Амалия Март - Скажи мое имя

– Что?..

– Тшш, – останавливаю его, прикладывая палец к своим губам. – Смотрите.

Мы стоим недвижимые в полном молчании несколько минут, не сводя взгляда с сосны. Наконец, показывается пушистое чудо. Она ловко спускается по стволу и обнюхивает разложенные мной лакомства. Затем берет их двумя лапками, сгребая сразу всю небольшую кучку, и убегает наверх. Наверное, там ее дупло с припасами.

Я радостно колочу ладонью близко стоящего мужчину по плечу.

– Видели, видели? Какая красотка.

– Белка? – удивляется он.

– Ага, – я все еще завороженно вглядываюсь в кустистые ветви, мечтая разглядеть там мохнатую очаровашку. – Они обожают орехи. Вон там орешник, видите? – показываю я пальцем. – Она снизу все поснимала, а до верха ей не добраться. Прыгает она только на полтора метра от земли, а если прыгнет сверху, просто упадет мимо, ветки-то тоненькие, не ухватиться за них. А как почувствовала запах своих любимых орехов – сразу со ствола спустилась. Такая кла-а-ассная.

Тихий смешок рядом оторвал меня от созерцания красоты. Что?

– Значит, белки, да? Плюс успехи в спорте. Что еще спрятано в этой девчонке?

Он говорит это так, словно ему и впрямь интересно, и я даже не пытаюсь сдержать свой язык.

– Я много чем увлекаюсь. Например, кубик Рубика могу собрать. Не за минуту, конечно, но за парочку вполне справляюсь! – гордо декларирую я.

Улыбка Босса становится шире.

– Еще шахматы, шашки, домино! Я росла с отцом, так что… вынуждена была стать его спарринг-партнером. Ну, про "Звёздные войны", наверное, и рассказывать не стоит, все и так понятно.

Развожу руки в стороны.

– Почему же, очень интересно. И что со "Звездными войнами"?

– Ну, имя мое… ясно же, как день, где собака зарыта.

– Мне – нет.

– Лея… золотой купальник… Звёздные войны! – смотрю на него в упор. Что непонятного-то?

– Так, я тебя сейчас остановлю. Я не смотрел эти фильмы. И все, что ты сейчас говоришь – просто набор слов для меня.

Я не смотрю на него, я пялюсь! Как это не смотрел? Такие люди вообще существуют? Разве он не играл в детстве с метлой, изображая звук светового меча, не хрипел в кастрюлю, как Дарт Вейдер, не отстреливал повстанцев – друзей во дворе? Или это я одна такая?

– Ты смотришь так, словно я сказал, что родился с тремя ногами, – вырывает меня из дум Биг Босс.

– Да я бы меньше удивилась, честное слово! Как так вышло?

– Ну, я довольно занятой человек, а тема космоса не из любимых, так что…

Он снова насмешливо пожимает плечами, все еще опираясь о дерево позади. Я разворачиваюсь к нему корпусом и эмоционально говорю:

– Да это же классика! Это же целый культурный пласт! Миллионы людей выросли и сформировали свое понятие добра и зла на этих фильмах!

– Я вижу…

– Так, мои слова о Люке Вы даже не поняли? – наконец доходит до меня. А я была так горда своей умелой аллегорией!

– Ну, мне пришлось воспользоваться Гуглом после нашего разговора, должен признать.

Его взгляд с насмешливого переходит в разряд изучающего. Он вглядывается в мои глаза, выискивает в них что-то, и мне, вдруг, становится не по себе. Неожиданно, пространство между нами кажется слишком ничтожным, воздух слишком раскаленным, а разговор чересчур интимным. Хотя мы же о Звездных войнах, какое там интимное, да?

– Вам надо посмотреть эти фильмы, – заключаю я и делаю шаг назад.

– Составишь мне компанию?

– Я… нет, конечно, нет. Что за странное предложение?

– Ничего такого, просто просмотр фильма.

– Это как "просто кофе", да?

– Не хочешь?

– Не понимаю, что происходит! – взрываюсь я и начинаю размахивать руками. – То мы с Вами словно не знакомы, то "кофе". То мне "не светит", то фильмы посмотреть… У Вас, может, есть брат-близнец? Или раздвоение личности?

Босс смотрит на меня, как на дурочку.

– Что? Я отрабатываю версии! Потому что вконец запуталась. Может, это мужская версия ПМС? Я то попадаю на затишье, то на рецидив?

Александр Германович запрокидывает голову и громко смеётся. Запускает обе руки себе в волосы и взъерошивает их сзади. Затем хватает меня за руку и тянет к себе.

– В тебе сочетается диаметрально противоположное: непосредственность ребенка и дикая сексуальность.

Он произносит эти слова просто и легко, но в миллиметрах от моего лица, и я вся покрываюсь румянцем. Почему сердце провалилось в желудок и стучится в животе?

– И, кажется, пора проконсультироваться со специалистом, раз мне это нравится.

Его губ касается сексуальная ухмылка, и я чувствую жар, приливающий к низу живота. Что тут можно сказать?

– Похоже, недостаточно, раз мне не на что надеяться…

Я не упускаю шанса поддеть Босса. Хотя чувствую себя растаявшим на солнце мороженым от его близости и хриплого голоса.

– Я передумал.

Он снова впивается в мои губы. Почему-то это становится для меня неожиданностью. Я отскакивают от него, как ошпаренная, и тут же спотыкаюсь о кочку позади. Больно приземляюсь копчиком на землю, и твердая шишка врезается мне в ягодицу, отчего я тихо шиплю.

Александр Германович присаживается напротив меня на корточки и заглядывает в глаза. Затем его взгляд опускается ниже и останавливается на моих красных коленках. Почему-то их вид вызывает у него очередную ухмылку.

– Где ты успела? – обводит покрасневшую кожу пальцем.

– На волейболе.

– Ах да, ты отлично брала пасы. Раньше занималась?

– Вы видели? – приглушенно спрашиваю я, потому что была уверена, он не провел рядом с полем и минуты.

– Завтра здесь будут синяки, – игнорирует он мой вопрос, как и я его.

Я выдыхаю – медленно и рвано. Его кожа жжется сильнее, чем ушибы.

– Это еще что, какой синяк будет здесь, – преувеличено-радостно произношу я, приподнимая шорты на бедре. – Так проехалась по песку…

Взгляд Босса скользит по ноге, а вслед за ним и его пальцы. Касаются мягко, едва-едва, но все равно обжигают. Он останавливается недалеко от ссадины и проводит подушечкой пальца вокруг нее тоже.

– Ты сплошное несчастье, Лея, – выдыхает он и поднимает взгляд.

Голубые глаза смотрят в самую душу, тянутся к сердцу, проходятся разрядом в двести двадцать по венам. "Ты же обещала себе, Лея, обещала" – проносится в голове, а мои руки уже блуждают в каштановой шевелюре. "Тебе не стоит на что-то надеяться" – материализуется на поверхности губ.

Но я всё равно прыгаю в этот омут с головой. Прикасаюсь к мягкому рту, прижимаюсь к мужскому телу, издаю стон прямо ему в губы.

Я снова проиграла самой себе.

Никогда такого не творила. И вот опять. Отключить голову и только чувствовать: руки, губы, жар.

Шишки.

Если бы не они, я, наверное, уже уплыла бы в мир своих грез и помахала белым флагом разуму окончательно. Но колючие бугорки, впивающиеся в мягкие ткани, напоминают: я сижу на жесткой земле и позволяю мужчине творить со мной сумасшедшие вещи.