Anne Dar - Полтора года жизни

На следующую ночь после дня рождения, Сэм впервые осталась ночевать со мной. Конечно я испугалась того, что она могла серьезно поссориться с Дэвидом, но причина была глубже.

– То есть ты осталась ночевать со мной лишь из-за того, что у тебя критические дни? Не вижу связи.

– Что ты, что Дэвид, честное слово… Я не скрываю того, что между нами возник мимолетный роман и мы друг с другом только ради секса. Поэтому я не вижу смысла ночевать у него без надобности. Ну ты понимаешь…

– Серьезно?

– Да.

– Ты это Дэвиду говорила?

– Да.

– И что он?

– Говорит: “Конечно-конечно”, – после чего улыбается или хмурится и разводит руками. Я даже не уверена в том, что он меня понимает.

– Зато я уверена в том, что ты не понимаешь его. И после этого вы еще меня дурой называете.

– Когда это я называла тебя дурой, и кто это “мы”?

– Ты и Эмилия, на девичнике Тэмми.

– Это когда я говорила, что Олдридж хочет тебя сожрать от страсти…

– Забей, – фыркнула я, резко отстранившись от рыжеволосой и она сразу же замолчала.

Каждые новые сутки становились всё более холодными, а седьмого октября даже пошел холодный дождь. Дэвид настаивал на том, чтобы мы перебрались жить к нему, убеждая нас, что в его машине хватит места на четверых мужиков, не то что одному громиле, одной рыжей щепке и половинке подростка, но Саманта не собиралась так легко сдаваться в его цепкие руки. Она ясно дала понять парню, что предпочитает мерзнуть в трясущейся от ветра палатке, кутаться в те немногие теплые вещи, которыми мы обладали (всего пара толстовок на двоих и тройка носков) и греться у костра вместо обогревателя, нежели принимать хоть какую-то помощь от него. Исключением стал плед, который Дэвид злостно швырнул в нашу палатку, когда мы укладывались спать, не дав ни единого шанса на сопротивление со стороны Сэм, за что я была ему искренне благодарна. В конце концов от упрямства рыжей страдала и я. Больше всего на свете в сложившейся ситуации я боялась заболеть, так как денег на банальную аспиринку у нас не было. Вывод: простуда подобна гибели. Поэтому когда на пятый день промозглой погоды я начала чихать, от страха моё сердце упало в пятку и впечаталось в песок. Я сразу же начала нервно просматривать наши закрома: пару евро, горстка датских крон, несколько банок тушенки, бутыль пресной воды и сушки. Британская земля вдруг замаячила у меня перед глазами, и в груди сжался комок паники. “Нет-нет-нет… Только не туда… Только не обратно!” – Проносилось у меня в голове всякий раз, когда Сэм заговаривала о том, что через пару дней нам придется сворачивать свой лагерь. А делала она это с каждым днём всё чаще.

На шестую ночь после беспросветной серости со дня рождения Саманты, мы проснулись от громких хлопков. От страха, я вся съежилась – казалось, будто где-то над нашими головами выпаливает настоящая пушка. Этой пушкой оказался Дэвид. Он хлопал в ладоши над нашей палаткой и что-то кричал. Из-за страшного шума, по-видимому, принадлежащего внезапно разгулявшейся непогоде, я на несколько секунд потерялась в пространстве.

– Дэвид? – протянула Сэм, всматриваясь в мой мобильный. – Пять утра, что ты…

– Сэм, – испуганно окликнула рыжеволосую я, почувствовав под собой ледяную сырость. Мы спали в воде!

– Вам жить надоело? – сквозь дикий порыв ветра и рычание разбивающихся волн, прокричал Дэвид, после чего Саманта резко открыла палатку и выскочила из нее, потянув за собой и меня. Кромешную тьму разрезал только свет фар заведенной машины Дэвида. С неба лились потоки воды, а волны разбушевавшегося моря были настолько высоки, что добегали на пять шагов дальше нашей палатки. Как нас до сих пор не затянуло в море – было не понятно. Мы инстинктивно стали собирать вещи, которые промокли до последней нитки. Внезапно Дэвид вдруг схватил палатку и, не разбирая, потащил её в сторону своего дома. Наскоро засунув всё и в без того заполненное, багажное отделение, мы с Сэм нырнули внутрь машины, пока Дэвид всё еще возился с палаткой. Только сейчас, оказавшись в жгучем тепле, я вдруг поняла, что промерзла не то что до костей, а насквозь. У меня, в буквальном смысле, зуб на зуб не попадал. В ожидании Дэвида мы встали у самого входа на кухне, не решаясь пройти внутрь. Примерно спустя пять минут Дэвид резким движением открыл дверь и вошел внутрь мокрый, словно его только что окатили из ведра.

– Вы еще не переоделись?!

– А должны были?! – с вызовом начала Сэм.

– Должны, – мгновенно оборвал её Дэвид, после чего стянул с себя куртку, заставив и нас снять свои промокшие толстовки. После он отправился в сторону спальни, и я видела, как он вытаскивал какие-то вещи из подкроватного шкафа. Через пару секунд Дэвид выдал нам по огромному махровому полотенцу с мочалками и приказал по очереди идти в душ. Меня долго уговаривать не пришлось – я буквально влетела в душевую комнату первой. Раздевшись, я приоткрыла дверь и бросила комок мокрой одежды в коридор на пол, рядом с чистой футболкой, которую любезно предоставил мне Дэвид.

Душ я принимала не дольше десяти минут, но это были самые чудесные десять минут за прошедшие месяцы (за исключением ужинов в исполнении Дэвида). Я вымыла волосы каким-то мятным мужским шампунем, тщательно проскребла себя мочалкой и трижды обдалась горячей водой. Я могла бы простоять под душем еще час, если бы не переживала за количество горячей воды, которой должно было хватить на троих.

Когда я вышла, Дэвид копался в холодильнике, Сэм же с надутыми щеками прошагала в сторону душевой, параллельно подобрав мои вещи, чтобы забросить их в стиральную машинку. Я еще раз поправила на себе огромную футболку Дэвида (она почти доставала мне до колен!), которая смотрелась на мне, как громадный балахон.

– Горячее молоко? – поинтересовался Дэвид, не смотря на меня.

– Было бы не плохо.

– Твою ж мать! – выдохнул мужчина, переведя на меня взгляд. – Ты как из фильма “Звонок”, честное слово! И чего же ты такая худющая? Еще минус несколько грамм и ты в стадии анорексии. Говорят, что перед сном есть нельзя, но я тебя определенно накормлю. Уж лучше спать с полным желудком, нежели поутру отбивать его от спины или вовсе проснуться прозрачной. Встань-ка на весы, – попросил мужчина, после чего вытянул из-под кухонного гарнитура напольные весы. – Какой у тебя рост?

– Метр семьдесят один.

– Сорок восемь килограмм?!

– И сто грамм…

– Ты издеваешься?!

В начале апреля я весила шестьдесят семь, выходит, что за полгода я сбросила целых девятнадцать кило.

– И это всё? – глядя на то, как я отодвигаю от себя оставшиеся полкружки молока и кусок пирога, удивленно поинтересовался Дэвид.

– У меня ведь не зверский аппетит.