Элиз Вюрм - Унгехоер. Книга 3

Тебе.

«На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: «не видали ли вы того, которого любит душа моя?». Но едва я отошла от них, как нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его» 1 1 Песнь песней Соломона

Две недели спустя

Риг

Риг лежал на кровати в доме своей матери – когда-то этот дом был и его домом, но не теперь. Он лежал, закутавшись в меховое одеяло из овчины, были видны только глаза и нос.

Хрёсвельг ходила по дому, хлопотала – шаги были громкими и тяжёлыми – у неё больные ноги.

Ригу показалось, что по дому ходит мужчина, а не женщина, такими были шаги матери.

Она похудела, – с их последней встречи, усохла? Как усыхают старики. Постарела – сама худая, а ноги грузные.

Он всё порывался помочь ей – помогать по дому, нарубить дров для камина, который горел почти беспрестанно, вымыть полы, приготовить обед, пока она сидит в своей церкви… Но ей его помощь была не нужна – она привыкла всё делать сама!

И это её неприятие его помощи, – его желания, помочь ей, внушали ему чувство ненужности.

Риг опять оказался ей не нужен…

Он ощутил, как болит его душа – он и Ари оказался не нужен!

Он ужасно страдал, – после того, как Ари исчез, он чувствовал себя опустошённым – словно выпотрошенным, сердце болело без конца.

У него опустились руки – он был раздавлен.

Мать ходила по дому, ходила, и ему казалось, что в большой коробке скребётся раненная птица.

– Две раненные птицы, – Подумал Риг. – Я как она – я тоже уничтожен!

Он подумал об Ари – он подумал, – За что ты так со мной? Почему ты так поступил – просто исчез, ни сказав, ни слова?!

Внутренний голос сказал ему, – Он же оставил тебе записку…

Записка была при нём – всегда, как несчастливый талисман – в бумажнике, в заднем кармане джинсов.

Риг знал её наизусть, эту чёртову записку! И каждый раз, когда он читал её, он видел несколько расплывшихся букв…

Риг подумал, – Ты что, плакал, когда писал мне эту записку?

Он подумал об этом уже, в который раз, и каждый раз, обескураженно и встревоженно.

Записка гласила: Дорогой, Риг! Я принял решение расстаться с тобой, прости меня! Прости меня за то, что я не объясняюсь с тобой лично – не могу! Если я начну объясняться с тобой лично, я не смогу уйти, а я должен уйти!

Я понял, что не люблю тебя – что я поторопился, начав жить с тобой, ещё раз – прости меня! Мне кажется, что ты любишь свою жену – что ты продолжаешь любить её, не признаёшься, но продолжаешь любить. Люби её, Риг, будь с ней, ты ей очень нужен!

Пожалуйста, не беспокойся за меня и не ищи встреч со мной – между нами всё кончено.

Риг вспомнил «– Может, тебе вернуться к ней? Если так больно… возвращайся!

– А ты?

– Я?

– Да, солнце моё – ты!

– Если ты будешь счастлив, то и я буду!

– Неужели сможешь?

– Я постараюсь!».

Что-то в нём не верило Ари – записке написанной им, не верило, и всё!

Он подумал, – Может, это просто надежда? Надежда, не дающая отчаяться…

Кровать, на которой лежал Риг, была ему коротка – он спал на ней подростком. Кровать была без изножья – ноги свешивались и мёрзли.

Он понял, что нужно что-то придумать – что-то подставить (табурет? пуфик?). Он, почему-то, здесь всё время мёрзнет!

Риг услышал гвалт тупиков – птиц, которых называют ещё и «арктический монашек», или «толстячок» (puffin). Тупики начинают поднимать «крик», когда усиливается ветер, ветер, который сдувает их со скал – недовольничают!

Ветер, и правда, усилился – начал задувать в окна.

Он понял, что если проведёт здесь ещё несколько дней, то сойдёт с ума! Нужно возвращаться в Нью-Йорк – домой!

Внутренний голос спросил его, – Ты готов сражаться за Ари, даже если тебе придётся сражаться с ним самим?

– Да, – Ответил этому голосу, Риг. – Готов! Иначе я не успокоюсь…

Он подумал, – Только сражаясь за… Своё, обретаешь спокойствие!

Ригу не было покоя, – все эти две недели, не было! Прошло две недели, а ему казалось: два месяца!

Он взял свой телефон, открыл приложение, нашёл рейс, купил билет, и… встал с постели. Раскутался – стало тепло.

Ари

Ари гостил у родителей, – не мог быть один, – думал, что не мог – с родителями ему стало ещё хуже! Семья… Вид чужого счастья… убивал.

Внутренний голос сказал ему, – Добро пожаловать в ад! Ты же знал, знал, что не можешь жить без Рига, и пошёл на поводу у Джанни…

– Да, – Подумал Ари. – Пошёл…

Алиша Киз пела по радио «Unthinkable (I'm Ready)»:

Момент искренности,

Кто-то должен сегодня взять пальму лидерства,

Кто это будет?

Я собираюсь сидеть здесь

И говорить тебе всё, что приходит на ум.

Если у тебя есть что сказать,

Тебе следует сказать это прямо сейчас.

Ты готов?

Ты даришь мне чувство,

Которого у меня прежде не было…

– Почему, пошёл? – Спросил его внутренний голос. – Смалодушничал? Подумал, что сможешь жить без своей любви…

– Подумал! – Уничтожено осознал Ари. – Боялся, что Риг вернётся к жене…

– Предпочёл убежать, – Понял его внутренний голос. – Опять испугался, что выберут не тебя!

Он плакал – беззвучно, слеза катилась за слезой.

Ари лежал, положив голову на колени мамы, и она гладила его, гладила, гладила.

У неё была тёплая нежная рука.

Они оба безучастно наблюдали за тем, как Поль и Верлен – брат и сестра Ари, близнецы, играли с отцом в догонялки.

– Иди к нему, – Сказала Се Ён, Ари. – Почему ты к нему не идёшь?!

– Я его предал, мама!

– Мой любимый сын, люди прощают друг другу и не такое, когда любят – из любви!

– Ты тоже прощала?

– И я.

– Почему?

– Во имя любви! Не я прощала – любовь прощала, – моя любовь прощала всё!

Ари перевернулся на спину, и посмотрел на маму.

– А если он меня не простит?

– Простит, малыш, – мужчина, который рискнул всем, чтобы быть с тобой, простит тебе всё!

– «Рискнул»? – Смутился Ари.

– Он не гей, – Задумчиво сказала Се Ён. – Конечно, он рискнул – он не знал, что из этого выйдет.

– И выйдет ли что-то. – Понял её, Ари.

– Да, любимый…

Се Ён не договорила.

– К тому же у него есть друзья, которые привыкли к его браку – к его женщине, к его семье – деловые партнёры, коллеги, фанаты… Конечно, он рисковал – его могли не понять!

– А ты бы поняла? Если бы ты была его другом, ты бы поняла?!

Странно Се Ён посмотрела на сына… Нежно – со снисхождением… к его юности.

– Я бы не хотела быть его другом, сын…

Она посмотрела вперёд, на Аристотеля и детей.