Anne Dar - Полтора года жизни

– Значит, вы были в Амстердаме, тусили с проститутками и травести, но не пробовали травку?!

– Сэм пробовала, а я нет, – сидя на ступеньках у выхода вместе с Дэвидом и смотря на звездное небо, криво ухмыльнулась я.

– Почему?

– Ну, знаешь… Обычно у людей, которые потеряли… Что-то… У них срывает крышу и они начинают пробовать запретные плоды, а потом пристращаются к ним… Я же пытаюсь быть “не такой как все”, – снова криво ухмыльнулась я. – Типа особенная… Та, которая не пробует травку с горя. Поэтому я пробовала лишь то, что прежде иногда делала и до того как… В общем – я несколько раз напилась в хлам.

– По-твоему, напиться в хлам – лучше, чем курнуть травку?

– Нет. Просто я не хочу пробовать что-то новое только потому, что мне хреново.

– Тебе конкретно в эту секунду хреново?

– Мне всегда хреново… Но если говорить в целом – ты меня угостил пирогом и заряжаешь мой мобильный, что значит, что уже завтра, спустя месяц, я смогу поговорить с родителями.

– Значит тебе относительно хреново, а не в корень, – резко поднявшись, констатировал Дэвид, после чего скрылся в глубине дома и вернулся уже спустя пару мгновений.

– Это что? – поинтересовалась я, глядя на протянутую мне самокрутку.

– Это самая легкая травка в мире, от которой у тебя не будет привыкания. Я бы тоже закурил, только у меня всего одна – осталась от предыдущего попутчика. Давай, попробуй здесь и сейчас эту гадость, пока тебе не очень хреново, чтобы больше нигде и никогда этого не повторять.

– Да, ты прав, – уверенно кивнула головой я, вытянув из мощных пальцев Дэвида самокрутку. – Спасибо.

Я курила её слишком быстро, инстинктивно боясь того, что из-за угла машины внезапно выбежит отец, чтобы здесь и сейчас всыпать мне ремня за подобную своевольность.

– Красивая сегодня луна, – вдохнув ночной воздух, спустя несколько минут протяжно произнес Дэвид.

– Да, сегодня она потрясающая, – как-то слишком вяло ответила я, после чего поняла, что эта травка не такая уж и легкая, раз изменения в моем акценте были заметны даже для меня. Я точно уже была под кайфом.

– По-видимому, на тебя подействовало, – хмыкнул Дэвид. – Наверное, это всё-таки не самая легкая трава. Тем более ты куришь практически на голодный желудок.

– Краси-и-ивая-а-а лу-у-уна-а-а, – протянула я. – А ты знаешь, что часть её – моя?

– Это как?

– Если говорить точнее – два акра лунной земли мои. Представляешь? Вот такой вот мне подарок сделал… – я осеклась.

– Кто?

– Кто? – непонимающе переспросила я. – А, в смысле кто подарил мне кусок луны? Сейчас я тебе покажу.

Я потянулась за заряжающимся телефоном, лежащем на полу рядом со ступенькой, на которой я сидела, после чего беспощадно выдернула из него зарядное устройство. Быстро шевеля пальцами, я зашла в папку с фотографиями и нашла фото Олдриджа. Эту единственную имеющуюся у меня его фотографию, я сделала в Оттаве, в Шато-Лорье, когда отправляла Тэмми фотоотчет о нашей поездке. Тогда мы еще не знали, что у Мартина нет больше шансов. Фото, сделанное за несколько часов до того, как нам ржавым ножом боли вспороли сердца.

– Крутой, – одобрил Дэвид, глядя на изображение Роланда.

– Да? – поинтересовалась я, приблизив лицо Олдриджа специально для себя, чтобы рассмотреть знакомые черты, но буквально встретившись с изображением Роланда Олдриджа взглядом, резко выключила телефон, от острого клочка боли, внезапно вспоровшего мою грудную клетку.

– Это твой парень? Знакомое лицо…

– Нет, это мой начальник, – тяжело выдохнула я, сделав очередную затяжку. – Бывший…

– Он случайно не основатель ИТ-компании “Freedom”?

– Именно.

– Знаменитая личность в Англии… Миллионер, – констатировал Дэвид. – Значит, просто начальник и ничего большего?

– Сложно в это поверить, на фоне того, что он подарил мне айфон и кусок луны, правда? Но, поверь мне – он просто начальник и между нами даже искры нет. Вернее, не было…

– Значит, тебе хреново не из-за этого человека?

– Отчасти, – выдохнула клубок пьянящего дыма я. – От части его и части меня. От потери этой части. Видишь это? – помотала я перед глазами Дэвида брелком, с кристаллами Swarovski, украшающим мой телефон.

– Дорогая вещичка.

– Намного дороже, чем ты можешь себе представить… По крайней для меня… Обычно ведь от травки хотят смеяться, да? Так почему же мне так хочется плакать?

– Потому, что внутри тебя пусто, – твердо ответил Дэвид, заставив меня нахмурить брови.

– Эту безделушку… Её подарил мне… Мне подарил этот брелок… Один мальчик. Брат моего начальника. Я была его… Няней. Знаешь, он был ужасным подопечным, – попыталась ухмыльнуться я, но вдруг поняла, что к моим глазам подступают слёзы. – Он издевался надо мной: забрасывал лего в камин, разливал чистящие средства в ванной, подкладывал кнопки на стул и смеялся, когда мне было больно… Должно быть он сейчас сильно смеется… Потому что из-за… – я хотела сказать “него”, но осеклась, так как знала, что он здесь не при чем. – Из-за этой долбанной… Мне хреновее некуда, в общем. У него диагностировали эту проклятую аневризму… – я вдруг замолчала, продолжив лишь спустя несколько секунд. – Знаешь, я рассматривала все варианты, кроме того, что это может произойти во сне. Потому что это слишком гуманно, по отношению… Ко всем… В конце концов его аневризма – это закон подлости, а закон подлости никогда не упустит шанса поиздеваться над своей жертвой… Я была права, но лучше бы я ошибалась. Это произошло не во сне… Он… У меня на руках, – я уже во всю хлюпала, растирая слёзы по шершавым щекам и вдыхая горький дым самокрутки, с болью осознавая, что не могу вслух произнести имя своего подопечного. – Он до последнего не знал о приближающемся конце, а мы знали. Это я настояла на том, что мы должны отвезти его в Диснейленд, а в день выезда он… Его не стало, – я слишком глубоко всхлипнула, после чего затянулась в последний раз и выбросила остаток косяка на песок. – Знаешь, а ведь я раньше не умела плавать лишь из-за того, что в детстве чуть не утонула в пруду с утками. Это он научил плавать меня в мои двадцать два… А я со своим Диснейлендом… – я снова замолчала и снова спустя несколько секунд продолжила. – Он научил меня плавать, а я научила его мечтать без шанса на исполнение мечты – неравноценный обмен, не находишь?

– Это произошло недавно, да? – тяжело выдохнул Дэвид.

– Четыре с половиной месяца назад… Я… Мне кажется, будто я пересекла невидимую черту невозврата к себе и уже никогда не смогу вернуться… Самое хреновое – это однажды потерять самую сильную надежду в своей жизни. После подобной утраты ты словно забываешь значение слова “надежда” и превращаешься в застывший кусок пустоты. Говорят, что только не надеющийся ни на что человек, никогда не разочаровывается. Вот только никто не уточняет, что не умеющий разочаровываться, также не умеет искренне удивляться – ведь он вообще ничего не ждет, а когда что-то получает, ему наплевать, ведь он не хотел ничего получать. Я больше ничего не жду…