоиться». Взяв рыбу, он положил ее в импровизированный холодильник. – Грасьас.

Рыбак опять улыбнулся.

«Что же это я, – подумал Алекс, – может, рыба вовсе не подарок? Может, он хотел продать ее мне?»

– Сколько?

– Нет-нет! – Рыбак помахал поднятым пальцем. – Подарок. – Он повернулся, собираясь уйти, но Алекс предложил ему изюму. Гость покачал головой.